не особенно топтать шевелящиеся на ветру колосья. Было прохладно, но не холодно по-
настоящему; ветер забирался Уиллу под рубашку и освежал его болезненно разгорячённое
тело.
Подъехав ещё ближе, он наконец увидел Риверте.
Хозяин замка Даккар лежал на земле под тенистой сенью немыслимо разросшегося
дерева, рядом со стреноженным конём, мирно щипавшим траву у него в ногах. Он
расстелил плащ на влажной земле и развалился на нём, закинув одну ногу на колено
другой и заложив руки за голову. Кажется, он разглядывал небо – трудно было сказать с
такого расстояния. Он был одет в очень простой костюм для верховой езды, лишённый
всяких украшений. В зубах Риверте вертел травинку.
Последние несколько ярдов, разделявшие их, Уилл преодолел совсем медленно. Когда
тень вороного жеребца и его всадника упала на лежащего мужчину, Уилл остановился.
Риверте приподнялся на локте и, вытащив травинку изо рта двумя пальцами, посмотрел на
Уилла снизу вверх. Его лицо, поза и взгляд выражали крайнюю, почти что блаженную
расслабленность.
– Ну, и что это такое? – лениво спросил он. – Глупость или непослушание?
Направляясь сюда, Уилл понятия не имел, о чём они будут говорить. Он вообще не мог
думать об этом человеке, поэтому сейчас вряд ли смог бы выдавить внятный ответ, даже
если бы Риверте заметил, что сегодня на диво хорошая погода. На этот же вопрос он вовсе
не знал, что сказать, потому что не понимал, что опять сделал не так.
Поэтому он только и смог, что выдавить – чужим, непривычно глухим голосом:
– Простите?
– Вот возьму и не прощу. Я спрашиваю, Уильям, глупость или непослушание заставили
вас ослушаться моего приказа?
– Вашего приказа?
– Именно что моего. Я ведь ясно велел вам не соваться за пределы замка иначе чем в
сопровождении моих людей и с моего разрешения. Разве я давал вам такое разрешение? И
где ваш эскорт?
– Но… вы ведь сами вызвали меня… Сир Гальяна сказал мне…
– И вы беспрекословно послушались сира Гальяну. А что, если бы он был подкуплен
вражеским агентом? И, стоило бы вам сунуть нос за ворота, вам немедленно открутили бы
вашу прелестную, но, увы, совершенно безмозглую голову?
Уилл сглотнул. Риверте говорил без малейших признаков злости, всё так же валяясь на
траве и глядя на него снизу вверх. В его лениво прищуренных глазах чуть заметно
блестела насмешка.
– Так вы… не посылали за мной?
– Посылал. На ваше счастье. Хотел проверить, насколько вы верны данному слову.
– Сир, вы что, издеваетесь надо мной?
– Вовсе нет. С чего вы взяли?
Уилл смотрел на него в упор. Отчаяние, стыд и горе, мучившие его всё утро, вдруг
поблекли, сменяясь гневом. Тоскливо вздохнув, Риверте легко вскочил на ноги и шагнул к
Уиллу. Рука без перчатки и украшений небрежно перехватила повод его коня.
– На самом деле я просто решил, что вам стоит немного проветриться. Вы живёте в
Даккаре как затворник, мне не хотелось бы, чтобы это не самое дурное в общем место
превращалось в подобие вашего любимого монастыря. Ну-ка, слезайте.
Поколебавшись, Уилл спешился – сцепив зубы, чтобы не охнуть от всё той же постыдной
боли в заду. Его нога ступила наземь – и тут же поползла, сходу вляпавшись во что-то.
«Только не коровья лепёшка!» – подумал Уилл в ужасе – но, по счастью, это была всего
лишь лужа, одна из многих, оставленных ночным дождём. Тем не менее он поскользнулся
и понял, что падает – но так и не упал, подхваченный крепкой рукой.
– Я вот всё время думаю: вы что, нарочно это делаете? – спросил Риверте с искренним
восхищением.
Уилл что-то пробормотал и попытался вывернуться. Риверте безропотно пустил его. Уилл
шагнул из лужи и посмотрел на вымазанный в грязи сапог. Риверте не смотрел в его
сторону – ласково похлопав вороного по холке, он отвёл его в сторону, где пасся его
собственный конь, и стреножил рядом. Воспользовавшись передышкой, Уилл торопливо
нагнулся и, сорвав пучок травы, стал отирать сапог.
