Оставшись один, я быстро справился с собой. Боль и страх ушли. Осталось только странное чувство. Я не понимал многого – и почему я начал видеть то, что не видел раньше, и слышать  мысли других людей. А то, что мне передались эмоции другого – вообще ставило меня в тупик. Как такое может быть?

И тут меня осенила догадка. Может, я просто заболел? Или с головой что-то случилось? И, на самом деле, мне все это кажется? И что я мысли читаю, и что вижу что-то сверхъестественное. А на самом деле ничего этого нет?

Фух! Я выдохнул с облегчением. Ну, конечно, все это лишь только в моей голове! Это было хорошее объяснение.

В школе заверещал звонок, давая понять, что урок закончен. Двери классов открылись, и школьники заполнили коридор.

Сзади меня кто-то хлопнул по плечу. Я обернулся и увидел Костика.

— Собирай манатки!– сказал он.– Мы идем в музей Булгакова. Никвасу приспичило нам лекцию прочесть!

Никвас – это Николай Васильевич, наш классный руководитель, который в школе преподавал литературу. Булгаков был одним из его самых любимых писателей. А  устроить экскурсию в музей знаменитого писателя Никвас обещал нам уже давно.

Шумной толпой мы вывалились из трамвайчика, и направились в сторону Андреевского спуска, где и располагался музей-мемориал. Небольшой марш-бросок по мощенному булыжному подъему, и вот мы уже перед входом в старинный двухэтажный каменный особняк.

Никвас иногда бывал строгим до неузнаваемости. Вот и сейчас ему достаточно было шикнуть на самых отвязных заводил нашего класса, и толпа быстро превратилась в организованную школьную экскурсию.

Когда-то я здесь был. Но очень давно, еще в глубоком детстве. Сюда меня приводила тетка, она тоже была большой поклонницей литературного таланта знаменитого писателя-мистициста. Воспоминания, конечно, в основном стерлись, в памяти осталась лишь, почему-то, большая печь посреди комнаты. Я тогда не мог понять, зачем была нужна печь таких больших размеров? И тетка мне пояснила – это чтобы туда мог забраться и почистить, как следует, трубочист. Глупое разъяснение, но тогда оно меня полностью удовлетворило.

Как только мы попали внутрь Булгаковского особняка, мы тут же разбрелись по комнатам. Тем более что рядом было еще несколько групп, и затеряться в толпе ничего не стоило.

Я заглянул в комнату, и оказался, по всей видимости, в рабочем кабинете писателя. Спиной ко мне сидел, низко склонившись над столом, мужчина в костюме, и что-то писал. На столе горела зеленая лампа под абажуром, отбрасывая тени в полутемной комнате. Лишь на миг он обернулся, когда я вошел. И я увидел высокий лоб, прямой аристократический нос, тонкие поджатые губы, и зажатую с них тлеющую папиросу. Он бросил на меня вопросительный взгляд, и тут же отвернулся и продолжил свое занятие.

— Простите!– сказал я торопливо, и, попятившись назад, почувствовал, что встал кому-то на ногу.

— Сюда заходить без экскурсовода нельзя!– раздался сердитый голос.– С кем ты тут разговариваешь? Выходите отсюда оба!

Я на миг оглянулся, и вдруг увидел, что… комната была совершенно пуста. На миг я потерял дар речи. В комнате никого не было. Но я ясно видел человека, и даже ощущал до сих пор легкий дымок от табака!

Наверное, я так бы и стоял с раскрытым от удивления ртом, если бы меня не выдворили из комнаты, и мне пришлось снова смешаться с толпой посетителей музея.

Мне хотелось рассказать кому-то о том, что я видел. Но меня опять одолели сомнения – а видел ли я что-то? Может, все это привиделось мне. Как галлюцинация, как сон, или бред… Хм. Да, расскажи я кому-то, особенно, одноклассникам – засмеют ведь! Потом прохода не будет. И решил промолчать.

