Колин. Его звали Колин. Как только я могла его забыть? Но когда я захотела удержать черты его лица в мыслях, там остался только один индеец, чужой и замкнутый. Мои воспоминания были стёрты. Но я всё ещё знала, что Колин существует. Колин, умоляла я свою память.

Колин Блекбёрн. Выучи это наизусть. Всадник из болота. Боец из спортзала. Мужчина, который сказал мне, что мой отец...

- Что-то не так? - спросил Тильман и показал на мои руки.

Я схватилась за книгу так крепко, что суставы пальцев побелели. Я расслабила руки и отдала книгу ему назад.

- Если у тебя есть настоятельная необходимость увидеть человека, которого тебе видеть нельзя, потому что другие тебе это запретили, - быстро сказала я, прежде чем мои мысли снова покинули меня, - ты бы держался запрета? Или ты бы встретился с этим человеком?

Ое, Елизавета, призвала я себя, ты проводишь терапевтическую консультацию с учеником среднего уровня. Это не может быть серьёзно.

- Почему тебе нельзя видеть этого человека? В чём причина? - спросил Тильман объективно. Но как раз эта объективность меня поощрила.

- Они говорят, он может быть опасным. Даже очень опасным. Но я ему верю.

- Кто это они? – не отставал он.

- Мои родители, - вздохнула я.

Тильман только коротко подумал.

- Я бы с ним встретился, - сказал он твёрдо. - Такие решения я не позволяю принимать за меня. Он ведь не убийца или кто-то в этом роде?

- Этого я точно не знаю, - ответила я неуверенно.

Мне стало очень холодно. Но это была правда. Я не знала этого точно. Что сказал папа? "Это может всех нас убить." Эти слова преследовали меня каждый день и каждую ночь, хотя я не могла больше назвать точно, по какой причине отец внушил мне это. Теперь я снова это знала. Причиной был Колин. Колин, чьи черты лица я уже начала забыть.

- Мне проводить тебя?

- Что? - ошеломлённо я уставилась на Тильмана.

Вот он уверенно сидит на ступеньках, скорее всего, потому что сбежал с уроков, со своим настаивающим тёмным взглядом и спрашивает меня, хочу ли я, чтобы он сопровождал меня на встречу с потенциальным убийцей. Это было феноменально. Но так же совсем не правильно.

- Ради Бога, нет, нет - я пойду одна.

Я действительно это сказала? Я пойду одна? Значило ли это, что я это сделаю - выступлю против предостережения отца, чтобы наконец узнать, что такое с Колином.

Это не было мелочью. Здесь речь шла не о плохой оценке или прогуливании школы, или о возвращении домой поздно вечером. С другой стороны, я знала сейчас, в этот светлый, ясный момент, что Колин существовал и нас что-то связывало. Но если мама и папа были правы в своём подозрении, здесь речь шла, может быть, о моей жизни. О жизни всех нас.

- Но тогда он мог бы уже давно убить меня, - пробормотала я рассеянно.

- Что? Кто мог что?

Я вскочила со ступенек, при этом снова ударив Тильмана коленом, в этот раз, правда, в бок. Испуганная, я закрыла рукой рот.

- Что точно ты услышал? - прошептала я в панике.

- Гм - ничего. Поэтому я и спрашиваю, - ответил он, и на его губах появилась дерзкая улыбка. - У вас была курсовая неделя, не так ли? Ты выглядишь немного напряжённой.

Облегчённо я облокотилась на перила, при этом потирая с искривленным от боли лицом свой зад.

- Да, да. Мне надо сейчас на автобус. И я думаю, я пойду к нему. Одна. Как-нибудь всё получится. Я надеюсь на это. И если я снова не появлюсь здесь, то было приятно с тобой познакомиться, - попыталась я скрыть своё спутанное душевное состояние за юмором.

- Мы, правда, не знакомы, и за это надо благодарить мою младшую сестру, но в остальном я с тобой согласен, - сказал Тильман равнодушно.

Значит, Майке была не так уж далека от истины в своём заключении. Я забрала у него книгу из рук, без слов треснула ему один раз по башке, бросила её ему на колени и молча ушла из фойе.

