Но Гитлер принял решение — это означало, что его позиция непоколебима. История не сохранила свидетельств о том, чтобы когда-нибудь Борман, Кейтель или кто-то другой мог его переубедить. Решение фюрера поставило Бормана перед дилеммой. Его семья находилась в Берхтесгадене, и если конец неминуем, то оттуда будет несравнимо легче скрыться, чем из подземного бункера, окруженного Красной Армией. Из всех нацистских лидеров у Бормана было больше всего шансов исчезнуть. «Никто из членов партии и в народе не знал его, — писал позднее Альфред Розенберг. — Никто не имел даже общего представления о нем как о человеке».

Сбережения Бормана позволяли ему легко исчезнуть. Его советник по экономическим вопросам доктор Гельмут фон Хуммель получил в Берхтесгадене коробку, в которой находилось целое состояние — 2200 золотых монет. Эти золотые монеты были реквизированы агентами фон Хуммеля в одной из соляных разработок под Зальцбургом.

Однако отправиться в Берхтесгаден без Гитлера означало для Бормана отказаться от источника своей власти и центрального положения в высших чиновничьих кругах третьего рейха. Изолированный от реальности в бункере, но веря в счастливую звезду фюрера, Борман надеялся, что этот избранный человек, прошедший через тяжелые испытания, найдет выход из положения. Даже если он и не найдет этого выхода, фюрер определит преемника и будущее нацизма.

Два основных соперника Бормана как преемника фюрера в последний раз виделись с Гитлером во время празднования его пятидесятишестилетия 20 апреля. После «холодного прощания» рейхсмаршал Геринг отбыл в Берхтесгаден. Там, вдали от военных действий, он мог плести любые интриги, такие милые его сердцу.

Генрих Гиммлер, по-прежнему располагавший элитными подразделениями СС, отбыл в Хоен-люхен, свое убежище к северу от Берлина. Там он продолжил переговоры с графом Фолком Берна-дотом, вице-президентом Красного Креста Швеции и племянником короля Густава V, которые он довольно осторожно начал в феврале. Рейхсфюрер СС задумал осуществить безумный план спасения Германии от русских путем ведения переговоров о возможности заключения сепаратного мира с правительствами Британии и Америки. Гиммлер также обсудил с представителем шведского отделения Всемирного еврейского конгресса Норбертом Мазуром возможность освобождения оставшихся в живых евреев, которые находились в руках СС. Рейхсфюрер сказал Мазуру: «кто старое помянет, тому глаз вон». Гиммлер не проинформировал о предпринимаемых им действиях ни Гитлера, ни Бормана.

Кейтель, Йодль, Шпеер, фон Риббентроп и сотни более мелких чиновников, несмотря на свои протесты, все же покинули рейхсканцелярию до ее взятия русскими. Тем не менее Геббельс переехал в бункер со своей женой и шестью детьми, Гитлер попросил его об этом в тот самый день, когда у него случился нервный срыв. Как гауляйтер и уполномоченный рейха по обороне Берлина, Геббельс вряд ли смог бы оставить город, битва за который была в самом разгаре. И как пропагандист, неоднократно уверявший берлинцев в том, что русские никогда не войдут в город, Геббельс оказался невольным пленником собственных слов. Но даже несмотря на это, он все равно не покинул город. Геббельс доказал свою преданность фюреру тем, что остался с ним, а затем и покончил с собой вместе с ним, если, конечно, Гитлер тоже погиб.

Бормана же обуревали весьма мрачные мысли. Он, так долго работавший над тем, чтобы стать ближайшим поверенным Гитлера, тоже оказался в весьма трудном положении, став заложником своего прошлого. Тем не менее, он мог найти уважительную причину для того чтобы покинуть Гитлера. Борман видел, что попыток воспрепятствовать бегству других нацистских руководителей и правительственных чиновников различных министерств не было и что Гитлер не осуждал их за это. Вдобавок ко всему, Гитлер приказал Борману выехать в Берхтесгаден. Сделать это, имея веские причины и оправдания покинуть Берлин до провала атаки Штейнера, он мог.

Человек, некогда написавший своей жене о Гитлере: «…он действительно величайший человек, которого нам довелось узнать… Действительно, мне невероятно повезло, что я был с ним», принял решение. Борман остался. Он и Геббельс были единственными нацистскими лидерами, проведшими последние дни с фюрером.