– Вы всё-таки без преувеличений дивное создание, сир Уильям.
Уилл выронил пучок и рывком обернулся. Риверте стоял, скрестив руки на груди, и глядел
на него взглядом кота, нализавшегося сметаны. Увы, Уиллу этот взгляд был знаком
слишком хорошо.
– Вы как будто нарочно принимаете самые кокетливые позы из возможных, – сказал
Риверте, подходя ближе. – Если бы не ваша очевидная невинность, я бы принял вас за
опытного соблазнителя. Ну, что же вы выпрямились? Не стоило…
– С-сир… я… – залепетал Уилл, пятясь от него. Риверте улыбнулся – мягко и очень ласково.
Потом выбросил руку вперёд – и через мгновение Уилл оказался на земле, на
расстеленном плаще, с ногами, раздвинутыми коленом человека, который полулежал с
ним рядом, крепко обвив правой рукой его талию.
– Пустите меня! – выпалил Уилл, пытаясь приподняться.
– Зачем?
– Как?.. Что значит – зачем?!
– То и значит. Зачем мне вас пускать? Вам неудобно? Я могу подстелить попону.
Смотрите, какое чудесное утро. Неужели его можно потратить впустую? Я так не думаю.
А если вам холодно, то сейчас я вас согрею…
– Сир, я прошу вас…
– Что? – улыбаясь, спросил Риверте. Он не шевелился, не пытаясь ограничить движения
Уилла – лишь лежал рядом, прижимаясь к его боку своим бедром и не убирая ладони с его
рёбер. Уилл набрал воздуху в грудь.
– Это не лучшее место… для…
– А мне нравится. Кровать – это так банально. Впрочем, вы ещё слишком неопытны и не
успели пресытиться. Тем лучше – вы познаете эту сторону жизни сразу во всём её
разнообразии.
– Я не хочу! – совершенно забыв о своём долге, своих клятвах и коварных планах Роберта,
выпалил Уилл.
Риверте приподнял брови.
– Не хотите разнообразия? Это дурная черта для человека, стремящегося, как вы, познать
мир и людей.
– Господи, да прекратите вы перекручивать каждое моё слово! – взорвался Уилл и
попытался стряхнуть его руку, но она лишь настойчивее притянула его к себе. Риверте
шевельнулся – и оказался над ним. Уилл попытался отодвинуться, но поздно: он был
безнадёжно прижат к земле. Кончики прядей волос Риверте касались его лба, и
насмешливые глаза небрежно шарили по его лицу, вновь заливавшемуся предательской
краской.
– Обожаю смотреть, как вы краснеете, – сказал Риверте тихо. – Не переставайте, прошу вас.
– С-сир… – протестующе выдавил Уилл – и охнул, когда мужское колено шевельнулось
между его ног, крепче вжимаясь в пах. Крепкие пальцы привычным движением
скользнули по его поясу, пробираясь под сорочку, пробежали по коже, забираясь всё
выше. Уилла пробрала дрожь – та самая запретная дрожь, которой не смог бы ему
простить брат Эсмонт, даже во имя любого долга…
Вчера – как ни стыдно признать это – Уилл едва не потерял голову от этого ощущения. Но
сегодня всё было иначе. Сегодня он помнил, что последовало вчера за этими
ощущениями, когда его тело расслабилось и доверилось тому, кто их вызывал в нём.
Но, боже, боже милосердный, он не мог ничего сделать… не мог, не имел права и не смел!
– Перестаньте, – всхлипнул Уилл, зажмурившись, когда широкая ладонь проникла в штаны
и стиснула его член. – Зачем… зачем вы это делаете?
– Коварный вопрос, – задумчиво отозвался Риверте, не прекращая поглаживать его
предательски отзывчивую плоть. – Я мог бы ответить, что мне нравится развращать
невинность. Ещё я мог бы ответить, что вы вызываете во мне неудержимую животную
страсть, лишающую меня разума, сна и аппетита. Ещё я мог бы ответить, что люблю вас…
но это, пожалуй, не самый подходящий вариант в данном случае, – добавил он, когда
Уилл, широко распахнув глаза, воззрился на него в полном изумлении. – Хотя женщины