грудным ребенком... Ты ни разу не видел моего сына, добрый Якопо? — Нет, старик, не пришлось. Но, если он походил на тебя, стоит оплакивать его гибель. Клянусь Дианой, с моей стороны было бы глупо хвастать ничтожным пре¬ восходством, какое дает мне молодость! — Какая-то внутренняя сила гнала и меня и лодку все вперед, но что проку? Твоя доброта и последние уси¬ лия старика, изнуренного нуждой и лишениями, — все вдребезги разбилось о каменные сердца аристокра¬ тов. — Не говори так, Антонио. Милостивые святые могут внять нашим молитвам как раз тогда, когда мы меньше всего этого ожидаем. Пойдем, ведь меня послали за то¬ бой. Рыбак с удивлением взглянул на нового знакомого, после чего, задержавшись на несколько секунд, чтобы по¬ заботиться, как обычно, о своей лодке, с радостью выра¬ зил готовность следовать за Якопо. Место, где они стояли, было расположено в стороне от проезжей части набереж¬ ной, и, хотя луна светила ярко, присутствие здесь двух человек в неприметных одеждах едва ли привлекло бы чье-нибудь внимание; и все же, казалось, браво не был спокоен. Он подождал, пока Антонио вышел из гондолы, и затем, расправив плащ, перекинутый через руку, без разрешения набросил его на плечи рыбака. Потом достал шапку, точь-в-точь как его собственная, и надел ее на седую голову Антонио, что довершило преображение внешности старика. — Маска тебе не нужна, — сказал Якопо, вниматель¬ но оглядев фигуру рыбака. — В этом наряде, Антонио, тебя никто не узнает. — А есть ли нужда в том, что ты сделал, Якопо? Я благодарен тебе за добрые намерения, за то великое благодеяние, какое ты хотел мне оказать и не смог лишь из-за жестокосердия вельмож и богачей. Но все-таки я должен сказать, что ни разу еще маска не скрывала моего лица; ибо зачем человеку, который встает вместе с солн¬ цем, чтобы приняться за свой тяжкий труд, и обязан тем немногим, что у него есть, милости святого Антония, за¬ чем ему разгуливать подобно кавалеру, собирающемуся похитить доброе имя девушки, или ночному разбойнику? ~ Тебе известны нравы Венеции, и для дела, которое 137
нам предстоит, не вредно принять некоторые предосто¬ рожности. — Ты забываешь, что твои намерения все еще неве¬ домы мне. Скажу еще раз, и скажу от всей души и с бла¬ годарностью: я очень тебе обязан; хотя мои надежды рух¬ нули и мальчик все еще томится в этой плавучей школе порока, я бы хотел, чтобы кличка «браво» принадлежала не тебе. Мне трудно поверить всему тому, о чем говорили сегодня на Лидо про человека, который так жалеет сла¬ бых и обиженных. Браво застыл на месте; наступившее вдруг тягостное молчание было столь мучительным для рыбака, что, ко¬ гда, наконец успокоившись, Якопо глубоко вздохнул, Ан¬ тонио «оже почувствовал облегчение. — Я не хотел сказать... — Неважно, — прервал браво глухим голосом. — Не¬ важно, рыбак, мы поговорим обо всем этом в другой раз. А пока следуй за мной и молчи. С этими словами самозванный проводник Антонио жестом пригласил его следовать за собой и направился в сторону от канала. Рыбак повиновался, ибо этому несчаст¬ ному человеку с разбитым сердцем было все равно, куда идти! Якопо воспользовался первым же входом, ведущим во внутренний двор Дворца Дожей. Шаги его были нето¬ ропливы, и в глазах прохожих оба они ничем не выделя¬ лись среди многочисленной толпы, вышедшей на улицу, чтобы подышать мягким ночным воздухом или насла¬ диться развлечениями, которые обещала Пьяцца. Оказавшись во дворе, освещенном слабо и то лишь местами, Якопо на миг задержался, видимо для того, чтобы разглядеть находившихся здесь людей. Надо по¬ лагать, он не усмотрел никакой причины для дальней¬ шего промедления, так как, незаметно подав своему спут¬ нику знак не отставать, он пересек двор и поднялся по известной лестнице, той самой, с какой скатилась голова Фальёри1 и которую по статуям, стоящим на верху ее, называют Лестницей Гигантов. Миновав знаменитые Львиные пасти, они быстро пошли по открытой галерее, где их встретил алебардщик из гвардии дожа. 1 Фальери, Марино — дож Венеции, казненный в 1355 году на Лестнице Гигантов за попытку проведения самостоятельной по¬ литики. 138
— Кто идет? — спросил наемник, выставив вперед свое длинное грозное оружие. — Друзья государства и святого Марка! — В этот час никто не проходит без пароля. Жестом приказав Антонио оставаться на месте, Яко¬ по приблизился к алебардщику и что-то шепнул ему. Оружие тотчас поднялось, и стражник вновь 'принялся шагать по галерее с глубоко равнодушным видом. Едва путь перед ними открылся, как оба двинулись дальше. Антонио, немало удивленный тем, что ему пришлось ви¬ деть, с нетерпением следовал за Якопо, ибо сердце его сильно забилось горячей, хотя и смутной надеждой. Не так уж несведущ был он в людских делах, чтобы не знать, что правители иногда втайне уступают там, где согла¬ ситься открыто им мешают соображения политики. По¬ этому, полагая, что сейчас его приведут к самому дожу и наконец-то дитя вернется в его объятия, старик легко шагал по мрачной галерее и, пройдя вслед за Якопо че¬ рез какой-то проход, вскоре оказался у подножия новой