<tab>Нам открыла очень красивая женщина — веснушчатая, но черноволосая.

<tab>— Доброе утро, я — Поль, он — Томас, — не дал ей даже спросить Поль. — Наши друзья — трое братьев по оружию и девочка, дочь Аннет, — должны были добраться до вас…

<tab>— Вы Поль? — женщина изумлена. — Тот самый?

<tab>— Который?

<tab>— Вот! — Она из кармана неудобоваримой накидки испанского вида вытащила листок, развернула и быстро прочитала: — «Розыск. Поль Варенá, 1924 года рождения, бежал из-под защитного ареста в Страсбурге, виновен в убийстве гауляйтера Монка, подрывах поездов на железных дорогах севера Французской провинции, взорвал здание гестапо в Фальсбуре, организатор бегства заключённых из концентрационных лагерей. Особо опасен, обладает искусством перевоплощения. Подлежит аресту и отправке в рейх согласно директиве 7 декабря 1941 года. Две тысячи пятьсот рейхсмарок за голову опасного преступника».

<tab>— О! Да я звезда! — горько усмехнулся Поль. — Так наши друзья здесь?

<tab>— Конечно! Пойдёмте, они на заднем дворе.

<tab>Мы пошли за женщиной сквозь узкий чистый коридорчик. На заднем дворе — что-то типа мансарды, которая выходит в садик. Там между кряжистых, уставших от лета яблонь деловито расхаживал петух, а на мансарде все те, кого я так хотел увидеть живыми: за столом с нарядной скатертью сидели Иван и Шон, на перилах восседал Пауль. Тут же на одноногом стуле для пианино ещё один человек — усатый, лысоватый, небольшого роста, должно быть Этан Вердье.

<tab>— Смотрите, кого я вам привела! — воскликнула хозяйка. Все открыли рты. Первый соскочил Пауль и кинулся к Полю:

<tab>— Поль! Жив? Жив! Жив! Жив! Зараза, ты жив!

<tab>Иван поспешно встал и прижал меня к себе:

<tab>— Я переживал, я думал, что тебя взяли… Прости нас, что…

<tab>— Иван, опасность… — шёпотом по-русски успел шепнуть я ему в ухо. — Предатель!

<tab>Иван услышал, удивлённо посмотрел на меня, но эйфория встречи уже разрослась: меня теребил Пауль, хлопал по спине улыбающийся Шон, тряс руки новый знакомый, действительно Этан Вердье. Нас представили Инес — той самой красивой женщине, она побежала в дом варить для нас кофе. В общем, типа дня победы на очень локальном уровне. Все расспрашивают, как мы встретились, как добрались, где ночевали, улыбаются при упоминании отца Кристофа, хмурятся, когда Поль рассказывает о смерти Бернара и ещё нескольких активистов Сопротивления. Потом начинают рассказывать они (в основном Пауль): как они долго нас ждали, как Шон прикончил троих фрицев, как они петляли по лесным тропам за этой несносной Зои, как они удивительно быстро нашли Этана и что в Жозенкуре нет отделения гестапо, здесь немецкая власть наездами.

<tab>— Поэтому здесь типография, — пылко вещал Пауль. — И я остаюсь здесь! И Шон тоже! Мы будем сражаться. Иван ещё не решил. Он всё за Томаса переживал.

<tab>Чёрт! У меня похолодело внутри, стук глазного тика, казалось, слышали все. Зачем Пауль это говорит? Поль ведь должен был узнать, где типография. Ему даже не пришлось выискивать. Теперь он знает, что типография здесь, в Жозенкуре, скорее всего в подвале дома самого Вердье. Инес принесла кофе, а я не могу пить, задыхаюсь. Понимаю, что нельзя медлить, нужно сказать им… Но как? Я ведь немой! А Поль — легенда, народный герой, которого разыскивает гестапо, раненый гаврош французского сопротивления. Выручил Иван — по-моему, он чувствовал моё состояние. Он вдруг оборвал речь друга:

<tab>— Пауль, мы ведь говорили о предательстве. У нацистов слишком много информации. И в Фальсбуре, и в Кольмаре, и теперь вот в Нанси… Вчерашняя облава наверняка дело информатора. Надо найти этого волка в овечьей шкуре.

<tab>Все замолчали. Никто не мог даже предположительно назвать имя иуды. Они были уверены друг в друге. Самые здравые рассуждения указывали на меня, как на «тёмную лошадку», и на Пауля, как на этнического немца.

