На наш вопрос: «Винтовка автоматическая?» каптеры твердо ответили: «Да!» Чем и подписали себе приговор. Стрельбу устроили за арыком, что на выезде к Спин-Болдакской бетонке. Стреляли днем, пузырь забрали вечером. Никто и не говорил, что СВД плохая винтовка, просто для стрельбы очередями на дистанцию в семьсот метров есть ПК.
Короче, идем мы по передней линейке третьего батальона, и вдруг из-под грибка нас окликают. Мы останавливаемся — все знают, что самостоятельное передвижение посторонних по территории чужого расположения никогда не приветствовалось. Под грибком стоит «парагваец» в каске, одетой прямо на панаму, с автоматом на плече, и так жалобно смотрит на моих парней.
— Мамочка? — удивленно произносит один из моих молодых.
— Иди сюда, бес! Зачмонел? — через секунду они уже не могли скрыть радости от встречи.
Мышь с автоматом очнулась и бросилась к нам. Со стороны это выглядело довольно странно: два молодых сержанта, в новом хэбэ, в панамах с плоскими прямыми полями и этот, замызганного вида «миф» без «соплей» на погонах. Они на радостях дубасили его по спине и плечам, вкладывая в удары всю свою неуемную молодую силу. Мамочка держался при этом с такой покорностью и непосредственностью, что я, хоть и делал строгий вид, остался им доволен. Встреча была прервана сержантским окриком. Мы бы впряглись за Мамочку, но он сам сделал выбор — без объяснений, покорно засеменил к грибку, позвякивая на ходу стволом о каску, словно корова боталом.
— О как! — хором подытожили увиденное мои пацаны.
Вечер был посвящен распитию бутылки водки и выкуриванию пары-тройки косяков «дряни» — честно заработанное удовольствие для всех. Выпитое и выкуренное расслабило нас, и мы окунулись в воспоминания. Я попросил молодых рассказать про Мамочку, и они наперебой стали вспоминать учебку.
Первый раз он обратил на себя внимание, когда отказался мочиться под стенами часовни, что стояла на территории полка. Когда-то там квартировал кавалерийский полк царской армии, а в полковой часовне венчался кто-то из рода Романовых. Говорят, это было одно из немногих строений, которое уцелело после Ашхабадского землетрясения.
Второй раз Мамочка отличился на присяге — не хотел брать в руки автомат и присягать родине. Замполит смог его сломать, но не убедить — в душе Мамочка остался верен себе.
Когда весь их выпуск готовили к отправке в Афганистан, на приказ ротного выйти из строя тех, кто употребляет наркотики, кому вера не позволяет исполнять интернациональный долг, в числе других вышел и Мамочка. Увидев Мамочку, делающего три шага вперед, ротный, указав на него пальцем, сказал: «Этого связать и держать в каптерке до отправки — он у меня поедет служить в Кандагар». Слово свое ротный сдержал.
Мамочкой он стал после того, как однажды, в первом наряде по столовой, после ужина, начал с упоением вспоминать о гражданке. Его воспоминания так всех тронули, что после этого Мамочка ходил в наряд только для того, чтобы своими рассказами скрашивать весь кошмар первых месяцев службы — он вспоминал вслух, остальные драили котлы, стараясь его не перебивать. В армии нет лучшего занятия, чем слушать чужие истории про гражданку.
Мамочку ко мне привели через десять минут. Такого искреннего морального стриптиза я больше никогда не видел!
