<tab>— Тринадцать. Как ты думаешь, сколько запросит Лукиан за нашу свободу?
<tab>Палла вдруг встрепенулся после этого вопроса, шагнул от меня назад и, хитро прищурившись, сказал:
<tab>— А давай его и спросим! — И громко, истошно так, что вспорхнули птицы с дерева: — Господи-и-ин!
<tab>У меня от этого крика аж затукало, затикало что-то в ушах. Я и не понял, для чего он заорал, пока со стороны дороги не послышался топот копыт. Там материализовались два всадника. Один — в киношной манере задрав подбородок, Лукиан Тавр собственной персоной в идеальной лорике¹⁰ и красной накидке, поблёскивая великолепным широким мечом. Другой — простенько одетый Иоаннес с кнутом в руке и скорбью на лице. Лукиан лихо спрыгнул с лошади и подбежал к нам, он схватил Паллу за плечо и толкнул за себя, закрывая его от меня собою.
<tab>— Ну? Ты решил погубить моего мальчика? — рявкнул Лукиан.
<tab>И я ещё ничего не понимал, я как наивный, но смелый идиот начал свою сбивчивую речь, достойную номинации «Антицицерон»:
<tab>— Погубить можете только вы!.. Ты… самонадеянный мужлан! Психопат-извращенец! Я хочу дать ему жизнь, свободу и достоинство. Вы, римляне, дали миру понимание естественных прав человека, и вы же по-скотски их нарушали! И ещё меня он обвиняет! Я выкуплю Паллу! И себя! Между тем, я совсем и не раб! Мы не рабы, рабы не мы! Меня какие-то подонки схватили на дороге и продали вам! Тебе!.. А ты и рад стараться! Грёбаный мудак! — последнее было, разумеется, по-русски и вызвало максимальный изгиб брови Лукиана, на всякий случай схватившегося за рукоятку меча. — Вот! — Я раскрываю ладони, подношу их к самому носу Минотавра. — Здесь тринадцать ауреев! Две с половиной тысячи рабов можно выкупить! А я тебе плачу за нас с Паллой! Я покупаю нашу свободу! — театрально пересыпаю тяжёлые монетки в широкую ладонь уже бывшего хозяина.
<tab>— Мой мальчик! Откуда у него золото? — удивлённо высказался Лукиан, взвешивая в руке монеты на вес. — Ты хочешь выкупиться? Разве тебе плохо у меня? — до меня не сразу дошло, что он обращается к мальчишке за своей спиной.
<tab>— Я думаю, что он кого-то ограбил! Он же тревер! — задорно предположил Палла. — И я от тебя никуда не уйду! Ты мой! — руки Паллы вдруг обвили торс Лукиана.
<tab>— Нет, он не тревер. Если бы он был тревер, я бы убил его вчера. Я им свою Марсию не прощу никогда, я их чую, я их распознаю в любом! А этот мальчик странный, но он не тревер! И он заплатил такую цену! Он просто не знает цену этим деньгам!
<tab>— Знает! Он же сказал — две с половиной тысячи рабов! Во какая цена! Лукиан! Это мой дар тебе! Не оставляй меня, возьми меня с собой, когда отправишься в Мезию!
<tab>— Две тысячи пятьсот рабов вряд ли можно на это купить, да и не к чему мне… Эй, Альбус, тебе плохо? Он падает!
<tab>А мне плохо! А я падаю! И я слепой, наивный дурачок! Палла предал меня! Вернее, он и не был мне другом с самого начала! Он просто устранял меня от своего обожаемого Лукиана. Почему мне так тошно? Голова кружится… тик-так, тик-так… внутри как будто взрывной механизм.
<tab>— Господин, оставим его! Он ведь теперь свободен! Пусть сам выживает! У тебя сейчас столько золота! Господин, поедем домой! — слышу смутно голос Паллы.
<tab>— Хорошо, мы сейчас поедем, — отвечает ему Лукиан. — Альбус, может, ты с нами? Из Равенны пойдёшь куда захочешь! Тебе же плохо!