<tab>— Давайте рассуждать здраво. Предатель — это тот человек, часть биографии которого нам неизвестна, ибо она скрывает мотив его действий, — это высказался Поль. Ого! Он как раз собрался «здраво рассуждать»! Он уверен, что его легенда, расписанная стараниями Лукаса, подкреплённая шрамами на спине и раной в боку, железобетонна и неопровержима. Он сейчас будет кого-то обвинять! Пора!

<tab>— Я знаю, кто предатель.

<tab>Все, кроме Ивана, шокированно повернулись на меня, так как это сказал я. В горле пересохло, и глазной тик перешёл на оба глаза. Я встал и зачем-то вытащил из-за пояса «беретту».

<tab>— Да, я не немой. Считайте, что я был послан вам специально, чтобы обнаружить предателя. Я узнал это, когда заблудился в Нанси и никак не мог выйти к кафедральному собору. Спутал его с базиликой святого Апра. Да, Поль… Я был в соседней кабинке исповедальни. Я слышал, о чём ты говорил с этим эсесовцем.

<tab>Немая сцена. Почти библейски прокричал петух. Поль встал и улыбнулся мне.

<tab>— Я не знаю, о чём ты говоришь. О какой исповедальне и о каком эсесовце. Но ты нам всё это время лгал? А Бернар тебе поверил, он тебе поверил и сейчас мёртв!

<tab>— Стоп! — вскричал Пауль. — Томас! Ты что такое говоришь? Ты с кем-то спутал Поля. Наш Поль столько гадов перебил, столько всего наворотил, что он вне подозрений! Расскажи ещё раз, что там было в святом Апре?

<tab>— Нет! — Поль выхватил пистолет. — Зачем нам его истории? Он нас всех водил за нос, он лжец! Он и есть информатор!

<tab>— Не всех! — Иван встал между мной и Полем. — Я знал, что Фома не немой.

<tab>— И ты с ним?

<tab>— Подождите! — вмешался женский голос. — Нацисты ищут Поля, — Инес трясла лживым листком, — он не может быть предателем!

<tab>— Предатель тот, кто втёрся к нам в доверие и лгал всё это время! — выплёвывал слова Поль. Он пытался обойти Ивана, как мне казалось, чтобы достать меня, он уже остановился на маленьких ступеньках, что вели вниз, в сад. — Или, может, ты захотел получить деньги за мою голову?

<tab>— Думаю, что твой Лукас никому не будет платить две с половиной тысячи, так как эта бумажка лишь театральный буклетик, рассчитанный на зрителей из сопротивления! — И загудело в голове, нервный тик перерос в тик мозговой. Чёрт! Я назвал число! А Поль захохотал:

<tab>— Да кто такой Лукас?

<tab>И я понимаю, что мне не верят, что даже Иван растерян, что в этой сцене я выгляжу как шизофреник. Мне не удалось их спасти. Я сейчас исчезну, и он их переубедит. Выход только один. Хриплю Ивану в ухо, ухватившись за его плечо:

<tab>— Запомни! Я это делаю ради вас, как это делал Алексей. Верь мне. И не возвращайся в Советы после войны.

<tab>Отталкиваю его от себя и стреляю в упор в этого мелкого, страшного, запутавшегося, выжженного дотла мальчишку. Прямо в шею, туда, где родинка. Он падает вниз, кровь делает прощальный салют, вырываясь из разорванной артерии, успеваю заметить, что он улыбается… Все кричат. Я пытаюсь бежать назад, в коридорчик, так как вижу, что Шон выхватил из руки Поля пистолет, снимает предохранитель… Я спотыкаюсь, падаю… Звук выстрела. Свист пули. И ещё выстрел…

___________________________

<tab>¹ C’est des conneries — <i>фр.</i> ругательство — чушь собачья. Благодарю забавное издание <i>Гурин А.А. Ругательства на 15 языках: карманный словарь-разговорник.</i>

<tab>² Trombiner — <i>фр.</i> ругательство — трахать.

<tab>³ На юге Франции существовало марионеточное государство во главе с Филиппом Петеном (в Виши), оккупационный режим был там слабее.

<tab>⁴ Чёрные треугольники нашивали на одежду заключённых концентрационных лагерей, считавшихся «неблагонадёжными», асоциальными элементами — маргиналами, тунеядцами, подозрительными, попрошайками и др.

<tab>⁵ No pasaran! — лозунг французских патриотов, «они не пройдут», появившийся ещё в годы Первой мировой.