нуть на нее, не то что возражать на ее укоры.

– Не выйдет из тебя хорошего купца, Гарри Смит, –

отвечал Саймон. – Ты слишком дорого даешь за чужой

товар. Кэтрин славная девочка и мне она дочь, но если ты

своею робостью и лестью делаешь из нее самодовольную

спесивицу, не дождаться нам, ни тебе, ни мне, исполнения

наших желаний.

– Я и сам того порою боюсь, отец, – сказал Смит, –

потому что сознаю, как недостоин я Кэтрин.

– А ты ухватись-ка за нитку с другого конца, – сказал

Гловер. – Посмотри-ка на дело нашими глазами, друг мой

Смит: подумай, нам-то каково, Кэтрин и мне. Подумай, как

осаждают бедняжку с утра до ночи и кто осаждает – хоть

окна затворяй да дверь запирай! Сегодня к нам подступил

один человек – такая высокая особа, что и сказать страш-

но… Да! И открыто выразил свое недовольство, когда я не

позволил ему любезничать с моею дочерью прямо в церк-

ви, пока священник служил обедню. А другие и того без-

рассудней. Иной раз я готов пожелать, чтобы Кэтрин была

не такой уж красивой и не вызывала этих опасных вос-

торгов, или хоть не такой святой – чтобы стала она обык-

новенной женщиной и был бы ей мил верный Генри Смит,

который сможет защитить свою жену от любого чванли-

вого рыцаря при шотландском дворе.

– Когда не так, – сказал Генри Смит, простирая руку,

такую могучую, что она могла бы принадлежать исполину,

– пусть никогда не поднять мне молота над наковальней!

Эх, свершиться бы моему желанию, красавица Кэтрин

увидала бы тогда, что ничего тут нет худого, если мужчина

умеет постоять за себя и за свою жену. Но сдается мне, весь

мир в ее глазах – огромный монастырь, и все, кто в нем

живет, должны, по ее понятиям, вести себя как на нескон-

чаемой обедне.

– Да, в самом деле, – сказал Гловер, – она оказывает

странное влияние на каждого, кто к ней приблизится…

Взять хоть этого молодого горца, Конахара, что сидит у

меня на шее уже не первый год, – он, ты видел сам, горяч и

заносчив, как все его родичи, а Кэтрин, стоит ей палец

поднять, сразу подчинится – ей одной, больше никто в доме

с ним не сладит! Она положила немало труда, чтоб отва-

дить его от грубых обычаев Горной Страны.

Гарри Смит заерзал на стуле, поднял свою кружку,

опять ее поставил и наконец сказал:

– Черт бы его взял, этого щенка и всех его сородичей

горцев! Разве это дело для Кэтрин – наставлять такого

парня? С ним будет, как с тем волчонком, которого я по-

пробовал как-то сдуру приручить заместо собаки. Все его

похваливали до тех пор, пока в недобрый час я не отпра-

вился с ним прогуляться на Монкрифский холм, там он

вдруг накинулся на отару лэрда* и так похозяйничал, что

мне пришлось бы ох как пожалеть, не нуждайся лэрд о ту

пору в доспехах. Я только диву даюсь, как это вы, отец

Гловер, разумный человек, держите у себя молодого горца

– очень, надо признаться, пригожего – и допускаете такую

близость между ним и Кэтрин! Точно, кроме вашей дочери,

не нашлось бы никого ему в наставницы.

– Фу, сынок, и не стыдно тебе? – укорил друга Саймон.

– Вздумал ревновать к несчастному мальчишке, которого я

приютил у себя (уж скажу тебе правду), потому что в

родных горах ему жилось не сладко.

– Эх, отец Саймон, – возразил Смит, разделявший все

предрассудки, свойственные горожанам тех времен, – ко-

гда б я не боялся вас обидеть, я сказал бы, что зря вы як-

шаетесь со всякой шушерой за пределами города.

– Мне надо получать кожу откуда ни на есть, мой ми-

лый Гарри, а горцы ее поставляют всякую – оленью, сай-

гачью, козью, и по сходной цене.

