людей нашего козацкого народа в неволю запродали на галеры и
сколько их перебили! С бусурманами нам достойно воевать; сам
Бог велит напасть на противников и отмстить за унижение имени
Иисуса Христа, за сожженные церкви, за поругание святыни.
Идемте, братцы, я вам перед вести буду!>
Запорожье поголовно потянулось к Перекопу с своим кошевым, которым был, после низложенного Васютенка, Иван Рог. Городок
Перекоп взяли козаки, сожгли потом и, открывши себе вход в
середину полуострова, разделились на две половины: с одною был
кошевой Рог, с другою - Серко. По известиям пленных татар, в
обеих полрвинах было более двух тысяч, а поляки говорили, будто
Серко поднял тогда на войну до двадцати тысяч козачества.
Кошевой Рог с сечевиками взял местечко Арбаутук; запорожцы без
милосердия истребили в нем всех жителей, рассыпались по селам
и то же делали везде; имущества забирались, дворы пылали, всех
рубили, не было спуска ни женщинам, ни детям. Серко с другою
половиною бросился к Кафе и напал на улус Ширинбея; то был
могучий владетель в Крыму, вассал хана; козаки все сожгли, всех
истребили, стада и табуны уводили и взяли в плен живьем Ши-
ринбеева семилетнего сына с его мамкою.
По всему Крыму поднялся страшный переполох; татары
покидали свои жилища и спешили в горы. Сам хан, находившийся
тогда в своей столице в Бахчисарае, убежал на берег моря, сел
на судно и укрылся на азиатском берегу с своим двором, женами
104
и наложницами, а весь свой юрт оставил на произвол судьбы.
Козаки, однако, не достигли тогда до Бахчисарая; они боялись, чтоб Калга, находившийся при Дорошенке, услыхавши, что
делается в Крыму, не воротился, не ударил бы на Козаков и не
загородил бы им обратного пути через Перекопский перешеек.
Отягченные добычею, козаки повернули назад и благополучно
возвратились в свою Сечу. Самыми важными трофеями их похода
было множество освобожденных христианских невольников, а
такими подвигами козаки всегда особенно славились и считали их
главным своим призванием в войнах с неверными.
Набег Серка и Рога на Крым принес полякам большую пользу, хотя никто не мог сказать, чтоб запорожцы свершили его с
намерением помогать полякам.
Когда весть о посещении Крыма Серком дошла до Калги и
мурз, бывших с Дорошенком, большое негодование поднялось
тогда против козачества. Мурзы стали подозревать искренность
самого Дорошенка: не в coy мышлении ли с ним и его старшиною
ходили в Крым запорожцы; но Калга перед мурзами стал
защищать своего союзника: <брат за преступление брата не должен
отвечать>, говорил он. Дорошенко, тем не менее, не мог уже
слишком полагаться в данное время на прочность побратимства с
татарами, раздраженными за козацкий набег. Много татар тогда же
ушло в Крым; Дорошенко с часу на час опасался, чтоб орда не
взволновалась и не принудила своих салтанов помириться с
ляхами, даже и ценою выдачи ляхам козацкого гетмана. Дорошенко, предупреждая беду, сам первый послал коронному гетману
предложение помириться и обещал склонить к примирению Калгу с
салтанами и мурзами. Собеский согласился, соображая, что не
безопасно раздражать до крайности обоих врагов. Дорошенко
легко убедил Калгу мириться с Собеским после того, как татары, узнавши, что делается в их отечестве, разбегались из стана.
Собеский отправил к татарам узнать расположение их вождей
ротмистра Рощица, у которого был брат, принявший магометанскую
веру. Рощиц привез известие, что татары между собою так
говорили тогда: <видно, Бог нас покарал за то, что мы пошли воевать
на своих прежних побратимов-поляков; за то Бог и наслал на
наш край Козаков>.
Прежде поляки вступили в переговоры с татарами. Калга от
имени хана присягнул считать друзьями союзников польского
короля, врагами его неприятелей. Гетман Собеский обещал
приложить старание, чтоб выплачено было следуемое хану жалованье, и
извинялся, что исправный платеж его был в последнее время
задержан по причине смут, господствовавших в Польше. Салтан именем
ханским обязывался не пускать в пределы Речи-Посполитой
татарских загонов из всяких орд, подвластных хану, и освободить всех
105
польских пленников, находившихся в Крыму, между ними и Ма-
ховского; коронный гетман именем короля обещал так же поступить
и с татарскими пленниками. Наконец, Калга обязался на
возвратном пути с ордою не распускать по сторонам загонов.
По окончании договора с татарами составлен был договор с До-
рошенком, состоявший из взаимных обещаний. Он гласил так: Дорошенко обещал покориться власти польского короля и просить его
принять все Войско Запорожское в милость Речи-Посполитой, а
Собеский обещал выпросить у короля всеобщую амнистию козакам, но с условием, чтоб они вперед не искали протекции у иных
монархов, а повиновались бы единому законному своему королю, и
воротили захваченные имения как королевские, так и панские. По
просьбе Дорошенка коронный-гетман обещал приказать белоцер-
ковскому коменданту Стахурскому не делать обид русским людям, возвратить захваченные церковные вещи и вывести часть своего
отряда из Белой-Церкви для облегчения местных жителей. Наконец, Собеский обещал именем короля и Речи-Посполитой не нарушать
привилегий русского духовенства. Окончательное установление по
всем вопросам, касавшимся недоразумений между козаками и
Польшею, могло быть делом сейма, и для этой цели Дорошенко
пошлет своих послов на сейм в Варшаву.
Со стороны Дорошенка не было тут ни малейшей искренности.
Он тогда примирялся с коронным гетманом только потому, что
видел раздражение своих союзников татар, взволнованных
внезапным известием о набеге Серка и Рога. Не думал Дорошенко
входить в продолжительную дружбу с поляками, а тем менее
подчинять польскому королю Украину. Народ украинский был
слишком озлоблен против поляков и расположен был скорее
подчиниться бусурманской державе, чем католической Польше. У
Дорошенка, как и у многих тогдашних малороссиян, была одна
задушевная мысль - сделать Украину самобытной державой. Но
после Андрусовского договора с такою задушевною мыслью
невозможно уже было опираться ни на Москву, враждуя с Польшею, ни на Польшу, отступая от Москвы; обе заявили себя враждебно
национальным стремлениям Козаков; приходилось
противодействовать разом двум державам - и московской, и польской, а между
тем внутри Украины отнюдь не было ни согласия, ни ясности
стремления. Искателям самобытности представлялось тогда
единственным средством ухватиться за что-нибудь третье, за такое
сильное, чтобы оно хотя временно могло равно действовать и
против Московского Государства, и против Польши за Украину: таким третьим для Дорошенка тогда являлась Турция. Это была
единственная могучая соседняя держава, не имевшая повода
дружить ни с Польшею, .ни с Москвою - и притом держава с
большими военными силами; она, казалось, одна могла пособить Ук-
106
раине. Не ужасала Дорошенка отдача христианской Украины в
подданство мусульманскому государю. Пример молдавских и ва-
лахских господарей, данников Турции, ласкал его надеждами, что
Украине сжиться с Турцией было возможнее, чем с Московским
Государством и с Польшею. Надеялись, что Турция оставит
Украину под ее собственным местным управлением, не нарушая ни
веры, ни обычаев, и довольствуясь только некоторого рода вас-
сальною зависимостью. Разумеется, такой план имел только
кажущуюся верность в будущем. Не все козаки, как мы уже
замечали, разделяли с Дорошенком его склонность к Турции, и народ