Что-то серебристо сверкнуло в воздухе, и Пастушенко издал негромкий странный звук: «э-э-у-у-у…» Рука его потянулась к лицу и не смогла дотянуться, скрюченные пальцы хватались за воздух в нескольких сантиметрах от щеки…

А из глазницы у Паши торчал металлический предмет. Насколько я понимаю, рукоять самого обычного медицинского скальпеля.

Я был слеп, словно крот. И надо мне носить очки с громадными, как у Пулковского телескопа, линзами.

Как же я мог посчитать её некрасивой?! Она была прекрасна. Прекрасна, как богиня мести, — обнажённая, с растрёпанной причёской «взрыв на прядильно-ниточной фабрике». В правой руке спасительница сжимала некий медицинский инструмент — то ли хирургическое долото, то ли распатор. В левой — ещё несколько инструментов, изначально предназначенных спасать, но не отнимать жизни.

Богиня. Богиня Диана со своими дротиками. Или дротики были у кого-то другого? Неважно. Она была прекрасна, и я вполне мог исправить первоначальное упущение и влюбиться, — но мешало одно обстоятельство: богиня пристально меня разглядывала. В божественном её взоре явственно читалось сомнение: не стоит ли присоединить к трупам, живописно раскиданным в холле, и моё бездыханное тело?

Никаких возможностей воспрепятствовать такому повороту событий у меня не было. Мышцы постепенно возвращались в рабочую форму, но слишком медленно. А как спасительница умеет метать острые медицинские предметы, мог бы засвидетельствовать Пастушенко, — на Страшном суде или спиритическом сеансе, разумеется.

— Кто такой? — спросила богиня.

Излагать какую-либо из многочисленных легенд не имело смысла. Я вспомнил про шрамчик, обнаруженный покойным Литвинасом на бедре богини, и ответил чистую правду:

— Майор Владислав Дашкевич, УСБ ФСР. Последний год — майор запаса.

Богиня наморщила лоб, словно припоминая что-то, и неуверенно спросила:

— Гюрза?

— Гюрза, — подтвердил я.

Вот она, слава…

А затем девушка сделала странную вещь: попыталась прикрыть руками свои божественные прелести. Странную, ибо до сих пор нагота не смущала её ни в малейшей степени. Да и в самом-то деле, зачем стесняться людей, которых успешно превращаешь в покойников?

Она стремительно шагнула к окну, рванула вниз штору. И дальнейший разговор вела, облачившись в некое подобие индийского сари.

— Слышала о тебе от Циклопа, — пояснила девушка.

Циклоп… Чистильщик, работавший с нами в Крайне… Тесен мир.

— А я — Стружка, — представилась богиня совсем не божественным именем.

— Тоже из донских? — уточнил я, пытаясь сесть. Удалось.

Она помотала головой:

— Вторая спецбригада. Услышал — и забудь.

Вот даже как… «Услышал и забудь», — ритуальная присказка, которой завершались между своими все упоминания этого подразделения, вроде как и отсутствующего в разветвлённой правоохранительной системе Российской Федерации. По крайней мере, все бойцы СБ-2 нигде в кадрах не значатся. Жёлтая пресса, правда, упорно муссирует тему их существования, и столь же упорно именует «эскадроном смерти».

Так это они пасли меня на Северном проспекте?! Непонятно… Последовавшие слова Стружки ясности не добавили:

— Ну и зачем же, Гюрза, ты нам засаду на фининспектора изгадил? Сам пристрелить хотел?

К стыду своему, я и понятия не имел, кто такой фининспектор. И вообще был уверен: засада на меня, и ни на кого иного.

Богиня по прозвищу Стружка объяснила в ответ на моё выраженное вслух удивление: фининспектор — вернее, Фининспектор, — псевдоним, полученный гражданином в костюме и галстуке, чьи мозги столь неаппетитно раскинулись сейчас по полу. Прозвали его так неспроста, а за манеру ходить в гости: с порога заявлял, будто он инспектор финансово-контрольной службы, и тут же пускал в ход парализатор. Живых свидетелей обычно не оставалось, но пару раз охранная аппаратура зафиксировала подробности визита.

Ещё пара вопросов-ответов, и картина относительно прояснилась: СБ-2 пасла своего финансового деятеля, понятия не имея ни обо мне, ни о Пастушенко. Локализовали местонахождение — ту самую, мной арендованную квартиру на Северном, готовились брать… Но тут майор Гюрза выскочил, как чёртик из коробочки, — вернее, как чёртик из старой «тойоты». И Фининспектору удалось благополучно ускользнуть.

Понятно… То-то мне и показалось, что засада выставлена не на профессионала. А ребята действовали достаточно грамотно, просто их действия были направлены на того, кто внутри квартиры…

За охотником тоже охотились, а я врагов своего врага не признал за друзей… Случаются и такие накладки.

Несколькими фразами я пояснил, как выглядела ситуация с моей стороны, о многом умолчав, естественно. И спросил, кивнув на замшевого:

— А этот кто?

Судя по их разговору с Пастушенко, именно замшевый был главарём, а Фининспектор — на подтанцовке.

— Не знаю, — ответила Стружка, исследуя карманы мертвеца.

Я увидел извлечённую из недр замшевой куртки отвёртку — самую обычную, дешёвую, с чёрной пластмассовой рукоятью. И понял, кто прикончил квартирного махинатора, на досуге увлекающегося рыбалкой.

— Без документов шлялся, — констатировала Стружка, закончив осмотр. — По ориентировкам вроде не проходил такой. Чем ты его приласкал? Твёрдый уже, как чурка деревянная.

— Курарин.

— А-а-а… Надо бы и мне такую клёвую штучку заиметь. Хотя отпадно со стороны смотрелось: ну прямо как пацан на уроке, — из трубочки, бумагой жёваной…

И эта убившая на моих глазах человека девушка рассмеялась совершенно по-детски, рассмеялась от воспоминания о только что совершённом мною убийстве. Рассмеялась и разом помолодела лет на пять-семь…

Я смотрел на её растрёпанные волосы, на постоянно сползающее «сари», и думал, что она всё-таки и в самом деле красивая… Но страшненькой какой-то красотой.

Центр приусадебного участка занимал искусственный водоём, облицованный болотным туфом, и своей живописной асимметричной формой немного напоминавший гигантскую запятую. Над круглой и широкой частью водоёма возвышалась горка, сложенная из того же поросшего мхом туфа, — по ней сбегали струи воды, падая с одних ноздреватых глыб на другие; этакий мини-водопадик, красиво. Узкий «хвостик запятой» замысловато изгибался по участку, словно крохотная речка, впадающая в озерцо, и в паре мест через «речку» были переброшены стилизованные горбатые мостики.

В водоёме плавали некрупные карпы, чуть больше ладони, и окраска их весьма отличалась от природной: разноцветная, ярко-пятнистая. Когда-то и от кого-то Стрельцов слышал, как они называются, но не вспомнил, а у Моргулиса не стал спрашивать. Возле дна держались другие рыбы, куда более крупные: судя по цилиндрическим, покрытым костяными бляшками телам и узким вытянутым рылам — стерляди, а то даже и осётры.

«Неплохо живёт господин полковник, — вынес он мысленный вердикт. — Разве что павлинов не хватает…»

Господин полковник разговор начать не спешил. Сидя в шезлонге на берегу своего водоёма, — Стрельцов рядом, в таком же, — Моргулис потягивал безалкогольный коктейль через соломинку, бросал карпам шарики гранулированного корма, — и задумчиво наблюдал, как рыбы стараются перехватить их под носом друг у друга. Осётры (или стерляди?) в этой суете не участвовали, степенно плавали на глубине.

Интересно, зачем Моргулис предложил встретиться именно здесь, в своём загородном доме? Чтобы продемонстрировать очередной пряник, после двенадцатого БМВ, — понравилось Стрельцову ездить на этой тачке, что уж греха таить… К комфорту привыкаешь быстро. Кнут сегодня утром, по большому счёту, тоже лишь показали издалека, — если бы действительно хотели устранить, послали бы кого-то посерьёзнее мальчишки-моргуна… Небольшое предупреждение: именно так всё и закончится, если… Но что «если»?! Чего именно от него добиваются люди, стоявшие за спиной полковника, Стрельцов не мог взять в толк.