<tab>Короче, я надиктовал язвительный ответ парламенту, ехидный — Папе, злобный — Саймону Берли, вице-камергеру и хранителю Пяти портов. Последнему вообще пообещал скорый арест за «мельчайший писк неповиновения». По поводу лжемессии повелел взять это дело в руки Йоркскому архиепископу, не привлекая к делу сил шерифа или королевских лучников. Я — деятельный правитель.

<tab>После позднего невкусного обеда рассматривал книги в королевской библиотеке. Офигеть! Прижизненные публикации Данте, рукописи Виклифа, трактаты Оккама, сонеты Петрарки, поэма «Книга герцогини» Чосера! И ведь это не печатные издания! Я богач! Полистал и пыльные томы Священного писания и Священного предания. Нашёл какие-то странные сочинения с хитроумными рисунками, алхимики, что ли? Попытался читать, но нет… для меня абсолютно китайская грамота.

<tab>Вечером справился о Ханне. Управляющий Джеффри, к моему ужасу, сообщил, что старуху убили.

<tab>— Как? — я в шоке.

<tab>— Она и до дома не дошла. Перерезали Ханне горло. Не переживайте, мой сир, ей уже пора было помирать, ведь пережила и деда вашего, и отца, и вас вот баловала. Зажилась…

<tab>— Убийцу найти! — прохрипел я. — А куда она дела мои вещи?

<tab>— В одёжной комнате сложила, должно быть! — весело ответил Джеффри. И я повелел вести себя в эту комнату. Там на деревянных крестовинах висели камзолы с драгоценными пуговицами, на рее болтались шёлковые туники-далматики различных расцветок, в одной корзине валялись штаны, во второй перчатки, в третьей явно исподнее — кальцоны и панталоны; на почётном месте в центре комнаты на гипсовой безглазой статуе, видимо, церемониальное облачение — подбитый горностаем красный плащ — мантия. На крюках висели и дорожные плащи. Я узнал свой вчерашний — фиолетовый. У стены длинный стол, на котором составлены коробки, коробочки и шкатулки. И тут я увидел мешочек с кожаными ремешками. Тот самый. Но пустой! Чёрт! А вдруг Ханна забрала нобли, а её ограбили! Где я найду теперь эти волшебные золотые? Неужели мне придётся остаться здесь навсегда? Это очень опасно, вообще не понимаю, как меня всё ещё не вычислили. Надо искать нобли.

<tab>С наступлением темноты замок засыпал. Факела и масло просто так не жгли. Моё высочество проводили до спальни и помогли разоблачиться. Долго не мог уснуть, прислушиваясь к заоконным окрикам стражников, размышляя о действиях по поиску золотых. Уже почти проваливался в сон, абстрагируясь от боязни клопов и блох, как двери королевской спальни раскрылись и я увидел мужчину. Он тихо подошёл к моей кровати и, видимо, разглядывал меня. Я же закрыл глаза, притворяясь, хотя сердце вдруг в панике застучало. Потом я услышал шум одежды, приоткрыл глаза: мужчина раздевался, скидывая шмотки на пол. Теперь я смог рассмотреть его. Молод, узкие бёдра, широкие плечи, вьющиеся волосы почти до лопаток, на боках тёмная, намозоленная доспехами кожа. Правильно воспитанного рельефа мышц не было, но чувствовалось, что человек сильный, точёный, привыкший к физическим нагрузкам. Кожа бледная, незагорелая…

<tab>— Мой король, ты не спишь? — за разглядыванием великолепного молодого тела я не обратил внимания на то, что уже обнажённый гость заметил моё бодрствование. — А я хотел, словно Одиссей, явиться неожиданно, преодолев девять колец стрелой обожания! — молодой человек улыбался. Наклонился ко мне и, изливая на меня патоку счастья из своих синих глаз, лёгким касанием поцеловал в угол рта. — Ты рад мне? Я предпочёл не предупреждать ваше высочество.

<tab>— Э-э-э… — спасительный ответ в самых идиотских ситуациях. — Рад, конечно.

<tab>— Я услышал, что убили Роберта, поэтому прибыл сюда так быстро, как только смог, — парень смело сдёрнул с меня одеяло и начал снимать с оторопевшего меня ночную рубаху. — Ты скучал по моим рукам? А по моим губам?

<tab>— Э-э-э… — опять проблеял я, авось он посчитает мою нерешительность сонным состоянием. Это фаворит Ричарда, фаворит в полном смысле этого слова. Не дура у него губа, однако! Красивый парень, проворный, да и руки действительно ласковые, умелые. Я должен угадать, какой Ричард в постели? Или за благо побыстрее избавиться от этого ночного любовника, включить на полную мощь капризность и самодурство? Королям всё можно… Но почему-то медлю. Заворожён этими сильными руками и ласковым взглядом. И вроде я всегда был против сиюминутных перепихонов с малознакомыми красавцами, а тут растаял. А ведь даже имени его не знаю!

<tab>— Как ты хочешь сегодня? Кто из нас Пенелопа? Кто Одиссей? — прошептал мне в ухо красавец, вытягиваясь на мне полностью, обдавая запахом земли, пота, лошадиного навоза, крови и индийской гвоздики. В отличие от меня он не был выбрит ни под мышками, ни в паху. Н-да… Наверное, Пенелопа сегодня я: чист, гладок, с драматично выгнутыми бровями и целомудренно сжатыми ногами. Надо что-то сказать… Что мог сказать Ричард своему любовнику?

<tab>— Я не ждал тебя…

<tab>— А кого ты ждал? Для кого ты готовил тело, омываясь душистой водой, растрачивая венецианское мыло?

<tab>— Ни для кого. Просто я люблю быть чистым. Ох-х-х… Как хорошо… Бля-а-а-адь!

<tab>— Это чьё-то имя? Не слишком кровавое?

<tab>— Нет, не имя… это такое ремесло… Отпусти мои руки, я тоже хочу потрогать, почувствовать…

<tab>— Мой король увлёкся ремеслом, подобно лондонской черни? Ах, твои руки, мой сир… Они как благословение мне! Разреши мне испить уста твои… — Я успел даже подумать, что «про испить меня» я уже где-то недавно слышал, чуть больше тысячи лет назад. Но тогда это было больно и унизительно. Но сейчас! Этот королевский фаворит просто ас: и целует, и ласкает на грани жёсткости и страсти, как я люблю. И уже плевать на то, что он отдаётся не мне вовсе, а некой царственной особе. Наш совершенно не рыцарский турнир стремительно выходил из-под моего контроля, я отвечал ему со всей горячностью и опытностью, на которые был способен. Блядь и есть блядь! Целовал в шею — и похрен, что она грязная до черноты; лизал соски — и пофигу, что парень напрягся и удивлённо округлил рот на этом месте; сжимал судорожно его ягодицы — и параллельно мне, что его рык услышала наверняка половина Виндзора. Он просто мой, и отъебитесь, все «мои предки» с тёмных портретов в нижней галерее, закройте уши и стыдливо отведите глаза. Конечно, он — не Пашка, тот более слабый, более гибкий и манерный, но своими синими глазами, непослушными вихрами, наглостью и нетерпеливостью этот средневековый рыцарь напоминал мне моего неверного.

<tab>Пенелопа — не Пенелопа, а первым его взял именно я. Красавец лишь закусывал губу и закатывал глаза. Это от боли, понял я, когда уже через четверть часа был под ним, так как никакого смазочного материала, только слюна. Но всё равно черноволосый рыцарь — это мне подарок… Завтра велю поменять бельё на постели, а то влажные блохастые простыни, перепачканные нашими жаркими выделениями, вызывали отвращение. Только близость великолепного любовника мешала мне скинуть их сейчас же. Он уснул почти сразу, поэтому тормошить его не стоит… Синеглазый фаворит… Интересно, кто ты?

<tab>Я всегда отличался чутким сном. Ещё в детстве: мать тихо-тихо на смену собирается, а я уже вылупил глаза, бегу на кухню в пять часов, провожать её. Или потом: Пашка ночью встанет для похода до холодильника, я сразу на стрёме, слушаю робкое звяканье посуды и звук чавканья. Вот и сейчас. Я проснулся от того, как мою голову осторожно перемещают с крепкого плеча на вонючую подушку. В комнате ещё темно — наверное, мы проспали часа два-три: в камине ещё рыжий огонёк жив. Мой фаворит сполз с кровати. Из горы собственной одежды он выгреб панталоны и натянул их на своё стройное тело, потом надел кальцоны (типа чулок) и поверх обтягивающие штаны. Напоследок скрыл свой торс тёмной туникой, а остальные вещи сгрёб с пола и повесил на руку. Ещё постоял, послушал моё театральное дыхание. Подошёл близко, тронул пальцем мои губы и тихим шёпотом: