Здись тоже поднял свой нож, загородился им, однако нож со стеклянным звоном разломился, и в кулаке у Здися остался один только черенок да ручка.

— Бракодел проклятый! — воскликнула Данка, имея в виду того человека, который изготовляет охотничьи ножи из такой мерзкой стали, однако Твардовский понял это восклицание по-другому.

Думая, что девчонка произнесла какое-то незнакомое ему из волшебных книг заклятие, он удивлённо огляделся по сторонам.

Здись воспользовался этим моментом, как кот, быстро шмыгнул вперёд и со всей силы ткнул чернокнижника обломком ножа в ногу.

Твардовский выронил саблю, присел и, схватившись рукой за ногу, обутую в красный сапог, с отчаянием заскулил:

— Ой, ой, ой! Мои мозоли…

Видя, что чародей уже растратил всю свою грозную силу, девочки подошли поближе и склонились над ним.

— А у вас есть мозоли? — спросила Кристя.

— Ещё бы… Столько времени… Ой, ой!.. Ведь я на Луне… Ой, ой!.. Не снимал сапоги…

— И дьяволы не помогли вам избавиться от мозолей?

— Ни один дьявол тут не поможет… Ой, ой, как больно, — продолжал жаловаться Твардовский. — А травы всякие целебные на Луне не растут…

— Лучше всего «шлёнский пластырь», — вставила Данка. — Я завтра вам его принесу, он есть у папы…

— Весьма буду признателен светлой панночке. Ой, ой!.. Помогите мне сесть к столу…

— Не надо было затевать всякие глупые шутки… — буркнул Здись себе под нос.

— Дай мне руку, юный господин, — попросил чернокнижник. — Ты победил меня в поединке. Я склоняю чело перед твоей отвагой. Кто же научил тебя искусству фехтования?

— Это чтобы сражаться-то? А Франек из Стшельчина, что у самого леса живёт. Не раз он мне нос кулаком расквашивал…

Ребята усадили Твардовского на кресло, дали ему две земляничины, чтобы перестал охать.

— Всё благодаря… благодаря вашим светлостям. Наверно, дворянская кровь в вас течёт…

— Кровь течёт?.. Ну, мы уж пойдём домой…

— Подождите ещё минутку, — попросил Твардовский, задумавшись над чем-то. — Надо тут мне было одну работенку выполнить вместе с чертями. Но нет среди них ни одного, который бы так твёрдо, так мужественно держал себя во время поединка, как Здись, и ни одного столь благоразумного, как вы обе, светлые панночки. Хотели бы вы мне помочь?

— Смотря в чём, — осторожно ответил Здись.

— Хотели бы вы стать Рыцарями Серебряного Щита?

— Прошу прощения, — заметила Кристя, — но мы — девочки и потому не можем быть рыцарями.

— Тихо ты, — цыкнула на Кристю Данка. — Теперь ведь существует равноправие женщин. А это очень красивый титул — «Рыцарь Серебряного Щита»!.. Но до сих пор нас называют просто Пятёркой Сорванцов.

— А что надо делать? — спросил Здись волшебника.

— Сперва встать по стойке «смирно»! — распорядился Твардовский. — Теперь скажите: хотите вы быть сильными и умными?

— Хотим!

— Хотите открывать тайны Серебряного Щита — Щита Луны?

— Очень хотим! — прошептали ребята, снедаемые всё более возрастающим любопытством.

— Связывают ли вас узы настоящей дружбы?

— Да!

Чернокнижник окунул свою саблю в воздух, полный лунного блеска, и затем коснулся ею плеча каждого из ребят.

— Я произвёл вас в Рыцари Серебряного Щита, — торжественно провозгласил он. — А теперь доверю вам великую тайну. Будьте же достойны её. — Твардовский понизил голос до шёпота и продолжал: — На одном из островов, что находится на этом озере, — на острове, называемом Могилой, зарыт Тройной Клад. Кто овладеет им, тот станет самым могущественным из людей, самым сильным… Но этот клад может найти лишь тот, кто…

— Почему вы остановились?! Говорите же дальше — это так интересно, — попросила Кристя.

— Тише! — шепнул чародей.

