— Без претензий, — завертелся тот волчком. — Жена помидорами торгует, я возле тебя. Вот вы гребете! А как сюда примоститься?

— Не устроишься, — раздраженно ответил я. — Где ты видишь, что загребаю бабки?

— В руках. И еще доллары. Дай пощупать, ни разу не держал.

— Отвали, товарищ, — морщился я. — Не видишь, работаю?

— Машину можно заиметь, — едва ли слушал он меня. — Мы с женой тоже хотим купить доллары. Ты продашь?

— Само собой, только не приставай.

— Дай сто долларов. Покажу своей и принесу.

— Не пошел бы ты подальше, — рыжий начал действовать на нервы. — Иди к жене, помогай помидоры перекладывать.

— Без меня управится, — продолжал вертеться вьюном поддатый корешок.

Нормальный мужик. Планы строил, как возведет рядом с флигелем баньку, потом с сыном пятистенок. На Дону жить можно, деньги под ногами валяются. На родине, в России, в колхозах скотину кормить нечем. Всю, даже молочную, на мясо извели. Я слушал, сочувственно кивал, не удосуживаясь спросить, куда подевались сочнотравные поля? Неужто за время перестройки повыгорели? Коси сколько влезет, еще вырастет. Что у вас, совсем уж мор, как было у нас, когда руководить стало некому. Когда бросились грабить, а что не могли унести — уничтожать. Не может быть, чтобы кругом было одинаково. И пили ведрами, без закуски, и не работали артелями с деревнями на отшибах. Неужели вся нация порченая! Так недолго другие народы с народностями по миру пустить.

Не поинтересовался я про луга с полями, не переставая услужливо поддакивать, видя перед собой трудолюбивого мужика.

— Ну дай сто долларов, повыпендриваюсь перед бабой, что знаком с валютчиком, — продолжал вымаливать рыжий, мешая отлавливать клиентов. — Покажу и принесу обратно. У нее деньги есть. Может и купить.

— Иди к жене, — отталкивал я. Неудобно было бить человека, которому помогал. — Не пей, смотреть противно.

— Знаю, кто возьмет доллары дороже, чем продаешь здесь, — не обращал на советы внимания тот. — Приезжие, они торгуют картошкой с машин.

— Ты не понял? — зацепил пьяницу за шиворот я. — Пошел, иначе морду набью.

— Хорошо, хорошо. Я хотел предложить сделку.

— Какую сделку?

— Давай продадим сто долларов жене за три тысячи. Ты отдаешь за две девятьсот. Сто рублей мои.

— Выпить не в терпежь? — уставился я на рыжего. — Не расслабило?

— Нет, — признался торгаш. — Выручи, а?

— Ну… договаривайся. Принесешь деньги, получишь сотку. Труд ваш, и бабки ваши.

— Без всего не дашь? Деньги после притащу.

— Пошел вон.

— Тогда мигом.

Рыжего не было минут пятнадцать. Я успел перехватить золотую цепочку на пятьдесят граммов армянского плетения, которую ребята несли сдавать в центр базара. Изделие оказалось почти новым, цена подходящая. Наварить можно было рублей триста пятьдесят. Если подвалит нужный клиент, все пятьсот. На душе потеплело, я не стал спорить, когда усатый мент попросил купить бутылку водки. Дежурные, не патрули по периметру рынка, а поддерживающие порядок на участках милиционеры, подъезжали часто, несмотря на то, что знали о нашем отстегивании конторе определенной мзды. Жалобы не помогали. Не успеешь пристроиться за углом с клиентом, как вырисовывалась едва не трескавшаяся от переедания морда в красной фуражке. Надо было или давать знак, что поделишься, или мент брал клиента под белые руки, уводил в ментовку. Там раскручивать намостырились красиво. Валютчик оставался ни с чем.

Из распахнутых ворот выбежал рыжий. Попытался высыпать на руки с килограмм помидор. Огурцы, редиска, другие овощи недавно появились на прилавках. Стоили пока дорого.

— Не надо, — отказался было я. — Могу купить и сам.

— Я понимаю, денег много, — всунул помидоры в сумку торгаш. — Жена прислала. Не парниковые турецкие, свои из — под пленки. Они вкусные.

— Деньги взял?

— Насчет денег…, - начал мяться крестьянин. — Говорит, принесешь сто долларов, получишь расчет. Позыч бумажку, ты меня сто лет знаешь. За пару минут обернусь.

— Забирай помидоры, — уперся я. — Какой дурак доверит сотню баксов хоть трижды знакомому.

