— Замечательно! Ты знакома с Юнгом, Бренвен?

— Не очень глубоко.

— То, что ты только что сказала об открывании воззрений, напоминает мне теорию Юнга о «коллективном бессознательном». Если духовные истины хранятся в душе, а душа бессмертна…

— И если существует перевоплощение… Но ты, как католический священник, не должен верить в это, Ксавье.

— Может, да, может, нет. Но я вовсе не хотел отвлечь тебя. Пожалуйста, продолжай.

— О’кей. Я скажу тебе в нескольких словах то, что в данный момент действительно кажется мне очень важным: на протяжении последних нескольких лет во мне нарастает какое-то все усиливающееся ноющее ощущение, каким-то образом связанное со злом. И все же умом я не хотела признавать реальность существования зла — я просто считала, что даже те, кого мы называем злыми, на самом деле просто менее добрые и могут стать лучше.

— Я сказал бы, что зло — это отсутствие добра, а абсолютное зло — это полное и совершенное отсутствие добра. Бог мой, это очень тяжелый разговор!

— Да. — Бренвен замолчала и улыбнулась Ксавье. — Я говорила тебе, что это более серьезно, чем все, что ты или я делали до сих пор.

— Мне бы очень не хотелось признаваться в том, что ты была права, я предпочитал бы оставаться центром моего собственного мира, — сказал он, блестя глазами, — но ты была права.

— Я тебе еще не все рассказала. Видения, которые приходят ко мне, полны какой-то жуткой Символикой. Я выбрасываю их из головы точно так же, как тебе удается забыть повторяющийся ночной кошмар — до тех пор, пока он не вернется и снова не вцепится в тебя. Я не хочу сейчас описывать их в подробностях, Ксавье, да у меня и не получится. Я знаю только, что мои сны и видения наполнены Тьмой и присутствием того, что я должна назвать Злом — для этого не существует другого слова. Я больше не могу считать это «менее хорошим». Этот разговор с тобой помог мне больше, чем ты, возможно, думаешь. Спасибо.

Они проговорили еще много часов и под конец почувствовали себя совсем опустошенными. Она предложила пойти в гостиную и послушать музыку. Он согласился, надеясь, что после этого сможет пригласить ее куда-нибудь пообедать. В течение нескольких первых минут они пристойно сидели поодаль друг от друга на кушетке; затем Ксавье молча протянул к ней руки, и она приблизилась к нему. Они не целовались и не разговаривали, просто отдыхали в покое и безопасности объятий друг друга, пока мягкие звуки рожкового концерта Моцарта успокаивали их души.

Когда музыка закончилась, Ксавье повернул Бренвен лицом к себе. Он прикоснулся губами к ее лбу там, где начиналась седая прядь, и прошептал:

— Почему ты, Бренвен? Почему такое сильное ощущение зла должно было войти в твою жизнь?

— Я не знаю, — ответила она. — Но мне кажется, что я скоро узнаю это.

Джейсон Фарадей солгал Гарри Рейвенскрофту. У него был не замок, а обычная усадьба, и не древняя, а всего лишь двухсотлетней давности. Конечно, это была наименьшая часть из той лжи, которую он написал ему в своих посланиях и которую расскажет ему лично, как только представится подобная возможность. Джейсон сидел за старинным письменным столом из грушевого дерева и смотрел в огромное окно, которое тянулось от пола до потолка в его прекрасной комнате. Он смотрел в окно и тщательно разрабатывал свои сложные планы, как толстый паук плетет свою паутину. А он действительно был толст, набрал вес и, как это часто бывает с плотными и коренастыми мужчинами, стал выглядеть массивным. Его теперь можно было сравнить с гранитной скалой — такой же неподвижный и неуступчивый.

Джейсон привлек к себе Гарри так же легко, как сладкая вода притягивает к себе мух. Он хитростью разузнал все его секреты, и вскоре он избавится от него. Но не своими руками, о нет. Джейсон не пачкал даже кончики своих пальцев.

