работаем и слишком мало за это получаем. С тех пор как начался маскарад, я послал всего дюжину бочонков лакг рима-кристи на каналы и больше ничего не продал. Так что тебе хватит, если хочешь выпить. — Я дал обет трезвости. Итак, твое судно готово вы¬ полнить поручение? — А готов ли сенат заплатить мне за это? Ведь это уже четвертое плавание по его делам, и все сделано как следует — пусть заглянут в свои секретные бумаги и убе¬ дятся в этом. — Они довольны, и тебе хорошо заплатили. — Не так уж хорошо. Я гораздо больше заработал на одной партии фруктов с островов, чем за все ночные поездки до делам сената. Вот если бы те, кому я служу, дали моей фелукке разрешение на въезд в ка¬ налы, тогда бы можно было действительно кое-что зара¬ ботать. — Нет ни одного преступления, которое святой Марк карает так сурово, как контрабанду. Будь осторожен со своим вином, а не то можешь лишиться не только судна и поручений сената, но и свободы! — Вот это-то меня и возмущает, синьор Родриго! Мы для республики когда мошенники, а когда и нет. Иной раз сенат доброжелателен к нам, как отец к своим детям, а в другой — нам приходится делать свои дела только но¬ чью. Мне очень не нравится такое неровное отношение, как только у меня появляется хоть малейшая надежда на заработок, она тотчас рассыпается в прах от тако/о хму¬ рого взгляда, какой только святой Януарий мог бы бро¬ сить на грешника. — Запомни, ты находишься не в Средиземном море, а на одном из каналов Венеции. Такой разговор мог бы навлечь на тебя беду, если бы его услышал кто-нибудь другой, менее дружественно к тебе настроенный. — Спасибо за заботу, хотя вид вон того старого двор¬ ца—такое же. внушительное предупреждение для бол¬ туна, как для пирата виселица на берегу моря. Я встре¬ тил старого приятеля на Пьяцетте, когда там уже стали собираться маски, и мы перекинулись несколькими сло¬ вами на этот счет. Он уверен, что чуть ли не каждый второй человек в Венеции получает деньги за доносы на других. Очень жаль, Родриго, что сенат при всей его ка¬ жущейся любви к правосудию позволяет разгуливать на 91

свободе разным мошенникам, один вид которых заставил бы и камни покраснеть от стыда и гнева! — Я и не знал, что такие люди открыто разгуливают по Венеции. Тайное преступление может некоторое время оставаться нераскрытым, потому что его трудно доказать, но... — Черт возьми! Мне говорили, что у Совета с греш¬ никами разговор короткий — все признаются в своих зло¬ деяниях. А вот взять этого негодяя Якопо... Что с тобой, дружище? Якорь, на который ты опираешься, не из рас¬ каленного железа. — Но он и не из пуха: от одного прикосновения к нему мо!уг заболеть все кости, не в обиду будь сказано. — Да, конечно, он сделан из железа, которое ковал сам Вулкан. Этот Якопо не достоин гулять на свободе в честном городе, а между тем его можно встретить на пло¬ щади и расхаживает он там так же спокойно, как любой патриций на Бролио! — Я его не знаю. — Если ты не знаком с храбрейшей рукой и надеж¬ нейшим клинком Венеции, добрый Родриго, это делает тебе честь. Мы же, в порту, хорошо его знаем и при виде этого человека сразу вспоминаем обо всех своих гре¬ хах. Удивительно, что инквизиторы до сих пор не про¬ кляли его на одной из публичных церемоний в назидание более мелким преступникам! — Разве его преступления так хорошо известны, что с ним можно расправиться без всяких доказательств? — Задай-ка этот вопрос на улицах! Если в Венеции умирает христианин — а их умирает немало, не говоря уж о тех, кого губит борьба за власть, — то все уверены, что умер он от руки Якопо. Синьор Родриго, ваши каналы —* отличные могилы для внезапно умерших. — Мне думается, здесь есть противоречие. То ты го¬ воришь о руке Якопо, то о каналах, воды которых покры¬ вают умерших. Право же, люди ошибаются в Якопо. Мо¬ жет быть, его несправедливо оклеветали? — Я понимаю, что можно оклеветать священника, по¬ тому что он, как христианин, должен охранять свое доб¬ рое имя ради чести церкви, но что касается браво, то его оклеветать не удалось бы и бывалому адвокату. Не всели равно, больше или меньше обагрена рука, если на ней кровь человека! 92

