Помолчали. Вдруг Петя резко затормозил машину и потянулся к лежавшему рядом на сиденье автомату.

— В чем дело? — спросил Дзюба.

— Заяц, товарищ командир, — прошептал Петя.

— Где? — оживился Дзюба.

Силантьев стал быстро осматриваться по сторонам.

— Вон, на пригорке! — Петя ткнул пальцем в сторону.

Шагах в двадцати пяти, насторожив уши, сидел большой заяц. Он удивленно смотрел на машину и не убегал.

— Стреляй, — с охотничьим азартом сказал Дзюба.

Но Силантьев уже вынул пистолет и стал не спеша целиться в зайца.

— Товарищ замполит, — взмолился Петя шепотом — он боялся спугнуть зайца, — не стреляйте! Ведь убегет, убегет! Дайте мне! Я его из автомата!

Силантьев выстрелил, промазал, а заяц, не будь дурак, схватился и мигом исчез за кустами.

— Убег!.. Эх, вы, товарищ замполит, — в отчаянии Петя запутался в скоростях и дал задний ход. — Ну, разве можно так! Не умеете стрелять, не беритесь. Я бы его сразу снял…

— Виноват, Петя, — засмеялся Силантьев. — Охотник я плохой!.. Следующего зайца дарю тебе…

Петя промолчал. Как-никак он был не охотником, гуляющим по осенней степи с дробовиком в руках, а водителем командирской машины. И он вел ее, устремив взгляд вперед и старательно объезжая все кочки, но лицо у него было такое огорченное и злое, что Дзюба, заметив это, засмеялся.

— Ты что ж это, Силантьев, зайцев пугаешь! — сказал он. — Петя вовек тебе этого не простит. Ты знаешь, какой он знаменитый охотник? Первый на все Брянские леса…

Дальше ехали молча. Маленькая история с зайцем вдруг повернула мысли Дзюбы к тем, почти забытым, дням, когда война казалась далекой и невозможной…

Ведь и женился он перед самой войной, прожил с женой всего лишь полгода, и на тебе… Силантьеву что — молод и холост. Он, возможно, и любви-то еще настоящей не понимает…

Дзюба скосил глаза на Силантьева, который также думал о чем-то своем, и вздохнул. «Странно устроен мир. Казалось бы, какая страшная война, каждый день, каждый час может быть последним. А все же все думают о счастье, о будущем…» И Дзюба вдруг задал себе вопрос: ну а чего все же хочет он? Остаться живым? Конечно… Кому хочется помирать! Победить?.. Безусловно! Какая жизнь, если победят гитлеровцы… Да, но этого хотят все — и Силантьев, который сидит рядом, и Петя, огорченный тем, что убежал заяц… Да, этого хотят все. А чего же хочет он сам?.. Для самого себя… Орденов? Их и так у него уже четыре. Будет жив — дадут еще. Стать командиром дивизии? Что ж, это не плохо. Уж наверняка он не слабее Чураева. Но и это, рано или поздно, придет само собой… Так чего же?.. Вдруг он закрыл глаза и усмехнулся. Откуда-то издалека на него взглянули серые глаза… Ах, вот что ему хочется!.. Он представил себе солнечный, яркий день… Война окончена… Он подъезжает на машине к своему дому, вихрем взлетает на третий этаж, звонит два раза, распахивается дверь… И…

Петя наехал на какой-то бугор, и машину сильно тряхнуло. Дзюба судорожно ухватился рукой за борт и выругался.

— Побережней! Думать не даешь…

— А о чем ты думаешь? — обернулся к нему Силантьев.

— Да вот куда повернуть, — пробормотал Дзюба. — Станица где-то близко!.. Ты глянь на карту, правильно ли едем…

Вечером к Коробову зашел Дружинин.

— Ну, Михаил Иваныч, дело-то к концу идет! — сказал он, присаживаясь к столу.

— Не к концу, а к середине, — улыбнулся Коробов.

Дружинин закурил папиросу и взглянул на лохматую голову Коробова. Густые волосы упорно вились, и сколько он с ними ни боролся, не желали ложиться ровным пробором.

— Поседел ты за эти дни, Михаил Иванович.

Коробов взглянул на него из-под бровей:

— Волосы — бог с ними… Вот в душу седину пускать нельзя…

Дружинин мрачно помолчал, глубоко затягиваясь дымом.

— Забирают меня от тебя, Михаил Иванович, — вдруг сказал он. — Уже приказ получил…

Коробов встрепенулся:

— Забирают!.. И меня не спросили!..

Дружинин развел руками.

— Решили назначить начальником курсов политруков.

