«Никто не жаждал катастроф,
Не рвался в новую реальность,
Никто не видел вещих снов —
Произошла случайность»
Олег Митяев. «Случайность».
2043г.
Антон Кириллов.
В реале тоже наступил глубокий вечер.
Тело, привыкшее к ударным дозам физических нагрузок, протестовало нещадной болью в пояснице и выше, между лопаток, недвусмысленно давая понять, что многосуточное лежание в якобы комфортном ящике ему не по нраву. Пожалуй, назрела необходимость подкинуть молочной кислоты в мышцы и надпочечники тоже без работы не оставить, пускай подбросят адреналинчика в густеющую кровь. Решено, завтра «Мир» перетопчется без меня.
С утра перепаковал парашют для бейсджампинга, тщательно контролируя укладку. Потеряю время — сохраню жизнь. Подходящих скал поблизости нет, да и не надо, хотя намного приятнее прыгать в живописных местах, с Тафт Пойнт, например или Серро-Торре и пролетать над пестрыми каменными россыпями и далекими внизу деревьями, аки птица. Только далековато до Патагонии и той же самой Калифорнии. А вот заброшенная еще в прошлом веке телевышечка, поблиз Чухломы, вполне подойдет. И ехать не далеко, часа два всего на авто, и высота подходящая — 350 метров. А пейзажи потом посмотрю, по свободе, главное — адреналин и налитые силой мышцы. Заберись еще на те три с половиной сотни, да по проржавевшим лестницам, пять потов сойдет.
В общем, собрался и поехал. Дальше и рассказывать, смысла нет. Как ехал, как забирался наверх, как прыгнул, ух! Три раза. Целый день потратил и ведро пота. Попробуйте сами, но я не подстрекатель, все последствия на вашей совести.
Вернулся домой около одиннадцати, принял душ и сварганил яичницу из пяти яиц на помидорах, с копченой колбасой. Пошла за милую душу.
Уже домывал посуду, когда запиликал смартуотч. Звонил Дима.
— Привет, Тоха! Пятый раз звоню!
— Да я смартик отключил, прыгал…
— А-а, ясно! — он был в курсе моих заморочек. — Как ты смотришь, чтобы смотаться к Лешозерам? До снега еще месяц — полтора, а диван мне давить надоело. Да и ненаглядная уже загрустила!
Ненаглядная — это Люба, его жена. Отношения у них довольно своеобразные. По приезду из поиска, Дима несколько дней катался как сыр в масле, вкушая плоды сладострастия и семейного уюта, обцеловываемый и объедающийся. Примерно через неделю бурные страсти спадали, а еще через неделю Дима, выжатый как лимон и морально и физически, улепетывал в очередную экспедицию, отшучиваясь перед друзьями, мол, чем чаще разлуки, тем фееричнее встречи. Вот, видимо и наступил такой момент.
— Привет! А ты что, уже успел с Аксиньей встретиться?
— Конечно! Тут такая интересная фигня намечается. Короче, поехали, а? По пути все расскажу. У меня все готово к выезду.
— Прямо сейчас, что ли?
— Да не. С утра пораньше.
— Это во сколько?
— Ну, в пять, скажем. Добираться то — не ближний свет.
— Ладно, добро, заезжай.
Отключившись, подумал — а не сходить ли в «Мир», содержимым носка поинтересоваться. Не, не пойду, если зацеплюсь, до утра не выйду, а еще поспать перед выездом надо. Устал. Ладно, буду знать, что у меня в заначке некий сюрприз имеется…
Шоссе А-119. Еле слышно шуршат по асфальту шины полюбившейся Диме «Нивы — Арктика». Мы уже проехали Вологду и приближались к парку «Русский север», до Водлозерского парка и трех Лешозер оставалось еще столько же.
В этот раз Дима не стал брать никого из своих поисковиков, мотивируя себя словами: чем больше народу — тем меньше кислороду. А проще говоря, лимиты выбраны, и финансы поют романсы.
Только сейчас, после обсуждения планов на следующий сезон, пересказа последнего 7D фильма, просмотренного им с Любой на выходные, находок конкурентов из «Гипербореев», позднего завтрака в придорожном кафе после Вологды и прочей ерунды, Дима приступил к рассказу о поездке в Сердоболь (Сортавалу) к Аксинье.
— Представляешь, нашел ее сразу, как Кузьминична и говорила. На въезде в город остановился у магазина, сигарет купить, подхожу, а с лавочки поднимается, не поверишь! Такая красавица! Невысокая, лет двадцать, как там в кино? «Ах, боярыня, красотою лепа, червлена губами, бровьми союзна…» Короче, у меня аж дух захватило! Представляешь? Только в лице что-то такое не совсем славянское, едва уловимая раскосинка в глазах, что ли? Хотя мало ли кровей в нас намешано? Так вот, встает она мне навстречу, и говорит:
«Здравствуй Дмитрий свет Данилович! Заждалась ужо я тебя!»
Представляешь?! А я глаза вытаращил и языком во рту не проверну. А она смотрит на меня и улыбается, а я взглядом к ямочке на подбородке прикипел, и мысли в кучу собрать не могу. Как будто выдуло все. Она ждала — ждала, а потом рассмеялась и говорит:
«Ладно, уж, сокол ясный, не мучайся! И так знаю, зачем пожаловал».
Потом достает из расписной торбы вот это, — он достал из внутреннего кармана куртки расческу и подал мне.
— Расческа?
— Сам ты, расческа! Это гребень!
Я внимательно осмотрел зубчики. Посчитал — двенадцать. Потрогал пальцем — острые, но не поранишься. Материал непонятный, больше всего на кость похожий, бежевым бликует, теплый на ощупь, в кармане нагрелся, наверное. На сплошной стороне три волны по всей длине вырезаны.
— И это все?
— Нет, не все! Еще она сказала, что гребень этот сам знает, когда время придет. И чтобы перстень с вправленной синей семилучевой звездой ты себе забрал и носил не снимая, пока не отдашь тому, кого первым увидишь, разделившись надвое. А ей, я чтобы привез цепь разрубленную. Все остальное же, берите, говорит, все ваше — что хотите, то и делайте. Только корону брать запретила. Время, говорит, не пришло для нее еще.
— И ты все это время о ерунде всякой трепался?
— А что, надо было перед посадкой в машину все выложить? Ты бы тогда уже сиденье до пружин протер, ерзая задницей от нетерпенья! — засмеялся он. — Надо было до Водлозера потянуть!
Я прекратил елозить в кресле. Точно подметил, Зоркий Сокол!
— А дальше?
— Дальше? Дальше, она развернулась, и как лебедь белая, нет, платье на ней серое, с вышивкой, шерстяное, аутентичное, без сомнений, уплыла за угол магазина.
— Да уж, умеешь ты подход к женщинам найти! Лебедь серый и тот за угол смылся!
Меня разбирал нервный смех. Информации практически ноль. Гребень, не понятно для чего нужный. Только верно перечисленные артефакты из моего сна, подтверждали серьезность ситуации. Не могла она, увиденного мною во сне, знать. Или могла? Может, Димка проболтался, и не признается, я же ему сон рассказывал.
— Стоило за расческой, за тридевять земель мотаться, денежки народные, непосильным трудом нажитые, транжирить?
Тот, сидя за рулем, надулся, словно брачующийся сыч.
— Ладно, сдуйся! Ты бэст оф зе бэст оф зе бэст! Лучше скажи, что надумал. Времени у тебя много было. Ты ей мой сон не рассказывал?
Его лицо разгладилось.
— Я же говорю! Ни слова не произнес! Когда она ушла, я еще минут пять столбом стоял, только потом вспомнил, зачем в магазин шел. Купил сигарет, сел в машину, развернулся и поехал домой.
— Понятно…
Ни фига не понятно. Все слишком фантастично закрутилось. Нет. Фантастика — это звездолеты, робокопы и прочая технократия. А тут просто чертовщина какая-то. Мистика.
— Ну ладно, с цепью ясно, — отдать. Значит, она уверена в том, что мы все найдем. А как понять всю эту ерунду с разделением надвое?
Дима почесал макушку, пожимая плечами.
— Знать бы!
В Кривцах переехали мост через Водлу и стали забирать вправо, на Кубово, не смотря на беспокойство навигатора, сообщавшего об изменении и пересчете маршрута. До Лешозера оставалось километров восемьдесят.
— Не обращай внимания! — Дима остановил машину и достал бумажную карту. — Это не то Лешозеро, их тут несколько. Видимо, леших в округе не меряно. Нам по правому берегу Водлозера надо ехать, еще километров двести тридцать. Те озера ближе к левому берегу реки Илексы, которая на севере в него впадает. Вряд ли мы сегодня туда не доберемся. Крюк придется дать, иначе не проедем, другой дороги нет.
Дальше переедем еще раз Водлу, — он пальцем обозначил прокладываемый маршрут, пока не упер его в начало леса за рекой, — километрах в семидесяти отсюда, там и заночуем. Сейчас, только новую метку в навигаторе поставлю, чтобы не паниковал. А насчет разделения, думаю — придет время, прояснится. Это, скорее всего, иносказание такое.
Бесполезно ломать голову, не имея достаточно данных для анализа. А-а, пофиг, чему быть, тому не миновать. Как там, в анекдоте? Во, расслаблюсь, и буду получать удовольствие. К примеру, для начала, Димона подколоть, что ли?
— Иносказание, а также инобормотание и иномычание будет у тебя, когда у тебя я в глазах раздвоюсь. Или расчетверюсь, все зависит от количества принятого на грудь. После нахождения «Золотой чаши». А?
— Будет, — покладисто согласился Дима. — Все будет. И бормотание, и раздвоение и разделение. Главное, чтобы не почкованием. Не люблю, знаете ли! Ха!
До темна, проехали не семьдесят, а целых сто пятьдесят километров. Остановились у истока Чиргамы, берущей начало из множества бьющих прямо из нагромождений камней ключей. До конечной точки оставалось недалеко, но ехать никто и не подумал — в этих краях и днем черт ногу сломит, ну а ночью, тем более. Асфальт давно кончился, еще за последним мостом. Неплохая грунтовая дорога тоже, — последние двадцать километров практически ползли по просеке, проложенной для лесовозов. В надвинувшейся внезапно темноте поужинали и, напившись холодной, до ломоты в зубах, кристально чистой воды из ближайшего ключа, заночевали в машине, оставив окна слегка открытыми — сентябрь перешагнул за половину и комары давно уже пропали, зато воздух свежим будет, и окна не запотеют.
Этой ночью сны меня не посещали. Пока завтракали и умывались, поднимавшееся за лесом солнце, разгоняло липкие клочки тяжелого тумана, собравшегося под утро. День обещал быть теплым. Не мешкая, набрали свежей воды во фляги, и двинулись дальше.