Джейсон хмыкнул — звук отразился от высоких потолков комнаты и вернулся к нему каким-то злобным, резким смешком. Значит, Гарри хочет развить и использовать свою магическую силу, так? И он охотно заплатит за это из старого, большого состояния Рейвенскрофтов? Очень хорошо. Гарри прибудет через несколько дней, и Джейсон убаюкает его, усыпит бдительность… а затем отправит к Когносченти. Они научат его. А затем будут использовать, пока не исчерпают до дна. Джейсону не придется даже шевельнуть пальцем, чтобы уничтожить Гарри Рейвенскрофта — этого заносчивого вирджинского аристократа, который все годы смотрел на него свысока, который каким-то образом избавил его бывшую жену от автокатастрофы, которая должна была стать фатальной. Нет, Джейсону не придется даже шевельнуть пальцем, Когносченти сделают это за него. Но даже они не будут знать, что он их просто использовал. Они выжмут Гарри досуха; они не оставят ему ничего, отнимут даже его душу.

Вся красота этого плана заключалась в том, что Гарри будет благодарить его за это, он будет целовать ему руки и пресмыкаться перед ним в благодарность за рекомендацию, которой он так жаждал. Слухи о существовании этой группы уже давно ходили в оккультных кругах, но ее название никто даже не осмеливался прошептать. Название Когносченти было известно только немногим избранным. Джейсон заслужил право узнать его. Джейсон многие годы проработал на них, ведя их дела в таких сферах, о которых даже в оккультных кругах никогда не мечтают. Служа им, Джейсон стал богатым и могущественным. Сейчас он назовет запретное имя Гарри и тем самым подпишет ему приговор.

Следующей будет Бренвен. О Бренвен он позаботится лично. Когносченти не смогут помешать ему возвратиться в Вашингтон, во всяком случае, не сейчас, когда он стал таким же могущественным, как и они. А он действительно стал таким же могущественным. Не в Черной магии, нет, но в тех сферах, которые мир понимает лучше. Сейчас наконец он сможет заняться отмщением Бренвен. Как только он избавится от Гарри. Он снова хмыкнул, и смешок превратился в ужасный смех с демоническим оттенком.

На месте, отведенном для стоянки автомобиля Бренвен перед ее домом, была припаркована какая-то странная машина. Она увидела ее за полквартала. Сначала ее охватило раздражение от возникшего неудобства, и она подумала, что новые жильцы из средней квартиры необдуманно позволили своим гостям занять чужое место. Что ж, гостям придется просто убрать свою машину, потому что было уже поздно, темно и холодно, и Бренвен не собиралась выискивать место для парковки на улице. Но когда она подъехала к стоянке, огни ее машины высветили в этом автомобиле фигуру человека, который сидел внутри. Судя по ширине плеч и коротким волосам, это был мужчина. Кто мог ожидать ее, сидя в машине на месте, предназначенном для парковки ее автомобиля? Она никого не ждала и машины своих друзей знала хорошо. Ее охватила тревога, и она автоматически нажала на кнопку, которая блокировала все четыре двери ее «вольво». Она решила проехать мимо стоянки и вызвать полицию с ближайшего телефона-автомата.

Но, приблизившись к странному автомобилю, с удивлением обнаружила, что это был черный «линкольн» с правительственными номерами — машины такого типа всегда предоставлялись высоким зарубежным гостям. Она замедлила движение, чувствуя сейчас больше любопытство, чем тревогу. Мужчина зашевелился. Его изящные грациозные движения, когда он выбирался из машины, показались ей страшно знакомыми. Он поднял голову, и Бренвен увидела его лицо.

Уилл! Уилл Трейси! Она резко затормозила, заглушила мотор и без малейших угрызений совести оставила свой «вольво» загораживать выезд со стоянки.

— Уилл! — Она подбежала к нему и упала в его объятия. — О, Уилл, это действительно ты! Я не могу поверить в это! — Как прекрасно было ощущать рядом его длинное высокое тело и каким знакомым, даже через толстое пальто, оно ей казалось.

— Привет, Бренвен. — В течение какого-то момента это было все, что он мог произнести. Затем добавил: — Я ожидал тебя. Я поехал на PBS, и они сказали мне, что ты уже ушла с работы. Я пытался дозвониться до тебя, но не смог и поэтому решил приехать сюда и дожидаться твоего возвращения. Похоже, что я занял твое место для парковки. Здесь больше ничего не было. Мне, наверное, лучше передвинуть машину…