<tab>— Я не Альбус, — из последних сил говорю я, как мне казалось, перекрикивая тикание в башке, — я Фома. Подавитесь этим золотом… Лучше умереть стоя, чем жить на коленях… — Я схватился за дерево, пытаясь воплотить в жизнь лозунг. Меня действительно штормило, я был на грани обморока, на грани взрыва… тик-так, тик-так…
<tab>— Фома, я вижу, что ты переживаешь за Паллу, — вновь голос Лукиана. — Знай, я люблю его. Твои деньги я употреблю правильно, он будет счастлив. Он стоит столько же, как и две тысячи пятьсот рабов, ты не продешевил…
<tab>И я уже практически ничего не вижу, понимаю, что всё-таки стою, а они уходят: один — мужественной поступью, другой — весело подпрыгивая. Ко мне кто-то подошёл, нежно взялся за подбородок:
<tab>— Aditum nocendi perfido praestat fides, — тихий незнакомый шёпот, и я понимаю, что не понимаю латынь, не понимаю ни одного слова тех, что удаляются от меня, я падаю лицом в парную землю и ласковую траву беспечной Италии…
____________________
<tab>¹ Мангоны — от <i>лат.</i> mangones — работорговцы.
<tab>² «Муллами Мария» называли легионеров.
<tab>³ Публиканы — государственные откупщики, скупали рабов для общественных работ.
<tab>⁴ Лупанарии — публичные дома.
<tab>⁵ Ланиста — владелец гладиаторской школы, отвечал за подготовку и «ассортимент» гладиаторов.
<tab>⁶ Апата — божество лжецов у римлян.
<tab>⁷ Мульсум — распространённое в Римской империи вино с мёдом.
<tab>⁸ Цена — главная трапеза, во второй половине дня, обед.
<tab>⁹ Albus — белый. Группа рабов одного рабовладельца называлась фамилия (<i>лат.</i>).
<tab>¹⁰ Лорика сегментата — кожаная рубашка воина с нашитыми металлическими бляхами, плотно прилегаюшая к телу.
========== Глава 3. 2500 ==========
<tab>
<tab>
<tab>— Как он здесь оказался? Он дышит?
<tab>— Надо активировать доту.
<tab>Я почувствовал, как чьи-то руки щупают мою шею через одежду. Вдруг после очередного нажатия раздался до боли знакомый звук клика компьютерной мыши. И сразу ощущение того, что одежда подтянулась, обхватывая меня за бока и за бёдра, что-то кольнуло в левой ладони, и низкий женский голос тихо произнёс:
<tab>— Частота пульса — 70 ударов в минуту, артериальное давление — 130 на 80, тромбиновое время — 12 секунд, лейкоцитов выше нормы на 500 единиц, уровень сахара — 5,3 милимоль на литр, температура тела — 36,0. Имеются гематомы и ушиб. Результаты генотеста отсутствуют. Ном не определён. Фамилия не определена. Кэш — 13 голдеров. Уровень «эйч-ай» — семь, профиль «джи». Статус не определён. Рекомендуется включить обогрев.
<tab>— Жив! Включим ему обогрев, — прозвучал вновь первый голос, и я опять почувствовал у шеи чьи-то пальцы. Новый звук клика, и по спине разлилось приятное тепло, жаркая волна спустилась по ногам и проникла через бока к груди и в руки. — Слушай, как так? Ни фамилии, ни нома, ни генспонента…
<tab>— Зато гольдерами набит, — прямо в ухо заявил второй. — От него так странно пахнет. Да и волосы у него необычные.
<tab>— Может, он работает в Интерре?
<tab>— Тогда что он делает в Дамне? Да ещё и рядом с мёртвым морем? — Действительно, я различил плеск воды, меня потрясли за плечо: — Эй! Господин джи! Очнитесь!
<tab>— Не трогай его, нам надо сваливать отсюда. Он придёт в себя, и что мы ему скажем? Как объясним, что сами здесь делаем? Накроется наш промысел! Длинноволосые сюда понабегут, перекроют подходы к воде. Правильнее было бы от него избавиться, сбросить в море. Непонятно только, чем он может быть напичкан…
<tab>Мне пришлось открыть глаза. Надо мной два лица. Мужчины. Коротко острижены. Один вызывающе красив: правильный коротковатый нос, густые брови, крупный рот, раскосые чёрные глаза, густая щетина по выразительному подбородку с ямочкой, мощная шея с чувственной впадинкой. Второй тоже чёрен и тоже мужественен, но скорее с внешностью наивного медведя: глаза маленькие, неопределённого тёмного цвета, нос широкий, губы узкие, кривые, брови нелепой полоской, а на шее татуировка слишком зелёного цвета — цветочная арабская вязь — почти как воротник до рубленого подбородка. Последний, тот, который татуированный медведь, увидев, что я ожил, округлил рот и глаза то ли в испуге, то ли в удивлении:
<tab>— Очнулся!
<tab>— Господин, вам нужна помощь? Как вы здесь оказались? — обратился ко мне красавчик.