Спустя несколько минут взаимного бессвязного лепетания, мы оба поделились своими историями. Около десяти тридцати кто-то позвонил ему, сказав, что я в офисе и мне плохо. Ему не пришло на ум вызвать помощь или поинтересоваться, кто был этот звонивший. Вместо этого он вывел Пеппи, заставил водителя проезжавшей машины взять их обоих и понесся в деловую часть города. Он никогда не был в моем офисе, поэтому потратил какое-то время на поиски. Увидев, что дверь моя заперта, а свет выключен, он так разволновался, что не стал искать ночного сторожа и сам выломал замок гаечным ключом.

— Извините, куколка, — печально сказал он. — Утром я починю его. Если бы я хоть чуть-чуть соображал, я должен был бы догадаться, что кто-то пытался выманить нас с Пеппи из дома.

Я отрешенно кивала. Кто-то из достаточно близких мне людей прекрасно знал, что мой сосед с нижнего этажа заметил бы, если бы мне устроили ловушку. Рон Каппельман. Кто еще, кроме него, убедился в заботе мистера Контрераса обо мне?

— Полиция обнаружила кого-нибудь? — спросила я.

— Они увезли двух парней в фургоне, но я их не видел. Я даже это не мог сделать для вас. Они пришли за вами вооруженные, а меня убрали с дороги, действуя обманом, на который не купилась бы и шестилетняя девочка. А ведь я не знал, куда вы пошли. Я знал, что вы не могли быть у тети… после всего того, что вы рассказали мне о ней и о своей матери, но я просто не имел никакого представления, где вы вообще могли быть.

Мне пришлось потратить некоторое время, чтобы успокоить его и убедить, что я могу провести ночь в одиночестве. Продолжая повторять слова озабоченности на мой счет и упреков в свой адрес, он наконец заметил, что я уже поднялась по лестнице к своей двери. Кто-то пытался вломиться в мою квартиру, но стальная дверь, которую я успела установить после последнего взлома, выдержала. Они не смогли проникнуть через нее и не сумели справиться с тремя замками. Несмотря на это, я сделала полный обход помещений, сопровождаемая мистером Контрерасом и собакой. Затем он оставил собаку и подождал снаружи, пока не услышал, что последняя задвижка встала на свое место. Только тогда он пошел вниз и спокойно улегся спать.

Я попыталась позвонить Бобби в центральный округ, но он исчез… а может, не хотел отвечать на звонки. Никого из остальных офицеров, которых я знала, не было на месте, и никто, как я понимала, не рассказал бы мне ничего о мужчинах, задержанных у дверей моей квартиры. Я вынуждена была отложить это до утра.

Меня хотят похоронить. Палач, одетый в черный блестящий плащ с капюшоном, швыряет лопатой грязь на мое тело. Только скажите нам, который час, девчушка, говорит он.

Лотти и Макс Левенталь сидят тут же, едят спаржу и пьют коньяк, не реагируя на мои крики о помощи. Я проснулась мокрая, с колотьем в груди, но каждый раз, когда я опять проваливалась в сон, кошмар возвращался.

Когда я наконец проснулась, было позднее утро. Все тело ныло и болело. Голова, будто набитая ватой, гудела, как и бывало всегда после бессонной ночи. На отекших неуклюжих ногах я направилась в ванную, а Пеппи встревоженно наблюдала за мной у двери.

Это, должно быть, Каппельман подготовил мне засаду прошлой ночью. Он был единственным, кто знал, что я покинула свою квартиру, единственным, кто знал о беспокойной заботе, которую мистер Контрерас расточал в мой адрес. Но, как я ни старалась, я не могла додуматься, почему Каппельман пошел на это. Невозможно было представить, что он мог убить Нэнси. Любовные дела, пошедшие наперекосяк, приводят, по крайней мере, одного в день в клинику «Двадцать шесть» или «Калифорния». Но преступление страсти не имело ко мне никакого отношения. Все мои соображения о Гумбольдте или о том, почему Пановски и Ферраро судились с компанией, или о Чигуэлле вроде не были связаны с Роном Каппельманом. Тем не менее он знал что-то, что отчаянно пытался сохранить в тайне, и это касалось документов Юршака по страхованию. Но что его связывает с ними?