Они вслушались в настороженную тишину ночи, в слабый шелест листвы.

Неожиданно совсем близко, почти рядом, запел петух лесничего.

Твардовский пошатнулся, побледнела зелень его кунтуша[6] и синева шаровар, краски начали расплываться и таять, как туман.

— Придите сюда завтра ночью, — успел ещё шепнуть он и вдруг исчез.

Дети посмотрели друг на друга, огляделись по сторонам, но с места не двинулись. Было похоже на то, что они находятся внутри огромной печи для выпечки хлеба, в руинах старого дома, возле сторожки лесничего. Однако им всё ещё казалось, что они — в огромном зале замка.

Второй раз пропел петух, со стороны озера долетели звуки губной гармошки.

— Ой, ой! Бежим! Взрослые возвращаются. Это Андрейкин папа играет.

— Да, надо идти… — согласилась Данка. — Однако без паники. Успеем! Они ещё на озере. А пока доплывут и уберут парус, — мы уже будем в постелях.

Ребята вылезли через дыру в стене. Здись кликнул Азора, который носился по кустам, и все они быстро зашагали к дому. Отойдя немного, оглянулись: высокая труба возвышалась над развалинами, точно башня средневекового рыцарского замка.

Андрейка спал, сидя на скамейке и держа в крепко сжатом кулаке ремешок бинокля.

Разбуженный, он сонно рассказал о том, что только-только вернулся из Папоротниковой рощи, где были такие большие, очень большие и блестящие жуки.

— Я их люблю, очень люблю, — заверял он, с зажмуренными глазами грохаясь на кровать.

— Только не рассказывай ни о чём никому! — просила его Данка. — Хорошо?

— Не скажу… — заверил Андрейка. — Потому что иначе папа за уши оттрепал бы меня. Он не любит жуков и не любит, когда я беру его бинокль… — бормотал Андрейка, засыпая.

Когда взрослые вернулись, дети уже лежали в своих кроватях, дыхание у всех было ровное и спокойное.

— Наши пострелы давно уж, видно, спят, — сказала мама Дануси. — Может, им снятся приятные сны; посмотрите, какие улыбки на их мордашках!

— Спят, как ангелы, — подтвердил Андрейкин папа. — Однако прежде чем улечься в постели, они вытаскивали бинокль. А сколько раз говорил я Андрейке, чтоб не трогал его! Ведь не умеет же обращаться с прибором!..

Бинокль лежал на столе как раз напротив окна. В выпуклых линзах его отражалась Луна, путешествующая между тучами по небу. Она была уже совсем маленькая, далёкая-далёкая, и никто из взрослых не заметил, что с нижней части её Серебряного Щита свисают порванные нити серебряной паутины…

Следующий день с самого раннего утра был знойным и душным. Солнце прогнало с неба даже самые маленькие тучки и изо всех сил старалось поджарить каждого, как яичницу на сковородке. Даже ветер и тот изнемог от жары и, тихонько посапывая, дремал в тени под деревьями.

В такой день не только дети, но и самые почтенные дяди и тёти, которые не любят шипучего лимонада и газированной воды с сиропом, — все, все мечтают только об одном: как бы раздобыть побольше мороженого..

Ой, прошу извинения, дорогие мои читатели! Взглянул сейчас в самое начало книги и увидел, что я уже достаточно обстоятельно описал этот день и теми же самыми словами. Да, действительно, это был тот самый день, когда Сорока, Крылатый Вестник Тайны, отстукала на моей пишущей машинке странные слова. Сейчас, сейчас… Подождите минутку. Я снова забежал вперёд. Трудно описывать в книжке всё по порядку, когда тебе уже известно, чем она должна кончиться. Хотелось бы сразу сказать вам, как и что было потом, однако не могу этого сделать, потому что вы ведь не знаете ещё, что было вначале.

А вначале, то есть как раз утром, сразу после завтрака, все побежали к озеру, на пляж, чтобы позагорать и покупаться. Все — это значит взрослые и дети. И я.

Я-то, правда, только так, на минутку, ведь вы, наверно, помните, мне надо было писать рассказ для «Пломычека». Однако я всё же пошёл и с завистью смотрел на других, как они укладываются на солнышке между молодыми сосенками.