Шорох в низких кустах, уцелевших поодаль по краю заболоченной низины (остатки той рощи, где расположил свой лагерь Ишмаэл), донесся в этот миг до его ушей и оборвал его разговор с самим собой. Верный привычкам долголетней жизни в дремучих лесах, старик вскинул ружье к плечу чуть ли не с той же бодростью и быстротой, как, бывало, в молодости; но, вдруг опомнившись, он опу¬ стил ружье с прежней безропотной грустью в глазах. — Выходи, выходи! — окликнул он.— Птица ли ты или зверь, эти старые руки не принесут тебе гибели. Я поел и попил: зачем я стану отнимать у кого-то жизнь, когда мои нужды не требуют жертвы? Недалеко то время, когда птицы выклюют мои незрячие глаза и опустятся на мои оголившиеся кости: потому что, если все живое создано, чтобы погибнуть, как могу я ожидать, что буду жить вечно? Выходи, выходи же! Эти слабые руки не причинят тебе вреда. — Спасибо на добром слове, старик! — сказал Поль Ховер и весело выскочил из-за куста.— Когда ты выставил дуло вперед, мне твой вид был не очень по вкусу: он как будто говорил, что ты когда-то мастерски стрелял. — Что правда, то правда,— сказал траппер и рас¬ смеялся, вспоминая с тайным удовольствием свое былое искусство.— Были дни, когда мало кто лучше меня знал цепу вот такому длинному ружыо, как это, даром что сей¬ час я кажусь беспомощным и дряхлым. Да, ты прав, мо¬ лодой человек. И были дни, когда небезопасно было ше¬ вельнуть листок на таком расстоянии, что я мог бы услы- пГать шелест, или красному мпнгу,— добавил он, понизив голос и нахмурив взор,— выглянуть краем глаза из своей засады. Слышал ты о красных мингах? — О миногах слышал,— сказал Поль, взяв старика под руку и мягко подталкивая его к чаще; при этом он беспо¬ койно озирался, точно хотел увериться, что никто за ним не следит.— О самых обыкновенных миногах; а вот о крас¬ ных или там зеленых не слышал. — Господи, господи! — продолжал траппер, качая го¬ ловой и все еще смеясь своим лукавым, но беззвучным смехом.— Мальчик спутал человека с рыбой! Впрочем, минг не многим лучше самой жалкой бессловесной твари; а поставь перед ним бутылку рома, да так, чтоб можно было до нее дотянуться,— тут он и вовсе превращается в скота... Ох, не забуду я того проклятого гурона с верхних 89

озер! Моя пуля сняла его с уступа скалы, где он притаился. Это было в горах, далеко за... Голос его заглох в густой поросли, куда он позволил Полю себя завести: увлеченный воспоминаниями о делах полувековой давности, он шел, не противясь, за юношей. Глава VIII Вот это так сцепились! Пойду-ка посмотрю поближе. Этот наглый прой¬ доха Диомед привя за п-таки себе на шлем рукав влюбленного троянского молокососа Шекспир, «Троил и Крессида» Чтобы не утомлять читателя, мы не станем затягивать нашу повесть и попросим его вообразить, что протекла неделя между сценой, заключившей последнюю главу, и теми событиями, о которых поведаем в этой. Все сильнее чувствовалась осень; летняя зелень все быстрее уступала место бурым и пестрым краскам поры листопада. Небо заволакивали быстрые облака, громозди¬ лись туча на тучу, а буйные вихри гнали их и кружили или вдруг разрывали, и тогда на минуту открывался про¬ свет в безмятежную, чистую синеву, такую прекрасную в своем извечном покое, что ее не могли смутить суета и тревоги дольнего мира. А там, внизу, ветер мел по диким и голым степям с такою бешеной силой, какую он не часто показывает в менее открытых областях на нашем конти¬ ненте. В древности, когда слагались мифы, можно было бы вообразить, что бог ветров позволил подвластным ему слу¬ жителям ускользнуть из их пещеры и вот они разбушева¬ лись на раздолье, где ни дерево, ни стена, ни гора — ни¬ какая преграда не помешает их играм. Хотя преобладающей чертою местности, куда мы пере¬ носим действие рассказа, была все та же пустынность, здесь все же некоторые признаки выдавали присутствие человека. Среди однообразного волнистого простора пре¬ рии одиноко высился голый зубчатый утес на самом берегу извилистой речушки, которая, проделав по равнине длин¬ ный путь, впадала в один из бесчисленных притоков Отца Рек. У подножия скалы лежало болотце, а так как его еще 90

