Однако разойтись группа «Немезида» не успела. Компьютер Стрельцова заверещал пронзительным звуком. Сработала «палочка-выручалочка»… Оперативники, выехавшие на заурядную вроде бы проверку, взывали о срочной помощи. Точно такой же звук раздался сейчас на оперативном пульте дежурного по городу.
— По коням, Лёша! — рявкнул Стрельцов, когда цифры пеленга сменились на экране крупномасштабным планом города с пульсирующим ярко-красным пятнышком. — На том свете отоспимся! На хозяйстве останется…
Он обвёл взглядом присутствующих. Хрущёв демонстративно вертел в руках свои таблетки, девушки же постарались сложной пантомимой изобразить, какие они уставшие, вымотанные, и как нетерпеливо ждут их дома не то мужья, не то родители… Лишь Людмила едва заметно кивнула.
— …лейтенант Чернобров. Остальные — по домам.
Засовывая в подплечную кобуру пистолет, извлечённый из ящика стола, Лось угрюмо сказал:
— За руль сам сядешь. А я хоть десять минут, да вздремну…
Московское шоссе под Санкт-Петербургом, 15 июня 2028 года, вечер
Конечно, мощный движок «Дерринджера» позволял легко оторваться от ментовского джипа не первой свежести.
Но впереди, километрах в двух, пост ДПС — большой, стационарный. И перекрыть дорогу там секундное дело: нажми на кнопку, и упрятанные заподлицо с асфальтом стальные барьеры тут же встопорщатся непреодолимой преградой.
Свернуть? Поиграть в прятки-догонялки среди дворов и узеньких проездов шоп-зоны? Увы, в этом муравейнике я ориентируюсь слабо, недолго влететь в какой-нибудь тупик. К тому же там сейчас самый пик движения — и микрогрузовики, и громоздкие фуры поставщиков так и шныряют, сводя на нет всё моё преимущество в скорости. Да и менты тут же вызовут поддержку с воздуха. А время года такое, что на спасительную ночную тьму рассчитывать не приходится: вечерние сумерки сгущаются, сгущаются, — и постепенно переходят в утренние. Для вертолёта, даже не снабжённого ночной оптикой, «Дерринджер» будет как на ладони.
Эх, надо было поменять тачку чуть раньше. Да что уж теперь…
Оценив перспективы, я законопослушно притёр машину к обочине и остановился, готовый в любой момент вновь ударить по газам. Всё-таки менты из ДПС — это не профессиональная группа захвата, и при самом худом раскладе мы ещё посмотрим, кто кого. К тому же оставалась надежда на совпадение. Может, по несчастливому стечению обстоятельств у какой-то важной шишки как раз сегодня угнали как раз «Дерринджер»… Потому что без особой на то необходимости машины такого класса ДПС предпочитает не беспокоить.
Менты не остановились, как предписывала им служебная инструкция, в десяти-пятнадцати метрах от меня — как и обычно, подъехали почти вплотную. Хороший признак… Служивые люди, как всем известно, не любят лишний раз утруждать свои личные ноги по казённой надобности, но если бы дело пахло для них жареным, уж поставили бы свой джип как положено, чтобы оставшиеся в машине могли адекватно отреагировать на любую неожиданность. Прикрыть огнём, например.
Ну-с, и с кем я имею дело: простой патруль ДПС или усиленный? Двое против меня или четверо?
Из джипа, вновь нарушая инструкцию, вылезли все, кто там был, — трое. Непонятно… Причём лишь один из них, лейтенант, имел все полагающиеся дэпээснику причиндалы: жезл, металлическую бляху на груди, ярко-оранжевую светоотражающую накидку (по совместительству выполняющую и функции бронежилета). Двое других — самые заурядные менты, без какого-либо намёка на дорожно-патрульную специализацию. Один даже без фуражки, однако же с кобурой на поясе. Ещё более непонятно…
Шагнув к «Дерринджеру», старшина — тот, что не удосужился надеть форменный головной убор — сильно покачнулся. Так-так-так… Кое-что начинает проясняться. Как ни борются «соседи» за чистоту и трезвость рядов, а воз и ныне там.