Мы поднялись на второй этаж. Оказалось, что каменным был только первый, а второй был построен из дерева. И это ощущалось – вроде бы как теплее было, и воздух не такой сырой. Комната, в которую мы зашли, была освещена небольшим ночником, расположенным над тумбой с фотографиями в твердых рамках. Рядом стоял белый стул, и такой же белый сундук, который тоже выглядел весьма аристократически. У моей бабушки был точно такой же сундук, но обычного цвета дерева, покрытый лаком, в нем она хранила разные вещи – пиджаки, пальто, даже обувь. Все это было в нафталине, чтобы их не подпортила моль. И когда бабушка открывала сундук, запах нафталина распространялся по всему дому.

Наверное, и Булгаковы что-то подобное хранили в этом сундуке. А что же еще? Вряд ли там складировали книги – для этого были книжные полки, и даже целые шкафы!

Комнатка была маленькой, и все, кто был впереди меня, смог туда зайти. Я же кроме спин почти ничего увидеть не смог, да и услышать тоже – голос экскурсовода соединялся с  эхом, которое отлетая от стен и потолка, соединяло все в единый монотонный низкий гул. В общем – все, что он говорил, разобрать было невозможно.

Да я и не силился понять, мне было просто интересно ощутить атмосферу старого времени. И это было нетрудно – здесь даже стены дышали стариной, покоем и умиротворением.

В тот момент, когда я мечтательно глазел по сторонам, я ощутил какое-то странное прикосновение в области ног. Я посмотрел вниз и увидел огромного черного кота с белым треугольником на морде. Он терся о мои ноги, и мурчал как заведенный трактор.

Я наклонился вниз, погладить его. Люблю котов, что и говорить. Даже в детстве мама всегда называла меня «кошачьим папой», а все потому, что я подбирал на улице бездомных котят и приносил их в дом, и потом выхаживал. Пристроить потом их в хорошие руки было большим трудом, а оставлять себе – родители не разрешали.

То, что в музее живет кот, меня не удивило. Он был как бы частью здешней экспозиции,  ведь даже сам писатель увековечил образ кота в одном из своих самых знаменитых произведениях. Удивило меня другое. Как только я наклонился к коту, он открыл рот и… довольно четко произнес:

— Иди за мной. Я покажу тебе кое-что.

Вот тут я и поймал «столбняк». Говорящий кот это уже было слишком! Конечно, у писателя в романе кот тоже разговаривал. Но ведь это было в книге!

Кот нетерпеливо переминался с лапы на лапу и смотрел на меня вполне осмысленным кошачьим взглядом.

Я помедлил. Кот мотнул головой в сторону конца коридора, и неторопливо двинулся вперед, слегка помахивая огромным пушистым хвостом.

Состояние было бредовое. На реальность не похоже, скорее, на сон. А, может, я просто сплю? Я дернул себя за ухо, да так сильно, что даже в голове зазвенело. Но видение не пропало. Кот легкой трусцой бежал впереди меня, изредка оглядываясь  – проверяя, не отстал ли я.

В конце коридора он остановился перед закрытой дверью, и я потянул ручку на себя.

Я только чуть-чуть приоткрыл дверь, чтобы заглянуть одним глазком. Мало ли что там могло быть? После говорящего кота, я там мог увидеть и настоящего динозавра!

Однако все было гораздо проще – в комнате, за круглым столом с низко нависающей лампой, сидели люди – пожилые бородатые мужчины в костюмах, кто с моноклем в глазу, кто с курительной трубкой в зубах. Были за столом и женщины. Одна сидела спиной ко мне, и я не мог ее разглядеть, а вторая была опрятного вида старушка, с высокой, похожей на башню, прической на голове.

Руки их сходились на середине стола, но что они там держали, мне из-за двери было не видно.

Тихий гул пронесся над столом, словно там читали мантру. Кто-то громко вздохнул, и легкий ветерок пронесся над столом. Головы разомкнулись, и я увидел в центре стола блюдце. Мало-помалу оно начало вращаться, и все персонажи оживились. Я понял, что это такое. Кажется, это называлось «спиритическим сеансом».

Я глянул вниз, и увидел, что кот тоже засунул голову в щель и внимательно смотрит на происходящее. Кто были эти люди? Что делали они в музее? Или это тоже был плод моего воображения? Неужели их вижу только я?

В этот момент кот поднял голову, и слегка склонив ее набок, небрежно сказал: