Другим кружком, связанным с группой Аннеев, был, как известно, кружок Сенеки. До того как образовался при дворе мощный политико-культурный кружок, отвлекая на свою сторону членов кружков соперников, кружок Сенеки становится вершиной римской интеллектуальной жизни, собирающей многочисленную элиту и замечательных людей своего времени.

Нерон часто посещал его и испытывал, особенно вначале, неподдельный интерес. В 50-51 годах Сенека решил создать свое собственное общество. В то же время возник кружок Корнута, политическая деятельность которого навсегда попала в сети стоицизма. Престиж Сенеки, его политическое, философское и литературное влияние позволяют считать его лидером. Оба кружка, которые уже существовали и могли бы объединиться — Музония Руфа и Тразеи, — ни один к нему не приноровился: первый не простил философу гибкого толкования и политического лавирования при Клавдии, второй посчитал кружок очень скромным; и один и другой тем не менее отдавали должное непримиримому и суровому стоицизму Сенеки. Вклад кружка Сенеки в расцвет литературы и искусств довольно весомый. Его направленность прекрасно выразила устремления целого поколения. Молодые писатели с большим энтузиазмом примыкают к новому литературному течению и новому стилю, [262] окрашенному умеренным новоазиатским влиянием. В 50-е годы, рассказывает Квинтилиан, поклоняются только Сенеке и читают только его трактаты, пытаются подражать ему, не всегда, правда, успешно: более диктаторы, чем сам диктатор, более непримиримые, чем самый непримиримый стоик, они часто впадают в крайность. Сенека умеет извлечь из этого пользу. Высота интеллекта и роль идейного вдохновителя не мешают ему выслушивать учеников, давать им советы, а иногда принимать близко к сердцу их аргументы и предложения. Его страсть к обновлению и нововведениям в литературе и политике во многом связана с общением и окружением.

Группа неоднородна — много вольноотпущенников и людей более чем скромного достатка, но особенно много сенаторов, всадников, вновь пришедших в их союз, а также знатных провинциалов. Сам Сенека — незнатного происхождения. Став адвокатом в делах между сенаторской и императорской властью, философ вполне отдает себе отчет о стремлениях и опасениях этих людей. Так, он осуждает аристократов крови, противопоставляя им благородство духа.

В «Спокойствии души», написанном незадолго до смерти Клавдия, и в «Письмах Луцилию», возможно, его последней книге, он обращается к ним и предлагает, подобно Тразее, новую этику и новый социально-культурный закон, для которых добьется признания, в то время как нероновский проект окончательно провалится. [262]

«Письма к Луцилию» свидетельствуют о живости и плодовитости этих обменов между Сенекой и его друзьями. Они также являются дневником философа: ежедневная жизнь, внутренние диалоги, которые автор ведет сам с собой — великий труд его интеллектуального и нравственного пути.

Уже в «Естественных вопросах», обращаясь к тому же Луцилию, Сенека подчеркивает, как он ждал ответа на внутренние диалоги, для использования инструмента личного усовершенствования, с тем чтобы вовлечь в него членов своего кружка. «Вот почему, — пишет он своему другу, — нужно убегать, прятаться от себя самого. Как бы мы ни были разъединены морем, я постараюсь честно служить тебе, сделать все, чтобы вывести тебя на лучший путь. Чтобы ты не чувствовал себя одиноким, я все время разговариваю с тобой». Мы уже выяснили, какую роль Бурр играл в кружке Сенеки. Здесь же активными и влиятельными были родные братья Сенеки, Мела и Галлион (на самом деле, Луций Юний Галио, Аннеан по усыновлении). Сенека очень доверял старшему брату, помогал ему в конце правления Клавдия: он даже стал наместником в Ахайе (Греция) — и умным наместником. Философ сохранит к нему нежность и восхищение, которое отразит в его «портрете», что набросал в «Естественных вопросах». Галлион там изображен умным, умеренным, любезным, очаровательным, [264] врагом лести и с головой ушедшим в изучение природы. Осторожный, он умеет сражаться со злом, если этого требуют его моральные принципы. Словом, заключает Сенека, ни один смертный еще не испытывал к кому бы то ни было такой привязанности.