До армии Мамочка работал в строительно-монтажном управлении, где и успел познакомиться со своей будущей женой. Ему было восемнадцать, ей — двадцать восемь. У него было восемь классов образования, ПТУ, корочка электромонтажника, пиджак сорок восьмого размера, койка в общежитии, пожилые родители в деревне и вера в Бога. У нее был сын шести лет, двухкомнатная квартира, специальность штукатура-маляра, семь лет семейного стажа, пьяная смерть мужа и верующий наивный Мамочка как потенциальный жених — единственный непьющий в их бригаде. Однажды она пригласила Мамочку к себе домой — помочь одинокой женщине разобраться с электричеством. Мамочка пришел, как и положено прийти мастеру на работу, — принес с собой огромную сумку с инструментом, спецовку. Она встретила его накрашенная, с прической, в новом платье. В зале стоял накрытый стол, в спальне — свежезастеленная кровать. Мамочка все это оценил по достоинству и решил сразу перейти к делу — попросил показать ему все неработающие в квартире розетки. Прикинув фронт работ, он спросил разрешения переодеться. Ему указали на спальню. Когда он снял штаны — хозяйка вошла. Увидев Мамочку в трусах и майке, она не смогла побороть своих инстинктов — эта была неравная и обреченная на неудачу внутренняя борьба. «Мамочка», - это было единственное слово, которое он смог произнести, прежде чем его окунули в океан страсти.
— Я долго мучался, — рассказывал нам Мамочка, — думая, что совершил большой грех. Но потом понял: сущность искушения, как и сущность греха, состоит в том, что наши потребности мы зачастую удовлетворяем неправильным образом. Вот меня учили, что секс — это грех. Но ведь первый брак освятил и благословил сам Господь, сказав: «Плодитесь и размножайтесь». Бог знал, о чем говорил: он вложил в меня эту естественную потребность. Но потребность эта должна была быть удовлетворена правильным образом — в браке. Все половые отношения вне брака греховны.
Через месяц Мамочка женился. Для нее это была победа над обстоятельствами. Для него — победа над грехом.
— Те, кто приемлет обилие благодати и дар праведности, будут царствовать, — Мамочка внимательно посмотрел на наши обкуренные тупые морды и добавил: — Бог не искушается злом и сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью. Похоть же, зачавши, порождает грех, а сотворенный грех порождает смерть.
— А как насчет духов? — мы начинали испытывать раздражение от его проповедей.
— Не надо убивать. Убивать жалко, да и не за что, — спокойно ответил Мамочка, и рассказал нам, как в свое первое сопровождение колонны наливников они попали под обстрел на блоке возле «Школы».
Каждый раз, когда пуля со свистом пролетала рядом, Мамочка вздрагивал и принимался проклинать все эти милитаристские развлечения. Он ни разу не выстрелил, так и пролежав за дувалом, пока его оттуда не вытащили на пинках свои же. После этого жизнь его в роте изменилась коренным образом. Мы догадались, как и почему это произошло.
— Дъявол искушает нас в минуты слабости. Нам нужно научиться побеждать свои искушения и стоять в победе в Господе, прежде чем идти освобождать других людей. Нужно научиться избегать тех искушений, где дьявол имеет над нами силу. Нам есть, чем заполнить свою жизнь! — глаза его горели, он смотрел перед собой и от волнения даже покачивался.
Чего только не приходит в голову по обкурке! Одна и та же действительность разными людьми понимается прямо противоположно. Я помню, как остро тогда ощутил эту простую мысль. Наши этические нормы, мои и Мамочки, были разными. Разными на уровне логики. Борьба со злом и миллионами обычных людей, повязанных злом, являлась тогда для большинства из нас просто моментом титанической работы по переустройству действительности. Кто-то даже ощущал себя новым героем, ускоряющим эволюцию, искренне допуская возможность совершения зла во имя добра.
Мамочка такую возможность отрицал. Окружавшие его люди порождали сплошные конфликты, а он был готов идти на любой компромисс, пытаясь их избежать даже с риском для себя. Нас же на пионерских сборах учили прямо противоположному. Когда люди, желающие одного и того же, далеки друг от друга, они терпят неудачу. Оставалось быть подготовленным, вовремя обнаруживая эту линию разрыва в сознании, и четко понимать, что в момент настоящей опасности все будет сыграно на уровне только твоих, а не чьих-то чужих личностных качеств.
Очарование обратилось разочарованием, магия слов Мамочки утратила силу. Слишком уж много невинных было перемолото здесь жерновами кровавых мельниц этой «войны миров».