Ефремов: Да не его студия, а Кудашева была из студии Михаила Чехова. Еще раньше у него была своя студия. Теперь понятно? Поэтому я и говорю, что ты в театре не бельмеса! (Улыбается.)

Минчин: Театр начался для меня, простите, с вашего «Современника». Ну, если вы мне не привили ничего к театру… Тут уж вините свою студию-театр.

Ефремов: А это неважно. Ты думаешь, что писатель, даже великий, не может быть занудой?! (Смеется.)

Минчин: А кто была первая девушка у вас?

Ефремов: Это я тебе не буду рассказывать.

Минчин: До студии МХАТа?

Ефремов: Да. Были, конечно, влюбленности. Но первая любовь была на Севере – одноклассница.

Минчин: Тогда и холода не чувствовали? Ноги отмерзали?

Ефремов: Да, да.

Минчин: Как ее звали?

Ефремов: Валентина. Сердце в пятки уходило, как только знакомый силуэт вдруг появлялся.

Минчин: Целовались хотя бы? Горячо?

Ефремов: Нет, не горячо… Не расскажу.

Минчин: Возвращаясь к школе-студии МХАТ…

Ефремов: Конкурс был 500 человек на одно место. В комиссии сидел весь МХАТ, первачи. И председателем был Хмелев, который тогда стал художественным руководителем МХАТа после смерти Немировича-Данченко. На первом туре пропустили, на второй приехали ребята первого выпуска, как сейчас помню, Вербицкий Толя, такой красивый, да ты его в кино, наверное, видел. Приехали ко мне домой и сказали: «Тебя приняли».

На конкурсе я прочитал Короленко. Вся комиссия смеется. Нога у меня трясется. Поступал я в самый неблагоприятный момент, костюма у меня никакого не было, но мама, перед тем как посадили мужа ее сестры, забрала его костюм. Он был шире меня, костюм мне велик, но хороший костюм был. Постригся под нулевку, наголо. Так что можешь себе представить, что у меня был за вид. Я думал: если возьмете такого, тогда буду, а нет – так и пошли вы в одно место…

Минчин: Вы статный, красивый тогда были.

Ефремов: Да ну брось ты!

Минчин: Они все-таки тип героя ищут…

Ефремов: Да какой герой. Пока я социальный, может быть, характерный. Ну вот, читаю и смотрю – нога трясется, не могу ее никак унять. Вижу, все смеются. Один Хмелев неподвижно сидит, он вообще был человек такой мрачноватый. А потом, смотрю, и он улыбнулся. Думаю, ничего. Тут голос Вербицкого: «Вы нас так на втором туре порадовали Пушкиным. Почитайте нам». Ну я еще прочитал «Желание славы». Не зря постригся, не зря все это было.

Минчин: А зачем было под нулевку стричься? Если не секрет.

Ефремов: Я же объяснил. Создать наименьшее благоприятствование.

Минчин: То есть уже тогда вы были как бы революционером?

Ефремов: Нет. Никакой не революционер. Курс был двадцать четыре человека, а после первого года осталось девять. Самый маленький курс в студии, который выпускался. Кстати, Скобцева училась со мной, Лешка Аджубей.

Минчин: Она красивая была?

Ефремов: Да, конечно.

Минчин: Вы встречались с ней?

Ефремов: Она ушла. И за ней ушел Аджубей. Он был влюблен. У меня тоже был с ней такой мимолетный… роман.

Минчин: А когда она с Бондарчуком встретилась?

Ефремов: Позже. Она еще у меня по ночам репетировала, когда «Современник» мы делали, потом на «Отелло» с этих репетиций ушла, Дездемону играть. И там они с Бондарчуком и стыкнулись. Это был 1955 год.

Минчин: Она вам нравилась?

Ефремов: Ну, это еще когда мы учились, а потом она у меня на курсе была, когда я был педагогом. Вот смешно…

Минчин: Были общепризнанные красавицы – самая красивая женщина в Москве?

Ефремов: Не знаю… у меня была любовь в Детском театре. Учительница первая моя – она, правда, была старше меня на десять лет.

Минчин: Самое сладкое.

Ефремов: И была первой примадонной Детского театра и героиней – Тонечка Елисеева. Она была женой Консовского, но они как-то так расходились, и у него был кто-то, а вот у нее я был. А до этого была тоже в Детском театре Ритка Куприянова, знаменитая артистка. Она была Димкой-невидимкой – травести. Очень такая прекрасная. С ней был роман, но это было, когда я был женат на Лиле в сорок девятом году. На курсе у меня был Баталов – кстати, в «Современнике» он первым играл Бориса Бороздина.