широкой лестницы. Рыбак теперь едва представлял себе, где он находится, так как его спутник оставил в сто¬ роне главные входы дворца и, пройдя через потайную дверь, вел его мрачными, тускло освещенными коридо¬ рами. Они не раз поднимались и спускались по лестни¬ цам, проходили через множество небольших, просто об¬ ставленных комнат, так что в конце концов у Антонио совсем закружилась голова и он окончательно перестал понимать, куда идет. Наконец они достигли помещения, темные стены которого, украшенные довольно безвкус¬ ным орнаментом, казались еще более мрачными из-за слабого освещения. — Ты неплохо знаешь жилище дожа, — сказал рыбак, когда к нему вернулась способность говорить. — Похоже, ты гуляешь по всем этим галереям и коридорам свобод¬ нее, чем самый старый гондольер Венеции по каналам города. — Мне приказали привести тебя, а все, что мне по¬ ручают, я стараюсь делать как следует. Ты из тех людей, Антонио, которые не боятся предстать перед лицом ве¬ ликих, — в этом я сегодня убедился. Собери все свое, му^ жество, ибо настал час испытания. 139
Я смело говорил с дожем. Кроме самого всевыш¬ него, кого еще мне бояться на свете? — Ты говорил, пожалуй, даже слишком смело, рыбак. Укроти свой язык, ибо великие не любят непочтительных слов. — Значит, истина им неприятна? — Смотря какая. Они любят слушать, как восхища¬ ются их делами, если дела заслуживают похвалы; но им не нравится, когда действия их порицают, даже если яс¬ но, что порицания справедливы. — Боюсь, — сказал старик, простодушно глядя на сво¬ его собеседника, — между великим и ничтожным ока¬ жется мало разницы, когда с обоих снимут одежду и они предстанут взору нагими. — Подобную истину нельзя высказывать здесь. — Почему? Разве патриции отрицают, что они хри¬ стиане, что они смертны и грешны? — Первое они считают благом, Антонио, о втором за¬ бывают и не терпят, чтобы кто-нибудь, кроме них самих, замечал третье! — Тогда, Якопо, я начинаю сомневаться в том, что добьюсь свободы для моего мальчика. — Говори с почтением, остерегайся задеть их само¬ любие, оскорбить их власть, и многое простят тебе, в осо¬ бенности если ты учтешь мой совет. — Но ведь это та самая власть, которая отобрала у меня мое дитя! Разве я смогу восхвалять тех, кто по¬ ступает несправедливо? — Ты должен притвориться, иначе твоя просьба оста¬ нется неисполненной. — Мне лучше вернуться на лагуны, друг Якопо, ибо всю жизнь язык мой говорил лишь то, что подсказывало сердце. Боюсь, я слишком стар, чтобы говорить, будто сына можно по праву насильно оторвать от отца. Скажи им от меня, что я приходил выразить им свое почтение, но, поняв, сколь безнадежны дальнейшие просьбы, вернулся к своим сетям, вознося молитвы святому Анто¬ нию. С этими словами Антонио крепко стиснул руку сво¬ его спутника, который точно застыл на месте, и повер¬ нулся, собираясь уходить. Но не успел он сделать и шага, кдк две алебарды скрестились на уровне его груди; толь¬ 140
ко теперь старик заметил вооруженных людей, прегра¬ дивших ему путь, и понял, что стал пленником. Природа наделила рыбака умением сохранять присутствие духа в любой обстановке, а многолетние испытания закалили его. Оценив истинное положение вещей, он ничем не выдал своей тревоги и, не пускаясь в бесполезные споры, снова повернулся к Якопо; лицо его выражало терпение и по¬ корность судьбе. — Видно, высокие синьоры хотят поступить со мной по справедливости, — сказал он, приглаживая поредев¬ шие волосы, как это делают люди его сословия, готовясь предстать перед господами, — и смиренному рыбаку не пристало лишать их такой возможности. Все же лучше, чтобы у нас в Венеции пореже применяли силу даже во имя справедливости. Но сильные любят показывать свою власть, а слабым приходится подчиняться. — Посмотрим, — отвечал Якопо, который не выка¬ зал никаких чувств; когда его спутнику не удалось уйти. Наступило глубокое молчание. Алебардщики, одетые и вооруженные по обычаям того времени, вновь, подобно безжизненным статуям, застыли Ъ тени у стен, да и Яко¬ по со своим спутником, неподвижно стоявшие посреди комнаты, едва ли больше, чем стражники, походили на живые и разумные существа. Здесь уместно будет познакомить читателя с особен¬ ностями государственного устройства страны, о которой мы рассказываем, имеющими отношение к событиям, из^- лагаемым далее, ибо само понятие РЕСПУБЛИКА — если слово это означает что-то определенное, — бесспорно под¬ разумевает представление и преобладание интересов на¬ рода, но оно так часто осквернялось ради защиты инте¬ ресов господствующих, групп, что читатель, возможно, задумается, какая же все-таки связь между государствен¬ ным укладом Венеции и более справедливыми — хотя бы потому, что они более демократичны — установлениями его собственной страны. В век, когда правители были достаточно нечестивы, чтобы утверждать, будто право повелевать ближними дается человеку непосредственно богом, а их подданные были не в силах противиться этому, считалось достаточ¬ ным хотя бы на словах отказаться от сего дерзновенного и эгоистического принципа, чтобы придать политике 141