— Что они там, с ума сошли! — Коробов вскочил и обрушил кулак о стол с такой силой, что бумаги полетели в разные стороны. — Не пущу!.. Какие курсы!.. Пусть назначают туда каких-нибудь тыловых крыс!..

— Да я уже убеждал, — вздохнул Дружинин. — Говорят, боевой опыт надо…

— Опыт!.. Опыт!.. — продолжал бушевать Коробов. — Я Сталину позвоню, а тебя не отдам… Понятно…

— Чего уж понятней! — сказал Дружинин. — Посмотри, кем подписана радиограмма…

Он протянул ему через стол листок. Коробов прочитал и досадливо махнул рукой.

— Подсунули!.. А если разберется — отменит!.. Такие события… Нельзя, нельзя… Не согласен…

Вот она когда пришла проверка! Дружинин смотрел в порозовевшее лицо Коробова и невольно радовался. Не ожидал он этого. Не думал, что завоевал сердце этого большого, умного человека. А он-то был уверен, что Коробов им тяготится, ведь не раз спорили, и однажды в сердцах командарм так обозвал его, что целый день они не разговаривали, а потом сам первый пришел и попросил извинения..

Оба понимали, что приказ отменен не будет и расставаться надо.

— Ну ты не сразу уезжай, — сказал Коробов, — подожди пару дней, а я сообщу, что без члена Военного совета оставаться не могу… Когда пришлют нового, тогда и поедешь.

— Ладно, — согласился Дружинин, — позвоню Соломатину, как он скажет…

Коробов пристально взглянул на Дружинина, словно проверяя, действительно ли тот хочет остаться или просто не желает его огорчать. Дружинин понял его взгляд и кивнул головой.

— Останусь, останусь, Михаил Иванович. Хочешь, сам поговори с Соломатиным… А то получится, что я сам напрашиваюсь…

Коробов тут же позвонил Соломатину, но дело обернулось совсем не так, как он ожидал. Новый член Военного совета уже в пути, а Дружинину нужно немедленно выезжать в Куйбышев.

Коробов бросил трубку и с ненавистью взглянул на телефон.

— Ну, значит, не судьба, — сказал он, — иди, собирайся…

Он вдруг тяжело поднялся, обошел вокруг стола и обнял Дружинина.

— Хороший ты человек, Максим. — Он впервые назвал его просто по имени. — Жаль, жаль, что мы расстаемся… Впрочем, жизнь большая… Будем живы, встретимся… Я почему-то убежден, что долго ты там не усидишь, не такая у тебя натура…

Дружинин смущенно и растроганно взглянул на Коробова. Не привык он к тому, чтобы ему говорили теплые слова. Сам говорил, когда вручал ордена. Но ведь это относилось к другим. Он никак не предполагал, что простые слова могут так глубоко задеть и его сердце. Считал себя человеком бывалым, ко всему привычным… А выходит, не ко всему!

Когда Дружинин вышел, Коробов присел за стол и задумчиво подпер рукой щеку. Если бы его спросили, кого он хотел на место Дружинина, он тут же, не задумываясь, предложил бы Кудрявцева. Хороший человек, умница…

— Товарищ командарм, вам личная телеграмма!..

В дверях стоял секретарь Военного совета майор Куликов и держал в руках обычный сиреневый бланк. Но на выбритом загорелом лице секретаря какая-то широкая улыбка. Видно, пришел с хорошей вестью.

Коробов сразу успокоился. Он было подумал, не стряслось ли что-нибудь с Варварой. Она далеко, на Урале, пишет, что живется трудно.

— Откуда?

— Из Уфы… Вас можно поздравить с внуком, товарищ командующий.

— Меня, с внуком? — удивился Коробов. — А ну-ка, дай телеграмму сюда…

Он взял листок, прочитал и громко расхохотался.

— Так я уже дедушка… Вот те на!.. А я считал себя еще совсем молодым. — Он с веселой досадой потряс телеграммой в воздухе: — И надо же было моему сыну жениться!.. Ах, негодяй!.. Что он со мной сделал!

— А где ваш сын, товарищ командующий? — вежливо осведомился Куликов.

— Да там же, в Уфе, на военном заводе работает! Инженер!.. А Дружинин спрашивает, почему у меня волосы седые, — вернулся он к прежней теме, — теперь понятно, почему они седые. — Он ткнул себя в грудь: — Я же ведь дед!.. Подожди, товарищ Куликов, — я сейчас напишу ответ… Пошли им, пожалуйста, всю мою зарплату… Ах, черт подери, — он- замотал головой, — ведь почти все деньги получает по аттестату моя жена… А мне только и остается на папиросы… Что же делать?.. Придется и ей написать…