окаймляли заросли сумака и ольхи, тут, как видно, рос недавно небольшой лесок. Однако самые деревья перебра¬ лись на вершину и уступы соседних скал. Там, па этих скалах, и можно было увидеть признаки присутствия здесь человека. Если смотреть снизу, были видны бруствер из бревен и камня, уложенных вперемежку с таким расчетом, чтобы сберечь, по возможности, труд, несколько низких крыш из коры и древесных ветвей, заграждения, построенные здесь и там на самой вершине и по склону — в местах, где подъем на кручу представлялся относительно доступ¬ ным,— да парусиновая палатка, лепившаяся на пирами¬ дальном выстуие с одного угла скалы и сверкавшая издалека белым верхом, точно снежное пятно или, если прибегнуть к метафоре, более соответствующей сущности предмета, как незапятнанное, заботливо оберегаемое знамя над крепостью, которое ее гарнизон должен был отстаивать, не щадя своей жизни. Едва ли нужно добав¬ лять, что эта своеобразная крепость была местом, где укрылся Ишмаэл Буш, когда лишился скота. В тот день, с которого мы возобновляем наш рассказ, скваттер стоял, опершись на ружье, у подошвы утеса и глядел на бесплодную почву у себя под ногами. Не ска¬ жешь, чего больше было в его взгляде — презрения или разочарования. — Нам впору изменить свою природу,— сказал он шу¬ рину, как всегда вертевшемуся подле него,— и из людей, привыкших к христианской пище и вольному житью, пре¬ вратиться в жвачную скотину. Как я посужу, Эбирам, ты вполне бы мог пропитаться кузнечиками: ты проворный малый и догнал бы самого быстрого их прыгуна 1. — Да, край не для нас,— ответил Эбирам, которому ие- веселая шутка зятя пришлась не по вкусу.— Надо пом¬ нить поговорку: «Ленивый ходок будет век в пути». — Ты что хочешь, чтобы я сам впрягся в возы и не¬ делями... какое — месяцами тащил их по этой пустыне? — возразил Ишмаэл. Как все люди этого разбора, он умел, когда понадобится, крепко потрудиться, но не стал бы с неизменным прилежанием изо дня в день выполнять тяжелую работу; предложение шурина показалось ему 1 Кузнечиками Буш называет саранчу, намекая на библей¬ ских акрид, которыми будто бы питались отшельники. 91

мало соблазнительным. — Это вам, жителям поселений, нужно вечно спешить домой! А у меня, слава богу, ферма просторная, найдется где вздремнуть владельцу. — Если тебе нравятся здешние угодья, чего ждать: паши да засевай! — Сказать-то легко, а как ее вспашешь, эту землю? Говорю тебе, Эбирам, нам надо уходить, и не только по этой причине. Я, ты знаешь, такой человек, что редко вступаю в сделки; но уж если вступил, я выполняю условия честней, чем эти ваши торговцы с их болтливыми договорами, записанными на листах бумаги! По нашему уговору мне осталось пройти еще сотню миль, и я свое слово сдержу. Скваттер скосил глаза в сторону палатки на вершине его суровой крепости. Шурин перехватил этот взгляд; и ка¬ кое-то скрытое побуждение — корыстный расчет или, мо¬ жет быть, общность чувства — помогло утвердиться между ними согласию, которое чуть было не нарушилось. — Я это знаю и чувствую всем своим существом. Но я не забываю, чего ради я пустился в это чертово путеше¬ ствие, и помню, какая даль отделяет меня от цели. Нам обоим, что мне, что тебе, придется несладко, если мы после удачного начала не доведем наше дело до конца. Да, весь мир, как я посужу, стоит на этом правиле! Еще давным- давно я слышал одного проповедника, который бродил по Огайо; он так и говорил: пусть человек сотню лет жил праведно, а потом на один денек забыл о благочестии, и все идет насмарку: добро ему не зачтут, зачтут только дурное. — И ты поверил голодному ханже? — Кто тебе сказал, что я поверил? — задиристо отве¬ тил Эбирам, но взгляд его отразил не презрение, а страх.— Разве повторить слова мошенника — значит им пове¬ рить?!. А все-таки, Ишмаэл, может быть, он проповедовал честно? Он сказал нам, что мир все равно как пустыня и есть только одна рука, которая может по ее извилистым тропам вести человека, хоть бы и самого ученого. А если это верно в целом, оно, может быть, верно и в частности... — Брось ты хныкать, Эбирам, говори прямо! — хрипло рассмеялся скваттер.— Ты еще станешь молиться! Но что пользы, как сам ты учишь, служить богу пять минут, а черту — час? Послушай, друг, я не бог весть какой хо¬ зяин, но что знаю, то знаю: чтобы снять хороший урожай 92