Не более ста человек оставались с фюрером в эти дни, и большинство виделось с ним реже чем когда-либо. Эти мужчины и женщины размещались в нескольких подземных бункерах, находившихся под зданиями старой и новой рейхсканцелярий, превратившихся под бомбами союзников в сожженные развалины. Это были клерки, секретари, водители, ординарцы, слуги, солдаты охраны и личной охраны фюрера из диверсионно-десантных подразделений СС, а также боевая группа Монка. В обязанности последней, под командованием генерал-майора СС Вильгельма Монка, входила охрана «Цитадели» — таково было кодовое название правительственных бункеров.

Бункер фюрера состоял из восемнадцати небольших комнат. Помимо электрической станции, туалетных комнат, коммутатора и отдельной ванной комнаты, там также была комната для Блон-ди, восточноевропейской овчарки Гитлера, и ее щенка Вольфа. Бессменный, на протяжении одиннадцати лет, камердинер Гитлера, Гейнц Линге, занимал еще одну комнату. Ева Браун, приехавшая по собственному настоянию из Берхтесгаде-на 15 апреля, поселилась в небольших аппарта-ментах, состоящих из смежной с гостиной спальни и маленькой уборной. Сам Гитлер занимал спальню и кабинет. Для его личного врача доктора Людвига Штумпфегера предназначалась комната рядом со станцией первой помощи. Геббельс располагал спальней и кабинетом. Его жена и шестеро детей жили в смежном бункере из двенадцати комнат, где были кухня, столовая и помещения для прислуги. Никто кроме этих людей и Бормана не имел возможности личного общения с Гитлером.

Борман расположился недалеко от бункера фюрера в бункере партийной канцелярии. Тем не менее в его распоряжении был кабинет, располагавшийся между кабинетом Геббельса и электростанцией. Это позволяло ему оставаться рядом с Гитлером в рабочее время, которое теперь занимало круглые сутки, за исключением двух-трех часов сна. Площадь кабинета Бормана составляла около пяти квадратных метров. Стены из серого бетона источали типичный для новых зданий сырой гнилостный запах. Борман вдыхал этот тяжелый, затхлый воздух, заполнявший остаток бункера. Из соседней комнаты, где размещалась электростанция, снабжавшая подземные помещения электроэнергией и питавшая систему вентиляции, до него доносился постоянный грохот дизельного двигателя.

Одна из трех дверей кабинета Бормана вела в кабинет доктора Геббельса. Теперь Борман мог присматривать за министром пропаганды, ведь совсем недавно он добился больших успехов в ограничении общения Геббельса с Гитлером. Теперь же он был вынужден заключить с ним непростой для себя союз.

Другая дверь соединяла кабинет Бормана с центром коммуникаций и телефонной связи, что позволяло ему просматривать все донесения, поступавшие в бункер. Третья дверь вела в зал заседаний, где проходили все совещания Гитлера. И теперь, когда его кабинет в пятидесяти футах под землей был ненамного больше камеры, в которой он отбывал заключение за участие в убийстве Кадова двадцать лет назад, секретарь фюрера и руководитель партийной канцелярии, тем не менее, был в центре власти третьего рейха. То, что эта власть ограничивалась тем, чтобы управлять из подземной дыры, было нелепой иронией, которую Борман, казалось, не замечал: он работал как обычно.

Борман продолжал внимательно наблюдать за людьми, которые имели дела с фюрером. Большинство из них были незначительными персонами, которые входили и выходили из бункера скорее по велению судьбы, чем повинуясь собственному выбору. Это были два личных пилота Гитлера, его шофер и камердинер; детективы, защищавшие его от попыток покушения; секретари, несколько офицеров, поддерживавших связь Гитлера с министерством иностранных дел и различными отделами командования армии.

Гитлер предоставил право общения с этими людьми Борману. Единственное, что занимало теперь фюрера, были военные действия. В узком коридоре, разделявшем бункер, постоянно толпились «военные посетители». Ими были пережившие вспышки гнева и ярости Гитлера генералы, его постоянные руководители спецподразделений, уцелевшие после чисток, последовавших за анти-нацистским восстанием 20 июля. Среди них были генерал Вильгельм Бургдорф, глава военного кадрового ведомства и военный адъютант Гитлера; генерал-полковник Готтхард Гейнрики, командующий группой армий «Висла», отвечавший за оборону восточной части Берлина; генерал Ганс Кребс, последний из многочисленной команды генерального штаба армии; генерал Гельмут Вейдлинг, последний комендант Берлина.