Перегнувшись на заднее сиденье, я потянулся за парализатором — и вдруг увидел неприятную вещь: вмонтированный в его рукоять светодиод то вспыхивал красным огоньком, то гас. Прибор сигнализировал: заряд аккумулятора кончается. Пожалуй, включать его на полную мощность уже не стоит, энергоёмкость у машинки изрядная, и поработала она сегодня достаточно. Зарядного же устройства у меня нет…
Ладно, обойдёмся без подстраховки.
Я выбрался из «Дерринджера», хотя имел полное право остаться в салоне. Но ни к чему: и свободы для манёвра меньше, и пассажирка на заднем сиденье может застонать в самый неподходящий момент — как раз когда мент нагнётся к приспущенному стеклу.
Как я и ожидал, именно лейтенант повёл сольную партию в начавшемся концерте. Небрежно откозырял, представился… Звание-то я расслышал хорошо (хотя и без того мог разглядеть звёздочки на погонах и умел считать до двух). А вот фамилию своего коллеги бесфуражечный старшина заглушил громким натужным кашлем. Сделано это было настолько неуклюже, что я не знал, плакать от такой наивности или смеяться.
— Па-а-а-прашу д-документики на машину, — привычно объявил лейтенант, и я понял, что он тоже пьян.
Не в лёжку, понятно. Не в дупель и не в дугу. В пропорцию. Один мой хороший знакомый — майор, украшавший своей персоной райотдел милиции — рассказывал, что средняя ежедневная норма у них — литр. На единицу личного состава, разумеется. Не пива — водки или аналогичного по градусности продукта. Сто грамм сразу по приходу на службу, сто грамм после ежеутреннего инструктажа… и так далее, до самого вечера.
Ситуация нервировала своей непонятностью: с одной стороны, лейтенант не настолько пьян, чтобы море ему казалось по колено, а водители и пассажиры «Дерринджеров» — мелкой безответной шушерой. Но в то же время нет ни единого признака, что эта троица вознамерилась меня всерьёз брать.
Оставалось лишь одно — предоставить событиям развиваться своим естественным ходом, и действовать по обстановке.
— Вы, Юрий Сергеевич, нарушили ограничения скорости, установленные на этом участке дороге, — стандартной фразой проинформировал меня лейтенант, возвращая документы (именно такое имя с отчеством были там указаны). — Максимальная скорость здесь сто двадцать, а вы держали сто двадцать шесть… Желаете взглянуть на показания прибора?
Вполне может быть, что лейтенант не врал, хотя правила я старался соблюдать. Но стражи дорог обычно на такие мелочи внимания не обращают, считают их укладывающимися в допуски.
Я изобразил скорбную мину и помотал головой — дескать, абсолютно доверяю родной милиции и её приборам.
— И подфарник у вас разбит, левый задний, — продолжал перечислять мои прегрешения лейтенант.
Ну, допустим, не разбит, а всего лишь треснул, не так-то легко вдребезги разнести подфарники «Дерринджера», даже специально стараясь и вооружившись молотком, — кроме всего прочего, это весьма вандалоустойчивая тачка. Я и сам обнаружил трещину, лишь вернувшись на «тойоте» в гипермаркет. Полуторачасовое пребывание на обочине Царскосельского шоссе не прошло даром — некоторые несознательные граждане очень не любят людей, раскатывающих в роскошных машинах.
Но менты-то могли заметить эту неполадку, лишь подъехав почти вплотную! Так какого чёрта они ко мне привязались?
— Кроме того… — начал было лейтенант, но тут, перебив его, в разговор вступил старшина, до сих пор стоявший молча. Когда он раскрыл рот, до меня раньше слов долетела мощная волна перегара — и это с двух-то с лишним метров! Силён…
— Юрием, значит, заделался?! — спросил старшина и вновь пошатнулся. В тоне его слышалась ничем не замаскированная ненависть.
В голове моей мгновенно закрутился калейдоскоп лиц — неужели я где-то и когда-то встречался с пьяным недоумком? Встречался, имея совсем другие анкетные данные? Носить имя Юрий преступлением не является, если носишь его законно, но «заделаться» — явственный намёк на самозванство… Увы, феноменальной — прямо-таки фотографической — зрительной памятью Андрюшки Буравчика я не обладаю…
— Не узнаёшь, Владик? — прямо-таки проскрежетал старшина. — Не помнишь меня, сука позорная?