Ты прав, — с тяжелым вздохом ответил мнимый Родриго. — Осужденному на смерть безразлично, за одно или за несколько преступлений его казнят. — А знаешь ли ты, друг Родриго, что я рассуждаю так же и это придает мне смелости, когда бывает нужно вывезти отсюда товар, чтобы потом тайно его продать? «Ты фактически в сделке с сенатом, достойный Сте- фано, — говорю я самому себе, — и потому у тебя нет при¬ чин быть особенно разборчивым в качестве тов;ара». У этого Якопо такие глаза и такой грозный вид, что если бы он уселся на престол святого Петра, то люди и там узнали бы его. Но сними маску, синьор Родриго, пусть морской ветер освежит твои щеки. Нечего играть в прятки со старым, испытанным другом. — Мой долг по отношению к тем, кто послал меня, за¬ прещает мне такую вольность, иначе я с радостью открыл бы тебе мое лицо, Стефано. — Ты очень осторожен, хитрый синьор, но я поспо¬ рил бы с тобой на десять цехинов из тех, что ты должен мне заплатить, что завтра безошибочно узнаю тебя среди тысячи людей в толпе на площади Святого Марка. Так что можешь снять свою маску —говорю тебе, ты знаком мне так же хорошо, как эти латинские реи моей фелукки. — Тем более мне незачем снимать маску. Несомнен¬ но, люди, которые так часто встречаются, узнают друг друга по многим приметам. — У тебя красивое лицо, синьор, й прятать его совсем ни к чему. Я заметил тебя среди веселившейся толпы, ко¬ гда ты и не подозревал об этом, и скажу тебе откровенно, вовсе не думая извлечь из этого какую-либо выгоду для себя, человеку с таким красивым лицом нужно всем его показывать, а не прятать всю жизнь под маской. — Я же тебе сказал: я делаю то, что мне приказано. А раз ты знаешь меня, смотри не выдай. — Бог ты мой! Твои тайны в такой же безопасности, как если бы ты исповедался своему духовнику! Я не из тех, кто шатается среди продавцов воды и разбалтывает секреты; но ты искоса взглянул на меня, когда танце¬ вал среди масок на площади, и я тебе подмигнул! Разве я не прав, Родриго? — А ты умнее, синьор Стефано, чем я думал, хоть твое искусство в управлении фелуккой ни для кого не се¬ крет. 93

— Есть две вещи, синьор Родриго, которые я цешо в себе, хотя, надеюсь, с надлежащей христианской скромно¬ стью. Немногие из моряков, плавающих вдоль этого па±- бережья, могут похвастать большим умением управлять судном в мистраль, сирокко, левантер или зефир; а что касается масок, то я узнаю своего знакомого на карна^ вале, нарядись он хоть самим сатаной! По части пред¬ сказания шторма или опознания маски, синьор Родриго, я не знаю себе равного среди людей не слишком уче¬ ных. — Это ценные качества для того, кто живет морем и сомнительной торговлей. — Ко мне на фелукку приходил мой старый друг Джино, гондольер дона Камилло Монфорте, а с ним —* женщина в маске. Он довольно ловко отделался от нее, решив, наверно, что оставил ее среди незнакомых людей. Но я сразу узнал ее — это была дочь виноторговца, кото¬ рый уже попробовал мое лакрима-кристи. Она очень рас¬ сердилась на Джино за его трюк с ней, но мы все же вос¬ пользовались случаем и заключили с ней сделку на остав¬ шиеся бочонки вина, спрятанные у меня под балластом, в то время как Джино обделывал дела своего господина на площади Святого Марка. — А что за дела у него были, ты не узнал, добрый Стефано? — Куда там! Гондольер так спешил, что едва успел со мной поздороваться, но вот Аннина... — Аннина?! — Она самая. Ты, конечно, знаешь Аннину, дочь ста¬ рого Томазо, ведь она танцевала в той же компании, где я заметил и тебя! Я бы не говорил о девушке так, если бы не знал, что ты и сам не прочь попробовать вино, которое не проходит через таможню. — Об этом не беспокойся. Я поклялся тебе, что ни одна тайна такого рода не сорвется с моих губ. Но эта Аннина — девушка очень сообразительная и смелая. — Между нами говоря, синьор Родриго, не так легко определить, кто здесь в Венеции шпионит для правитель¬ ства, а кто нет. Иногда мне кажется по твоей привычке вздрагивать и по некоторым интонациям твоего голоса, что и ты не кто иной, как переодетый генерал, командую¬ щий галерным флотом. — И это с твоим-то знанием людей! 94