Эту индивидуальную судьбу в жизни и в драме создают дополнительные специфические мотивировки в поступках героев.

Наша драматургия в большинстве случаев знает только принцип закономерных причинных мотивировок. Действительно, человек в жизни развивается и движется в силу определенных социально-экономических законов и норм классовой борьбы. Драматург и обнажает в своих произведениях эти законы и эти нормы, выносит их на поверхность, применяя к любому поступку персонажа. В каждом отдельном случае движения его персонажей непосредственно, прямым путем связываются с ними, опираются на них. На поступки действующих лиц наложена резкая сетка аналитических расчетов и выкладок.

Герой умирает в пьесе только от руки классового врага. Муж ссорится с женой только из-за различий в политических взглядах. Инженер-строитель совершает мелкие бытовые ошибки и пьет коньяк только потому, что он сознательно исповедует оппортунистические убеждения.

Эта обнаженная причинная закономерность в поступках персонажей последовательно проведена в «Суде» Киршона. Здесь все отношения действующих лиц в самых мельчайших деталях обосновываются закономерными причинами.

Автор берет своих героев в их интимном семейном быту. Он выводит две семьи, в которых идет процесс расслоения и размежевания в условиях обостренной классовой борьбы.

Действие большей частью происходит в семейной обстановке, за обеденным столом, за домашней работой. Но, несмотря на это, персонажи пьесы не обмениваются между собой ни одним простым словом. Они объясняются друг с другом политическими платформами, и каждый конфликт, возникающий между ними, вплоть до мелких бытовых стычек, отчетливо мотивируется несходством этих платформ.

Даже пение мещанского романса получает строго закономерное политическое обоснование.

«Суд» не является единичным исключением. Большинство пьес строится на обнаженных закономерных мотивировках. Этот принцип чрезвычайно прочно укрепился в нашей драматургии и среди критиков, хотя бы и ратующих против схемы.

В свое время некоторые критики ставили в вину Всеволоду Иванову то обстоятельство, что герой его «Бронепоезда» крестьянин Вершинин идет в красные партизаны потому, что интервенты сожгли его дом и убили детей. С догматической пунктуальностью один из критиков усматривал в этом, одном из многих возможных поводов, признак собственнической, кулацкой природы Вершинина. Закономерность мотивировок, лежащая в основе жизненных явлений, возводится в мертвую догму и распространяется на все мельчайшие индивидуальные проявления человеческой психики.

Если следовать этому правилу, то стопроцентный пролетарий или крестьянин-бедняк должен идти в революцию, только прочитав внимательно «Капитал» и усвоив историю классовой борьбы.

Но в жизни не всегда бывает так. Огромное число людей, защищавших с оружием в руках Советскую страну, познакомилось с теорией марксизма много позже, в мирные годы, сидя за школьным столом.

Огромное количество людей, уходивших в партизанские отряды и в ряды Красной Армии по тысяче разнообразных внешних поводов, зачастую самых случайных и сугубо личных по виду, осознавало закономерность своего поведения много спустя после того, как это поведение стало для них жизненной практической нормой.

Повод нужно различать от причины. Поводом для того или иного поступка может быть самый незначительный факт или событие, вроде сараевского выстрела. Повод всегда кажется случайным в внезапным. Он остается в памяти как яркое событие. Он — драматичен, образно-конкретен и каждый раз имеет свою индивидуальную окраску.

Основная органическая причина, управляющая поступками людей, определяющая закономерность событий, не уничтожает повода, не сводит его на нет. Она не исключает случайностей, но объясняет их. Без поводов нет событий и сама причина остается в скрытом, латентном (неподвижном) состоянии.

Между тем наша драматургия, как правило, знает только причины, лежащие в основе явлений, и игнорирует поводы, отрицает случайные мотивировки событий, те образные мелкие детали, которые и придают жизненную конкретность и драматичность поступкам действующих лиц: закономерность самих случайностей устанавливается более сложным путем.

У Драйзера судьба Дженни («Дженни Гергардт») меняется коренным образом от непредвиденного обстоятельства: сенатор, который хотел жениться на ней, уезжает на несколько дней в другой город и умирает там от тифа.

В пьесе Горького перелом в настроении и во взглядах Булычова вызывается открывшимся у него раком печени. Болезнь эта может возникнуть у самых различных людей и вызвать различную реакцию.

В пьесе одного драматурга (не называю его имени, так как пьеса, по-видимому, представляется на конкурс) дружеские отношения нескольких людей, связанных общей работой и общими политическими устремлениями, портятся на время из-за того, что героиня драмы неверно поняла случайную деловую заметку в записной книжке своего мужа[70].

Все это — случайности, как будто несущественные поводы, которые должны вызвать недоумение и протест со стороны ревнителей обнажения закономерностей в судьбах людей.

По существующим неписаным правилам сенатор в романе Драйзера, вместо того чтобы случайно умереть, должен закономерно выгнать Дженни на улицу, Егора Булычова должно было постигнуть разорение в результате волчьей капиталистической конкуренции, а отнюдь не рак печени, и героиня в пьесе, неназванного автора должна была поссориться с мужем по прямым политическим разногласиям.

Конечно, это сделать легко и просто. Все будет на месте, все будет объяснено. Но мастерство драматурга, мастерство художника Заключается в том, чтобы, именно пользуясь сетью конкретных жизненных случайностей, мелких, по внешности поводов, индивидуально-частных событий и происшествий, показать глубокую внутреннюю закономерность в движении образа, не вынося ее на поверхность, не обнажая ее.

Большинство наших драматургов заставило бы Гамлета убить Полония не по недоразумению, а в силу глубоко продуманного и подготовленного решения. И, уж конечно, они не допустили бы такой незакономерной путаницы с отравленными рапирами, какую ввел Шекспир в самый финал своей трагедии. Умертвить одного из героев (Лаэрта) по простой случайности, возникшей к тому же перед самым падением занавеса!

Случайные мотивировки служат в руках художника для того, чтобы ввести в его замысел движение и разнообразие самой жизни. Они являются для него тем драматическим образным поводом, который косвенными, сложными путями раскрывает социальную природу данного персонажа в его индивидуальном своеобразии. Потому что жизнь знает бесконечное количество вариаций одних и тех же социальных отношений и конфликтов.

И задача каждого художника заключается в нахождении хотя бы одной такой вариации. Иначе художественное произведение остается мертвым.

Вокзальный звонок, свисток кондуктора, гудок паровоза — и экспресс, курсирующий между Маньчжурией и Ригой, отправляется в путь через широкие пространства Советского Союза. Мимо бегут города, села, сверкающие огнями промышленные гиганты, мелькают телеграфные столбы, проплывают реки и озера. А за окнами нескольких вагонов мчащегося экспресса идет своеобразная жизнь путешественников, случайных спутников, объединенных плацкартой, выданной станционным кассиром.

Американский промышленник, совершающий с молодой женой свадебное путешествие. Германский архитектор, едущий из Японии на работу в Советский Союз. Парижская портниха, возвращающаяся в Европу из деловой поездки по Азии. Глава немецкой фирмы, едущий в Берлин.

И рядом, отделенные тонкой стенкой вагонного купе, — советские хозяйственники, командированные в Москву, начальник пограничного поста, направляющийся на отдых в Сочи, молодая женщина — инженер, комсомольцы, едущие в Москву на учебу, и, наконец, растратчик, отбывший срок наказания.