зец сел на мула и в сопровождении юного графа двинулся вперед по людным улицам. Оба не обменялись и словом, пока город не остался позади; Колумб только вздыхал временами, как человек, удрученный глубокой печалью. Однако лицо его было спокойно, осанка горда, а глаза горели неугасимым огнем. Когда они миновали городские ворота, Колумб учтиво обратился к своему спутнику и поблагодарил за любез¬ ность. Но мысли его вскоре приняли иной оборот, и он сказал: — Я благодарен вам за оказанную честь и вижу в этом свидетельство вашей юности и благородства души. Вы заметили, друг мой Луис, что, когда мы проезжали по улицам, многие испанцы с насмешкой указывали на меня пальцем? — Да, сеньор, — ответил Луис, краснея от гнева. — И, если бы не боязнь огорчить вас, я бы затоптал этих бродяг конем, раз уж со мной нет копья, чтобы проткнуть их насквозь! — О нет, сдержавшись, вы поступили умнее. Но люди есть люди, и от них зависит общественное мнение. Впро¬ чем, простонародье и знать мало чем отличаются друг от друга, несмотря на разницу в положении, — просто ка¬ ждый изъясняется по-своему. Есть низменные души среди дворян и благородные — среди простого народа. Вот вы по своей доброте меня провожаете, а сколько упреков и нареканий ждет вас за это при дворе! — Пусть только кто-нибудь посмеет говорить о вас неуважительно, и он будет иметь дело с Луисом де Бо- бадилья! У кастильцев горячая кровь, а в нашем роду и подавно! — Я бы не хотел, чтобы кто-либо за меня вступался. Тем более, что, если мы будем обращать внимание на все, что думают и говорят глупцы, нам не придется вклады¬ вать меч в ножны. Пусть себе молодые дворянчики зло¬ словят в свое удовольствие, только вы не заставьте меня пожалеть о дружбе с вами! Луис горячо запротестовал, но его задело обидное сло¬ во, и он тут же спросил: — Вы говорите о дворянах, как будто сами не при¬ надлежите к их числу, сеньор Колумб. Но ведь вы тоже, конечно, дворянин?, 107

— А если нет, ваши чувства и ваше мнение обо мне изменятся? Дон Луис вспыхнул и мысленно выбранил себя за оплошность, но тут же без всяких колебаний и уверток ответил: —- Клянусь святым Педро, моим новым покровителем, я бы хотел, чтобы вы были дворянином, сеньор, хотя бы ради славы самого дворянства. Среди дворян слишком мало людей, достойных рыцарских шпор, и вы были бы для нас ценным приобретением! — Все изменчиво в этом мире, юный мой друг, — улы¬ баясь, заметил Колумб. — Меняются времена года, день сменяется ночью, кометы появляются и исчезают, моиар- хц становятся .подданными, подданные — монархами, дво¬ ряне забывают о своих предках, а плебеи превращаются в дворян. В. нашей семье есть предание, что некогда мы принадлежали к знатному роду, однако время и неудачи низвели нас до теперешнего скромного положения. Но, если мне посчастливится во Франции более, чем в Касти¬ лии, неужели дворянин Луис де Бобадилья откажется быть моим спутником в великом путешествии только по¬ тому, что его капитан не может предъявить дворянские патенты? — Это была бы самая недостойная причина! Не ду¬ майте обо мне так плохо. Нам предстоит сейчас расстать¬ ся, — надеюсь, на время, — так позвольте мне быть с вами откровенным до конца! Каюсь, когда я впервые услышал о вашем замысле, я принял его за бред сумасшедшего... — Ах, друг мой Луис! — прервал его Колумб, грустно покачивая головой. — Так думают слишком многие! Бо¬ юсь, что дон Фердинанд Арагонский и этот засушенный прелат, который говорил от его имени, держатся того же мнения. — Простите меня, сеньор Колумб, если я невольно обидел вас. Но я был однажды несправедлив к вам и те¬ перь хочу искупить свою вину. Да, раньше я тоже так думал и заговорил с вами только для того, чтобы посме¬ яться над вымыслами чудака. Не сразу проникся я дове¬ рием к вашей теории, но меня поразило, что ее отстаивает такой глубокий мыслитель и философ, как вы. Видимо, при этом я бы и остался, удовлетворив свое любопытство, если бы не особые обстоятельства глубоко личного харак¬ тера. Вы, наверно, знаете, сеньор, что я принадлежу к 108