Минчин: Правда? Вы всех звезд собрали.

Ефремов: Какие звезды? Тогда никто, никакие это были не звезды.

Минчин: У нас это так называется.

Ефремов: Да и у нас, и у вас нельзя было назвать звездами.

Минчин: Но они выросли потом в звезд.

Ефремов: Ну вот – выросли потом. Это уже другое дело.

Минчин: Ваш первый фильм, если все о студии?

Ефремов: Студия – это самое интересное время.

Минчин: А что играли? Выпускной был спектакль?

Ефремов: Был. Какая-то пьеса советская. Там я играл главную роль, а потом играл в «Без вины виноватые» Незнамова. Два спектакля.

Минчин: Ваш первый фильм – «Первый эшелон». Какие ощущения от работы с Калатозовым? И вообще ощущения?

Ефремов: Он меня взял без проб, посмотрев в театре, в Центральном детском, где я уже был ведущий артист в то время. Вообще мне повезло, что я попал в Центральный детский театр.

Минчин: Простите, будет отдельный вопрос о Центральном детском театре.

Ефремов: А чего тогда перебивать? (Улыбается.)

Минчин: Ну хорошо, простите. Центральный детский театр: после школы-студии вас туда распределили?

Ефремов: В школе-студии все вроде шло прекрасно: во МХАТ, во МХАТ, во МХАТ… И педагоги у нас были разные: и Массальский, и Раевский, и Яншин преподавал…

Минчин: Я знаю, что это был очень популярный театр.

Ефремов: Детский? Понимаешь, так получилось, что к выпуску я рассорился со всеми педагогами.

Минчин: Это как вы умудрились сделать? Талант надо иметь!

Ефремов: Во-первых, меня заняли в юбилейном спектакле, сам Кедров занял – «Зеленая улица». Были заняты все первачи: от Тарасовой, Ливанова и проч., проч. А тогда ведь каждый спектакль, выпускаемый МХАТом, обязательно должен был получать Сталинскую премию. Это юбилейный сорок седьмой год. Понимаешь?

Минчин: МХАТ был имперским театром и Большой театр. Правильно?

Ефремов: Да, да, и Малый… Сталин ходил в театр. «Дни Турбиных» он смотрел чуть ли не десять раз. А потом опять был запрет.

Минчин: Он же пил кровь из Михаила Афанасьевича. Его не давали ставить.

Ефремов: И Станиславского просили звонить «туда», чтобы разрешили. Вот так все время и было. Они играли все равно.

Успех был невероятный. Почему так получилось? Это судьба. Во МХАТ меня не взяли. Это для меня был страшный удар.

Минчин: А не взяли потому, что вы поругались со всеми педагогами из МХАТа?

Ефремов: Нет, я был занят в этой «Зеленой улице». Значит, ты репетируешь в театре, потом через переход приходишь на занятия. Как смотрят на тебя твои педагоги, которые не заняты в этом юбилейном спектакле? И что, мол, это…

Минчин: А где тогда была школа-студия?

Ефремов: А где сейчас учебный театр. С правой стороны. На втором этаже – студия.

Значит, меня не взяли. Это был такой удар. Я такого в жизни не переживал. Настолько подготовлено было, что, конечно, во МХАТ. Меня выхаживала Лилька. Целый день по Москве ходили, ходили… Значит, Центральный детский театр. Там меня сразу прозвали – у меня были свои представления об искусстве – «мхатовский нахал». Руководителями были Пыжова Ольга Ивановна, потом был Колесаев. Кнебель, которая тоже начинала в студии Михаила Чехова. Эфрос, Васильев – ее ученики и многие другие. Чем он отличался, этот театр? Очень сильным коллективом. Во-первых, там были знаменитые актрисы, которые перешли из ТЮЗа – Сперантова, Чернышева, из молодежи – Заливин Валя, Саша Михайлов, Геннадий Печников, мой друг. Это все сейчас народные. Первой работой была первая пьеса Виктор Розова, которая пошла на сцене, – «Ее друзья». Это о слепой девочке. Я сыграл там первую роль. До сих пор мое поколение и мои зрители вспоминают меня по этой работе.