Другие родственники и сторонники стоика также являются членами группы, о некоторых мы уже рассказывали: Лукан, Помпей Паулин, зять Сенеки, родом из Галлии; Педаний Секунда, соотечественник из Барчино (ныне Барселона), консул в 53 году и префект города Рима с 56 года вплоть до страшной смерти в 61 году; Цезоний Максим, которому философ часто писал во время своей ссылки на Корсику, и Серен, уже давно связанный с Сенекой крепкой дружбой — он будет участником диалогов о постоянстве, мудрости, спокойствии души и безделье. Посещают кружок также Отон и Сенецио, друзья по выходкам Нерона и, конечно же, Дивий Авит, протеже Бурра.

Херэмон, египетский жрец и известный философ-стоик, старый учитель Сенеки, тоже сыграл большую роль в идеологическом формировании кружка и в его повседневном практическом ведении. Наконец, знаменитый Корбулон, обязанный своим положением вмешательству Сенеки, возможно, посещал кружок при Клавдии. Но самый главный из них тот, о котором думает учитель, когда пишет свои трактаты, тот, с которым он будет дружить — это, конечно, Луцилий. [265]

Выбрав стоицизм после отхода от эпикурейства, благодаря настойчивости Сенеки, Луцилий остался поэтом, его перу принадлежит «Этна», поэма об известном сицилийском вулкане. В ней Луцилий критикует мифологическую поэзию, любимую сторонниками классицизма. Поклонник Вергилия и Овидия, этот поэт тем не менее был настолько современным, что Сенека даже пытался сдерживать новоазиатское влияние в его стиле.

Рожденный в Помпеи, Луцилий стал всадником, и был обязан своей общественной карьерой только своему собственному труду. Эту карьеру он продолжит после падения Аннеев и ссылки своего друга и, удовлетворенный деятельностью прокуратора Сицилии, он не последует советам о гражданской отставке, полученным от Сенеки. Этот длинный список — свидетельство значимости кружка. Среди других имен: Эбутий Либерал, автор трактата о благодеяниях, «человек замечательный», по словам Сенеки; Колумель, писатель и страстный знаток земледелия, его соотечественник; сенатор Новий Приск, кому философ очень помог в начале карьеры и кого сошлют в 65 году за то, что много говорил о своих привязанностях. Упомянем о сенаторе Марке Вописке, еще одном «испанце», добившемся консулата в 60 году; Прокуле, соотечественнике и друге Сенеки, известном юристе, который, вероятно, влиял на политику Нерона в вопросах завещаний и договоров. Кружок стоиков собирал множество блестящих ораторов, [266] образовавших школу нового литературного движения: еще один Галлион, Юлий Африкан, Юлий Секунда и даже Апер, с которым в «Диалоге ораторов» Тацит размышляет о новом стиле. Апер хотел, чтобы стилистические фигуры были бы как золото и драгоценные камни, которые служат украшениями. Используя изящный и блестящий язык, он краткость предпочитал фразам медленным и цветистым.

Будущий историограф Фабий Рустик тоже посещал кружок Сенеки. Он замыслил создать хронику Аннеев. Историку был присущ язык нервный, резкий и вызывающий, по которому узнают новую школу. Сенека никогда не научился стойкой оппозиции Нерону. В своих последних трагедиях, касающихся древней темы различия между владыкой и тираном, нет-нет и проскользнет критика его бывшего ученика и молодого друга. Но это уже никого не трогает. Сенека, уставший, чувствовавший себя обманутым и сильно постаревшим, побежден. Его большой проект политического соглашения о примирении между цезарями и сенатом провалился. Но ему и во сне не снилось, что позднее, при Антонии, о некоторых из его идей вспомнят и применят на практике.

Жестокость и мания величия, экстравагантность и преступления Нерона сделали его нежелательным. Он удаляется и бездействует, но движение оппозиции и заговорщики продолжают держать его в курсе. После 61-62 годов деятельность [267] кружка ослабевает. Однако Сенека продолжает еще свои отношения с некоторыми близкими, с Луцилием, например. Офицер Нерона, пришедший допросить Сенеку во время заговора Пизона, находит его ужинающего вместе с женой и двумя близкими друзьями. Друзья Сенеки останутся на его стороне, даже когда старый философ получит от Нерона приказ, обязывающий его покончить жизнь самоубийством. В группе произошло разделение, некоторые последовали приказу учителя и решили отойти. Но другие продолжали свою общественную деятельность, как Луцилий, и даже боролись в активной оппозиции и заговорах, как Лукан, родной племянник философа. Итак, Сенеки не стало. Не стало и кружка.