Было проще подумать, что это Арт Юршак подстроил прошлой ночью неудавшееся покушение. В конце концов, он мог выманить старика из квартиры, не зная, что меня нет дома, а потом решил остаться в засаде и ждать, пока я не вернусь. Мой ум бесплодно бился над разгадкой. Вода в ванне остыла, но я не пошевелилась, пока не зазвонил телефон. Это был Бобби, более радостный и более встревоженный, чем я могла представить, будучи в своем лихорадочном состоянии.

— Доктор Хершель сказала, что ты покинула ее дом среди ночи. Я думал, что сказал тебе, чтобы ты держалась подальше от своей квартиры, пока мы не дадим тебе добро.

— Я не желаю ждать до второго пришествия Христа. Кого вы взяли в моем доме прошлой ночью?

— Последи за своим языком, когда говоришь со мной, молодая леди, — автоматически отреагировал Бобби. Он считал, что хорошие девушки не должны разговаривать, как видавшие виды сыщики.

Но даже в этом случае он понимал, что причина, по которой я сделала это, отчасти крылась в том, что я хотела досадить ему, и потому возмущению его не было предела. Прежде чем я сумела вставить, что я не младший чин, которому он может отдавать приказы (существуют искушения, которым я тоже не могу противиться), он поспешно заговорил:

— Мы взяли двух парней, околачивавшихся у твоей двери. Они сказали, что просто зашли наверх покурить, но у обоих были отмычки и оружие. Прокурор штата дал нам добро всего на двадцать четыре часа задержания их по поводу хранения незарегистрированного оружия. Мы хотим, чтобы ты подъехала на опознание подозреваемых: может, узнаешь среди этих джентльменов тех, кто участвовал в нападении на тебя в среду.

— Да, полагаю, стоит подъехать, — без энтузиазма ответила я. — Они были в черных плащах с капюшонами, скрывавшими большую часть их лиц. Я не уверена, что узнаю их когда-нибудь.

— Прекрасно. — Бобби проигнорировал отсутствие моего рвения. — Я пошлю за тобой человека в форме, он будет через полчаса, если для тебя это не слишком рано.

— Как и правосудие, я никогда не дремлю, — вежливо ответила я и повесила трубку.

Следующим позвонил Мюррей. Они сверстали утренний выпуск до того, как поступило сообщение о задержании у дверей моей квартиры. Их поставил в известность один из его полицейских репортеров. Босс Мюррея, знавший о наших дружеских отношениях, разбудил его этой новостью. Мюррей с неутомимой энергией выкачал из меня все за несколько минут. Наконец я сердито прервала его:

— Я собираюсь на опознание. Если Арт Юршак или сестра доктора Чигуэлла окажутся там, позвоню тебе. Случившееся напоминает мне кое-что: добрый доктор ушел с парнями, которые любят врываться в дома других людей.

На его возгласе я повесила трубку. Однако, когда я вошла в спальню, чтобы одеться, телефон зазвонил снова. Я решила не подходить — пусть Мюррей добывает свои новости по радио или как-то еще. Пока с отвращением расчесывала волосы, у двери появился мистер Контрерас с завтраком. Мое стремление общаться с ним куда-то подевалось, не в пример прошлой ночи. Я залпом выпила чашку кофе и нелюбезно заявила, что у меня нет времени на еду. Он начал суетиться вокруг меня, но я потеряла терпение и набросилась на него. Обида застыла в его некогда карих глазах. Он забрал собаку и с молчаливым достоинством удалился. Я сразу почувствовала себя виноватой и побежала за ним. Однако он уже вышел из вестибюля, а у меня не было с собой ключей. Я вернулась в квартиру. Пока я собирала сумку, засовывая туда ключи, а «смит-и-вессон» в джинсы, прибыл человек в форме, чтобы отвезти меня на опознание. Я тщательно заперла задвижку — несколько дней назад я не очень беспокоилась об этом — и сбежала по лестнице. Чем скорее начнешь, тем скорее закончишь, или что-то в этом роде, как говорила леди Макбет.

Человек в форме оказался женщиной — патрульный офицер, Мэри Луиза Нили. Она была спокойной и серьезной, держалась прямо как шомпол и хорошо смотрелась в своей новенькой очень облегающей форме. Она называла меня «мадам», что дало мне почувствовать нашу разницу в возрасте, составлявшую примерно лет двенадцать. Она с военной четкостью открыла передо мной дверь и повела меня к стоявшей у тротуара патрульной машине.