– Еще бы не по сходной, – отрезал Гарри, – торгуют

сплошь краденым…

– Ну, ну… пусть даже и так, не мое это дело, где и как

они бьют зверя, лишь бы мне кожа была. Словом, я по не-

которым соображениям согласился оказать услугу отцу

Конахара и взять юношу к себе. Он не настоящий горец и

не во всем разделяет грубые воззрения своих сородичей

глун-ами. Да к тому же я не часто видел его таким дикарем,

каким он себя показал только что.

– Могли бы и вовсе не увидеть, покуда он ненароком не

прирезал бы кого-нибудь, – ответил Смит все так же

ворчливо.

– И все же, если ты того желаешь, Гарри, я забуду все

прочее и завтра же с утра отправлю бродягу искать себе

другое жилье.

– Что вы, отец! – сказал Смит. – Неужели вы полагаете,

что Гарри Гоу сколько-нибудь думает об этом щенке, об

этой дикой кошке? Да он для меня – что зола из горна!

Плевал я на него, уверяю вас, хотя бы весь его клан под-

ступал к Сапожным Воротам14 с боевым своим кличем и

ревом волынок! Увидав перед собой полсотни мечей и

щитов, они, поверьте мне, бросятся назад быстрее, чем

пришли. Но признаюсь, хоть и глупые это слова, не нра-

14 Главная улица в Перте.

вится мне, что паренек так много бывает с Кэтрин. Не за-

бывайте, отец Гловер: при вашем ремесле у вас всегда

хватает дела для рук и для глаз, вы все внимание должны

отдавать работе, даже когда на этого лоботряса вдруг

найдет трудолюбие, что случается с ним, вы знаете сами, не

часто.

– Что правда, то правда, – сказал Саймон, – он все

перчатки кроит на правую руку и еще ни разу в жизни не

сработал пары.

– Да, слева «резать кожу» он понимает по-своему, –

заметил Генри. – Но, с вашего позволения, отец, я сказал

бы так: работает ли он или празднует лентяя, у него глаза

не припухли от жара… и руки не в ожогах от раскаленного

железа, не загрубели, орудуя молотом… и волосы не по-

рыжели от дыма, что валит из горна, не стали больше по-

хожи на шерсть барсука, чем на то, что пристало доброму

христианину покрывать шляпой. Пусть Кэтрин – самая

хорошая девушка, какая только живала на свете, а для меня

она лучшая из лучших в Перте, – все же она, конечно, по-

нимает, в чем разница между одним мужчиной и другим, и

видит, что сравнение не в мою пользу.

– Ну, от всего сердца за твое здоровье, Гарри, сынок! –

начал старик, наполняя кубки собеседнику и себе. – Вижу

я, что ты хоть и добрый кузнец, а не ведаешь, из какого

металла куют женщин. Будь смелее, Генри, держись не так,

точно тебя ведут на виселицу, а веселым молодцом, ко-

торый знает себе цену и не упадет, сраженный насмерть,

даже перед самой лучшей внучкой, какой могла когда-либо

похвалиться Ева. Кэтрин – женщина, как и ее мать, и ты

судил бы глупо, если бы решил, что их всех привлекает

только то, что пленяет глаз. Надо пленить еще и слух, друг

ты мой, женщине нужно знать, что тот, к кому она благо-

волит, отважен и полон сил и мог бы снискать любовь

двадцати красавиц, хотя домогается ее одной. Поверь

старику, женщины больше следуют чужому суду, чем

собственному мнению. Если спросит моя Кэтрин, кто са-

мый храбрый мужчина в Перте, кого ей назовут, если не

Гарри Смита?.. Кто лучший оружейник, когда-либо ко-

вавший оружие на наковальне? Опять же он, Гарри

Жги-ветер!. Кто самый лихой плясун у майского дерева?..

Все он, богатырь-кузнец… Сочинитель самых забавных

баллад? Да кто, как не Гарри Гоу! А кто у нас первый бо-

рец, первый мастер в игре мечом и щитом? Кто король

оружейных смотров… укротитель бешеных коней… ус-

миритель диких горцев? Все ты, ты… не кто иной, как ты!..

Так неужели Кэтрин предпочтет тебе мальчишку из Горной

Страны?.. Еще что! Пусть-ка сделает она стальную пер-

чатку из пыжиковой шкуры. Говорю тебе, Конахар для нее

ничто. У нее одно желание: не дать черту завладеть за-