Эта женщина заводит меня, как никто другой. Прошло несколько месяцев с тех пор, как я наслаждался сексом, и я никогда не чувствовал, что могу погрузиться в одну женщину и остаться навсегда. В моей крови кипит радость, покалывание у основания моего члена устремляется к головке, особенно когда Элла цепляется за меня и прижимается ко мне так крепко, что я едва могу двигаться.

О, черт. Здесь нет возможности сбежать от этого ускоряющегося удовольствия.

Пока я играю с ее клитором круговыми движениями, используя последние силы моего здравого смысла, все ее тело изгибается и дрожит. Крик вырывается из ее пухлых губ. Ее киска сжимается, Элла кончает, безжалостно стискивая меня внутри.

Вот и все. Я не могу ждать. Удовольствие струится по венам, когда я берусь за дальнюю сторону островка над ее головой и грубо врываюсь в нее, пока не кончаю вместе с ней, освобождая себя от недель скорби, стресса и неуверенности. Я изливаюсь в Эллу, оставляя часть себя внутри нее. Когда мои удары замедляются, покой вселяется в меня, и мое сердцебиение, кажется, синхронизируется с ее.

Наше дыхание замедляется, а глаза встречаются. Что-то сжимает мою грудь.

– Что только что произошло? – Элла задает именно тот вопрос, о котором я подумал.

Лучший секс в моей жизни? Я проглатываю такой простой ответ. Ничто из этого уже не кажется простым.

– Понятия не имею, – бормочу я.

Предупреждающий голос в моей голове говорит, что я должен уйти – в прямом и переносном смысле – и сохранить наши отношения такими, на которые мы договорились на бумаге, прежде чем Элла ступит на самолет. Но она обхватывает руками мою шею и накрывает своим податливым ртом мой для затяжного поцелуя. Я очень боюсь, что этот вариант уже невозможен.

– И я нет. Но я думаю, что мы должны сделать это снова, – она хитро улыбается мне. – Ты знаешь, просто чтобы изучить.

Грандиозный оргазм, который у меня был три минуты назад, – стал просто воспоминанием, когда я снова почувствовал, как мой член зашевелился. Как это вообще возможно?

– Сначала еда? – спрашиваю я.

Может быть, разогревание еды и ужин дадут мне время понять, почему эта женщина, кажется, оказывает на меня влияние размером в метеорит.

Она извивается подо мной.

– Я голосую за потом. Ты готов ко второму раунду?

Ее голос – это вызов, на который я не могу не ответить.

– О, да.

Элла одаривает меня озорной усмешкой, когда еще крепче обвивает меня ногами.

– Тогда я хочу, чтобы ты отвел меня в постель и не давал спать до утра.

Умно или нет, но мы влипли.

– Хорошо, – рычу я, вырываясь из штанов. Затем я поднимаю ее с островка и иду по всей квартире, пиная дверь спальни, захлопнувшуюся за мной. – Но когда наступит завтра, когда ты будешь голодная, измученная и с натертой киской, я хочу, чтобы ты помнила, что я дал тебе то, что ты так просила.

Элла

– Серьезно? – спрашиваю я перед тем, как Карсон кладет еще один теплый кусок нежного филе в мой рот. Я не должна была наслаждаться этим... Но я наслаждаюсь. Сочное. Вкусное. То, как он заботится обо мне...

– Я сказал, что собираюсь тебя накормить, – его голос дразнит меня и в то же время упрекает. – Расслабься и позволь мне сделать это.

Со вздохом капитуляции я откидываюсь на груду подушек в изголовье мятой кровати. После нескольких часов удивительного до покалывания в позвоночнике, прямо-таки спортивного секса, у меня нет сил, чтобы сделать что-либо, кроме как открывать рот и позволить Карсону делать то, что он хочет. Когда я задремала на несколько минут, он исчез, только чтобы вернуться с подносом дымящейся еды. Я понятия не имею, как он разогрел все от стейк–хауса до совершенства, но оргазмическое блаженство, которое он посылал, наполняя мое тело ранее, теперь добралось до моего удовлетворенного языка.

– Я предполагала, что ты имел в виду, что собираешься взять меня с собой на ужин, а не кормить меня с рук каждым кусочком.

Он качает головой.

– Ты знаешь старую поговорку о предположениях?

Я хорошо ее знаю. Я не повторю ту же ошибку, делая поспешные выводы, находясь рядом с Карсоном Фростом.

– Туше. Тебе действительно не нужно самому подносить каждый кусочек мне в рот.

– Но, таким образом, я знаю, что ты на самом деле ешь, – он опускает вилку в картофель на гриле и снова поднимает его с дымящейся сырной корочкой. – И я наслаждаюсь этим.

Мой разум говорит мне потребовать, чтобы он прекратил немедленно... Но мои вкусовые рецепторы устраивают вечеринку. Я годами жила на салатах из капусты, овощных смузи и курице гриль. Кроме того, Карсон и я были так заняты, что мы, должно быть, сожгли не менее тысячи калорий. Не говоря уже о том, что у меня никогда не было такого внимательного любовника.

– Честно говоря, я наслаждаюсь этим тоже.

Он дарит мне снисходительную улыбку.

– Серьезно, у тебя нет причин следить за своим весом.

Я ценю это. Правда в том, что мой тренер по драме в колледже сказал мне, что при моем росте, если я буду весить больше пятидесяти килограмм, я никогда не достигну чего-то большего. К сожалению, мой опыт доказал, что она права. Я действительно боролась со своим телом с момента полового созревания. За исключением голодания или строго жидкой диеты, моя фигура просто отказывается терять вес. Я всегда вешу на двадцать фунтов (9 кг) больше, чем хочу. Иногда я устаю от этой бесконечной битвы.

Так что, после дюжины лет разочарований и лишений, снисходительность, с которой Карсон скользит по моему языку – настоящий подарок.

– Хочешь, чтобы я открыл бутылку вина?

Сонными глазами я смотрю на часы.

– Уже почти три часа утра. Ты не устал?

Он сует часть стейка себе в рот, а затем накалывает на вилку картошку. Карсон разворачивает другое накрытое блюдо, и запах макарон с сыром и лобстером почти заставляет меня упасть в обморок.

– Немного. Но между тобой и нашей удивительной едой у меня открылось второе дыхание. У тебя только полночь, девушка с западного побережья. Какое у тебя оправдание?

Я смеюсь.

– Обычно я ложусь в постель к десяти, чтобы подготовиться к ранним утренним прослушиваниям. Ты не давал мне спать намного дольше.

Карсон поднимает простыню со своих колен, затем отбрасывает ее в сторону. Его член – такой же большой, – стоит высоко.

– Ты тоже не даешь мне уснуть.

Я не могу поверить, что он снова твердый... И я не могу сказать, что мне это не нравится.

– Ты всегда такой ненасытный? – я едва закончила вопрос, прежде чем он порадовал мои вкусовые рецепторы сливочным вкусом макарон. Я кусаю лобстера и постанываю.

– Нет. Это все ты, – торжественно говорит он.

– Это невероятно...

Он выгибает золотистую бровь на меня.

– Моя выносливость?

– Это тоже. Но я имела в виду оргазмы с едой на вынос.

Когда я смеюсь, он делает то же самое.

– Ну, у меня есть намного больше – все, что ты захочешь.

Затем он начинает дергать простыню, прикрывающую мою голую грудь, обнажая мои соски и лоно, слегка розоватые от оргазмов и трения щетины.

– Я буду иметь это в виду, – обещаю я, затаив дыхание.

Карсон на мгновение откладывает еду, затем наклоняется, чтобы поцеловать мои губы, мою шею, мое плечо, грудь... Мои глаза закрываются на мгновение. Я знаю, куда это ведет. Мы до сих пор не съели больше нескольких кусочков еды. Мы еще не забрали мой чемодан из машины.

Я кладу руку между моей грудью и его ртом, прежде чем он сможет всосать мой сосок и заставить меня сойти с ума.

– Ты обещал накормить меня, прежде чем снова повалить меня на кровать. А мы не обсуждали душ?

Карсон хмурится и отступает.

– Да. Извини. Я теряю голову. Я должен быть на встрече через пять часов. А сейчас мне просто все равно.

– Ты должен сосредоточиться. Ты многое сделал, чтобы спасти «Свит Дарлин», – подчеркиваю я. – Но ты меня удивляешь. Ты не так одержим этим, как я думала, когда мы впервые говорили.

– Что ты имеешь в виду? Я амбициозный.

Да, он такой. Если бы Карсон не был таким, он никогда бы не взял на себя управление «Свит Дарлин» и не оказался бы помолвлен с Кендрой Шоу.

– Но ты не тот трудоголик, который забывает, что в комнате есть еще один человек. Ты не из тех, кто игнорирует окружающих тебя людей.

На это наблюдение он хмурится.

– Ты встречалась с кем-то вроде этого? Если это так, то он полный мудак.

Странным образом, это мило с его стороны. Обычно я бы не стала рассказывать о своем прошлом боссу или на свидании. Но Карсон другой.

– Нет. Я говорю о моих родителях. Мой папа был репортером для филиала ABC в Лос-Анджелесе. Моя мама была художником по костюмам, работала на различных телешоу. Они оба работали невероятно много. Когда папа был дома, он всегда был на телефоне или уходил посреди обеда, чтобы встретиться с информатором или на место преступления. Мама была рядом больше, но она всегда засовывала голову в альбом для рисования или прижималась к своей швейной машине. Иногда мои младшие сестры и я чувствовали себя невидимыми.

Выражение его лица смягчается.

– Мне жаль. У моей мамы и отчима были свои недостатки – в конце концов, они были людьми, но они были отличными родителями. Хотя я знаю, каково это быть невидимым и неуместным. Я провел много времени, размышляя, почему мой собственный папа никогда не хотел меня, почему моей маме пришлось выйти замуж за кого-то другого, чтобы найти парня, которому не насрать на меня.

Я киваю. Кажется, будто он действительно понимает.

– Нужно было вырасти, чтобы понять, что мои родители не были ужасными, безразличными или пренебрегающими намеренно. Они просто выбрали профессии, которыми были настолько увлечены, что иногда забывали обо всем остальном. В некотором смысле они представляли, что несли государственную службу. Мой папа говорил правду обществу. Моя мама добавляла в мир красоты и аутентичности.

– Но было бы неплохо, если бы они также помнили, что были родителями, верно?

Я киваю.

– Точно. Но мне не на что жаловаться. Я выросла в хорошем доме, ходила в хорошие школы, имела замечательных друзей. Никто не бил меня. Я никогда не голодала. Я не должна жаловаться.