Поездку в автобусе я использовала для того, чтобы подумать. Мне нужен был план. Я больше не могла вспомнить, как выглядел Колин, но он существовал. И мы провели вместе время. Мы ведь провели время вместе или нет? Я ведь была у него?

Было чувство, будто мои мысли куда-то проваливались и растворились в пустоте. Я смогла только вспомнить - и это только благодаря тому, что я больно вдавила ногти в подушечки ладоней, - свой страх и свою слабость. Почти-обморок возле поилки.

Обморок возле ручья. Панику во время грозы. Удар молнии возле меня. А потом я почувствовала снова гнетущую чащу леса вокруг себя и увидела кровоточащие половинки кабанов, болтающихся на сквозняке - образы, от которых я сама хотела бежать, и поэтому мои мысли в одно мгновение разлетелись.

И снова воспоминания исчезли. Как будто бы всего этого никогда не было. Остаток поездки я тупо наблюдала за мухой, которая то и дело врезалась в измазанное стекло.

Дом оказался пустым. Папа, скорее всего, был в клинике, а мама оставила мне записку на обеденном столе: "Меня не будет дома до вечера. Еда в духовке. Веди себя хорошо!". Веди себя хорошо. Я точно не знала, что она имела в виду. Разве ей не показалось странным, когда она писала три этих слова, что для такого требования я уже точно была слишком взрослой?

Не обращая на еду внимания, я запихивала её в себя, пока не наелась. Я не понимала, что в моём мозге вдруг стало не так работать. Ведь я всегда могла положиться на свою голову. Курсовая неделя была лучшим тому доказательством.

Без малейших усилий моя ручка скользила по бумаге, да, мне это даже нравилось - решать замысловатые задачи по перемещению денег, над которыми мои одноклассники потели, ломая голову. Для меня они были скорее освежающими. И после последней контрольной у меня было настроение для еще одной.

Но когда я только пыталась сформулировать здравую мысль о Колине и о том, что можно сделать, чтобы разгадать его тайну, мой мозг становился непонятным серым веществом. В моей голове творился полнейший беспорядок.

Хорошо, для этого существуют инструменты, подумала я злобно и поднялась наверх в свою комнату. Я взяла пачку бумаги из принтера, вооружилась ручкой и написала аккуратными буквами "Колин" на первой странице. Колин. Всё-таки начало положено. Какое красивое имя ...

Не было ли там и второго имени? И фамилии? Но я не могла их вспомнить. "Что можно сделать?" - написала я неровно внизу. Это было уже посложнее. Моя рука дрожала. Раздражённо я потрясла её, чтобы потом ещё крепче ухватиться за ручку. В моей голове была пустота. Что можно сделать?

Я поглощёно слушала тихое тиканье своих наручных часов. Очарованно я наблюдала за витиеватой стрелкой, как она медленно следовала вокруг серебреного циферблата. Так медленно ... секунда за секундой ... час за часом ...

Мои веки опустились, и мой лоб сильно ударился об угол стола.

- Нет! - сердито крикнула я и вскочила.

С гримасой я подавила зевок. Из-за этого затряслось всё моё тело. Я сжала челюсти с такой силой, что они хрустнули, хотя поддаться желанию погрызть своё нёбо граничило с тошнотой.

Должна же быть возможность, по крайней мере, хотя бы придумать идею плана и написать её. Разъярённо я побежала в ванную комнату, открыла кран и оставила бежать воду так долго, пока она не стала литься ледяным потоком в раковину. Потом я подставила под неё руки. Потом своё лицо, и, в конце концов, всю голову. Но мои колени подогнулись, как будто мои кости превратились в желе. Прежде чем упасть, я удержалась, схватившись за раковину, и взяла свою расчёску. Фыркая, я ударила ей по своим рукам. Металлические стержни не оставили маленьких красных пятен на коже, а боль не была достаточно сильной, чтобы полностью изгнать сонливость.

- В этот раз нет, - прорычала я сердито и подтянулась снова вверх.

Ещё раз я подставила голову под воду. Потом побежала назад в свою комнату и открыла все окна. Казалось, ветер дует со всех сторон. Образовалось небольшая буря в середине комнаты, от которой развевалось моё летнее платье, а мои мокрые волосы разлетались на сквозняке.