одному из древнейших родов Испании и обладаю немалым состоянием. Несмотря на это, я не всегда оправдывал на¬ дежды, возлагаемые на меня моими опекунами, которые... — Об этом не следует говорить, мой добрый... — Нет, следует, клянусь святым Луисом! Я должен сказать все. Мною всегда владели две непреодолимые страсти, иной раз вытесняющие одна другую. Одна из них —любовь к странствиям, жгучее желание видеть но¬ вые страны, бродить по морям по воле ветров и волн. Дру¬ гая — любовь к Мерседес де Вальверде, самой прекрас¬ ной, верной, доброй, ласковой и чистосердечной девушке во всей Кастилии! — И к тому же дворянке, — улыбаясь, добавил Ко¬ лумб. — Сеньор, я не люблю шутить, когда речь идет о моем ангеле-хранителе, — насупившись, ответил юноша. — Она не только дворянка, достойная оказать честь моему роду, — в ней течет кровь самих Гусманов! Так вот, из-за своей любви к бродяжничеству я утратил расположение многих и едва не потерял свою любимую. Даже моя род¬ ная тетка, ее опекунша, начала смотреть косо на мои ухаживания за Мерседес. Донья Изабелла, чье слово закон для всех придворных дам, тоже настроена против меня, и теперь мне необходимо завоевать ее расположе¬ ние, чтобы жениться на Мерседес. И вот я додумал, — как истинный рыцарь Дуис решил все взять на себя, чтобы не выдать свою возлюбленную, — я подумал: а что, если мою склонность к странствиям направить на дости¬ жение какой-нибудь благородной цели? Например, такой, как ваша. Тогда мой недостаток превратился бы в досто¬ инство в глазах королевы, а затем и всех остальных! С этой надеждой я пришел к вам, а потом ваши доводы окончательно убедили меня. Теперь ни один священник не верит так свято в бога, как я в то, что кратчайший путь к берегам Катая лежит через Атлантический океан; ни один ломбардец так не убежден, что его Ломбардия плоская, как я в том, что земля — это щар! — Не следует говорить так непочтительно о служи¬ телях церкви, сеньор мой, — сказал Колумб и тут же с улыбкой добавил: — Значит, вас привлекли на мою сто¬ рону два таких мощных союзника, как любовь и разум? Сначала любовь, как более сильная, преодолела первые преграды, а затем разум довершил дело? Что ж, так 109

часто случается: любовь торжествует в начале, разум —* в конце! — Я не отрицаю могущества любви, сеньор, ибо сам я не в силах с нею бороться, ^ продолжал Луис.— Те¬ перь вы знаете мою тайну, знаете мой намерения, и мне нечего больше от вас скрывать, А потому я торжествен¬ но клянусь, — при этих словах Луис обнажил голову и поднял глаза к небесам, последовать за вами в это пу¬ тешествие по первому же зову, на любом судне, из лю¬ бого порта, как только вы пожелаете! Даю эту клятву в надежде, во-первых — послужить богу и церкви, во-вто¬ рых — увидеть берега Катая и, наконец, — завоевать до¬ пью Мерседес де Вальверде^7 Принимаю ваш обет, сеньор, проговорил Колумб, пораженный искренностью и пылом юноши. — Хотя, если уж держаться истины, вы бы могли перечислить выше¬ упомянутые причины в обратном порядке! Луис был настолько увлечен своими мыслями, что даже не заметил шутки. — Через несколько месяцев я стану полновластным хозяином своего состояния, — продолжал он, — и тогда ничто, кроме запрета самой королевы, не помешает нам снарядить по крайней мере одну каравеллу. Надеюсь, что денег хватит и на две, если только опекуны за годы моей юности не опустошили все мои сундуки. Дон Фердинанд мне не указ — я служу старшей ветви рода Трастама- ры, — и холодные расчеты короля меня не удержат. Ваши намерения великодушны, и ваши чувства де¬ лают честь такому благородному и смелому юноше, как вы, но принять это предложение я не могу. Было бы не¬ достойно Колумба, если бы он воспользовался даром столь доверчивой души и столь горячей головы. Да к тому же главное и не в этом! Мне необходима поддержка какого- либо могущественного государя. Даже сам Гусман не ре¬ шился бы взяться за такое обширное предприятие! Без высокого покровительства все наши открытия пойдут на пользу другим: ими воспользуются португальцы или еще кто-нибудь, а мы останемся ни при чем. Я чувствую в себе силы совершить славный подвиг, но он должен быть осу¬ ществлен в полном соответствии с величием замысла и цели... А теперь, дон Луис, простимся! Если во Франции мне улыбнется счастье, вы обо мне услышите. О спутнике с таким благородным сердцем и твердой рукой я могу 110