— Тогда пойдем со мной. Когда получишь деньги, сто рублей мне.

— Погнали, фирмач, — снисходительно кивнул я. — От работы отрываешь.

Мы влились в поток людей, однообразной массой ползущей во внутрь рынка. За продавцами живой с вяленой рыбой разбежались крытые прилавки, занятые кавказцами с апельсинами, мандаринами, почерневшей хурмой, перекупленными у местных овощами. По другую сторону прохода столы были завалены печеньем с конфетами. Перед центральной улицей с застеленного тряпьем асфальта или с ящиков, картонных коробок, крестьяне торговали первыми помидорами с огурцами. Отиравшийся за спиной рыжий указал на женщину над красной горкой из томатов. Дернув за руку, задрыгал резиновыми сапогами:

— Это жена банкует. Дай сам обменяю. Прошу тебя.

— Зачем это нужно! — не мог врубиться я. — С баксами мы расстаемся, когда получим за них деньги.

— Понимаю, друг. Мне надо. Дай, пожалуйста, минута делов.

Я знал крестьянина, не раз угощавшего яблоками со сливами из своих корзин. Не доверять ему не хотелось. Он подвел к жене, которую видел пару раз. Знакомая, вроде, женщина. Тащит мимо друг друга знающих таких же бедолаг. В голове давно вертелась мысль, что решил предстать перед супругой хозяйчиком рынка. И в то же время здесь что-то было не совсем правильно.

— Не хочешь продавать моей, давай подскочим к фурам с картошкой. Договорюсь даже больше, — продолжал обхаживать рыжий. — Тебе отдам три тысячи, себе заберу, что сверху.

— Где машины? — машинально спросил я.

— Да вот, задами на проход выдвинулись.

Я посмотрел на пару трейлеров, полных насыпанной валом картошки. Народу было меньше, чем в пролете на выход. Подумалось, если что, задавить паршивца не составит труда. Но не оставляла в покое мысль, с какого бодуна поперся навстречу пьяному колхознику. Крыша поехала? Под хмельной гипноз попал?

— Дергай со своими заскоками, — направился было я к себе. — Мне надо крутиться.

— Ну помоги мне, — едва не повис на локте тот. — Ты богатый, что тебе сто долларов. Давай отдам бумажку жене. И похвалюсь, и денег заработаю.

— Затрахал…, - выдергивая из сумки сотку, я всунул ее в руки колхознику. — Вздумаешь обмануть — растерзаю.

— Будет как в аптеке, — сразу успокоился рыжий.

Повертев купюру, он огляделся. В который раз подумалось, до чего может довести водка. Самое страшное чем больше пьешь, тем сильнее хочется. Жаль, если крестьянин попал в ее лапы бесповоротно. Год назад мечтал о срубе, о хозяйстве, по деревенски основательно. Тем временем рыжий сделал несколько шагов не в сторону супруги, а к машинам с картошкой. Я следил вполглаза, убедив себя в том, что человек решил заработать. Хотя пошел зря, стоял бы возле бочки, глядишь, поднесли чего еще. Например, приятно оттягивающую карман такую же цепочку. Неделя стояния на часах под прицельным огнем разной мерзости была бы оправдана. В этот момент краем зрачка вдруг заметил, что колхозник бросился бежать вдоль рядов опустевших прилавков. На мгновение я присох к асфальту. Затем рванул вдогонку. Увидев, что пластаюсь следом, тот направился к воротам с другой стороны базара. Они оказались закрытыми. Тогда он помчался к следующим, за зданием администрации рынка. Длинная дорога из отполированных досок начала заканчиваться. Я приблизился на расстояние шагов в пять. Крестьянин закружил вокруг среднего ряда, обегая то с одной стороны, то со второй. Несмотря на то, что был крепко поддатым, работал ногами шустро. Я же почувствовал лишний вес тела, груз прожитых лет. Мы молча мотались друг за другом под взглядами редких прохожих минут двадцать. Я успел осознать, что торгующая помидорами женщина не жена, что продавцам картошки с машин доллары сто лет не снились. Главное, как был лопухом, так им остался. Силы уходят быстро, проклевывается мысль об очередной утрате сотни баксов. С противоположного края, ближе к ментовке, кричал мужчина. Следил за нашей беготней один из новых валютчиков. Стоило позвать, кто-то случился бы рядом. Но я по прежнему не хотел рыжему зла. Уже цеплялся за грязную телогрейку, а он ускользал. Наконец, дыхалка кончилась и у него. Я придавил щуплую фигуру к доскам торгового места. Прохрипел: