– Да.

– А вы знали, где было письмо?

– Да. Может быть, вы намекаете, что это я взял его?

– Ба! Не будьте так утомительны, – раздраженно сказал Тайсон. – И вы совершенно уверены, что никто другой не входил в номер за это время? Например, служащий отеля?

– Никто. Еще раз повторяю – никто.

Тайсон обернулся к Дэни.

– Я полагаю, что он не торчал рядом с тобой, когда ты одевалась?

Дэни залилась темным румянцем.

– Нет, его не было. Он ушел завтракать.

– И никто больше не входил?

– Нет. Я заперла обе двери. А когда я пошла завтракать, я взяла пальто с собой и больше не оставляла его нигде до тех нор, пока не пришла сюда и не положила его на спинку этого стула. Никто не мог взять это письмо. Никто, кроме меня самой и Лэша. Это невозможно.

– А ты не брала его?

Лэш сделал быстрый шаг вперед, и Тайсон сказал:

– Дайте ей самой ответить на это, мальчик мой! Итак, Дэни?

Дэни посмотрела на него, щеки ее вспыхнули, а глаза сузились и заблестели.

– Я считаю, – сказала она гневно, – что вы самый неприятный, себялюбивый, эгоистичный, самый невозможный человек из всех, кого я знаю, и мне очень жаль, что я вообще сюда приехала!

– Вот именно, правда ведь, он такой? – сказала Лоррейн, одарив своего супруга любящим взглядом. – Помню, я сказала ему абсолютно то же самое в первый же день, когда мы с ним встретились. И с тех пор он стал еще хуже. Но, девочка моя, ты же ведь действительно не брала его, не так ли?

Дэни резко повернулась к ней, не в силах сдержать гнев и раздражение.

– Мама, неужели ты действительно могла подумать…

– Дорогая, – слабо запротестовала Лоррейн, – сколько раз я просила тебя не называть меня так? Я чувствую себя, словно мне уже сто лет.

Нет, разумеется, я не думаю, что ты украла его или что-то в этом роде, – да и Тайсон так не думает. Просто ты ведь могла решить, что… – из-за того, что вся эта история с убийством и всем остальным так подействовала на тебя, – что будет лучше просто разорвать эту ужасную вещь и избавиться от нее.

– Так вот, я ничего такого не сделала! – резко ответила Дэни. – Хотя, может быть, и жаль, что я не подумала об этом, а теперь кто-то еще заполучил его.

– Вы имеете в виду меня? – мягко поинтересовался Лэш.

– Зачем вы так говорите? – горько спросила Дэни. – Вы же прекрасно знаете, что я ничего подобного и в мыслях не имела!

– Но вы только что сказали, что только вы или я имели возможность взять его. И если вы этого не сделали, остаюсь только я, не правда ли? Или я не в ладах с арифметикой?

– Перестаньте запугивать девочку! – рявкнул Тайсон. – Разве вы не видите, что она почти совсем на пределе? Отстаньте от нее, понятно?

Лэш рассмеялся и поднял руку жестом фехтовальщика, признающего полученный укол.

– Туше! Извините меня, Дэни. Ну, ладно, так что же мы теперь будем делать?

– Есть, – твердо сказала Лоррейн и поднялась на ноги. – Сейчас уже, наверное, около часа, и все остальные несомненно удивлены, что же с нами происходит, и чувствуют все более сильный голод. Пошли, дорогой, пойдем посмотрим, что они там делают. А Дэни наверняка захочет принять ванну.

– Одну минуту, – сказал Тайсон. – Давайте говорить прямо. Если мы намерены согласиться с теорией, что тот, кто охотился за этим письмом, кем бы он ни был, летел вместе с вами из Лондона самолетом до Найроби, отсюда следует, что кто бы его ни взял, он был и в самолете из Найроби в Занзибар сегодня утром. Я прав?

Лэш сказал:

– Все это именно так и выглядит, не правда ли? Если бы только не одна закавыка, о которую спотыкается вся эта история.

– И какая же это закавыка?

– Какая кому, к чертям, польза от этих трех миллионов – или даже трехсот миллионов, если хотите, если вы не можете их вывезти из страны? О’кей, если речь идет о вас или хотя бы о ком-то, кто тут живет. Но каким образом кто-либо другой сможет даже хотя бы спрятать их? Мне хотя бы, раз уж мы об этом говорим.

– Я, мой мальчик. Я! Будьте повнимательнее со своей грамматикой!

– О'кей, я. Я, Лэшмер Дж. Холден младший! Что мне делать с кучей центнеров золотых слитков? Погрузить их в мои чемоданы и просто нелегально пронести через таможню, я полагаю?

– Вот тут вы не правы, – отрезал Тайсон. – Головой надо думать! Неужели вы действительно воображаете, что кто-то, кто старается заполучить столько денег и готов даже убивать ради того, чтобы получить их, не продумал такую вещь? Да, Боже мой, в наше время имеются буквально десятки путей провезти контрабанду в какую-то страну и из страны, если за вами стоят деньги – реально или даже в перспективе. И не начинайте мне тут стонать: «Ах, это невозможно!» Конечно, возможно! Даже чертовски слишком возможно! Как вы полагаете, что может вам помешать отправиться в один прекрасный день на прогулку на яхте или на рыбалку и, где-нибудь в миле от берега, пересесть на какую-то шаланду или моторную лодку? Или на частную яхту? Черт побери, у вашего же собственного отца есть такая! Здесь сотни миль пустынного побережья и маленьких заливчиков или бухточек, где вы могли бы высадиться темной ночью и затем улететь на самолете. Господи, ведь это же двадцатый век – век авиации! Тут вокруг любое количество частных самолетов – и любое количество пустого африканского пространства для их посадки! Вы не были бы сыном своего отца, если не смогли бы сообразить все это, а мы вполне можем предположить, что кто-то еще тоже сможет. Проблема в том, кто?

Лэш пожал плечами.

– Кто-то, кто был на обоих рейсах, я думаю. Я подумал над этим, и кроме ваших личных гостей остаются только два человека. Этот парень-газетчик, с которым вы были так нелюбезны на аэродроме…

– Какой еще парень-газетчик? – прервал его Тайсон, внезапно выпрямившись. – Я никакого такого не помню… Да, Боже мой! Помню! Какой-то проклятый вынюхиватель в панамке, который спросил, не мог ли бы он зайти. А он летел лондонским самолетом?

– Я же вам об этом и говорю. И останавливался в той же гостинице в Найроби.

– Ах вот оно что, – задумчиво произнес Тайсон. – Возможно, мне не следовало бы проявлять такую поспешность. Ну что ж, это можно уладить. Поскольку в этом благословенном уголке есть только одна гостиница, то известно, где он обретается. Лорри, дорогая, позвони в эту гостиницу, ладно? И спроси… Как зовут этого проклятого газетчика?

– Даулинг, – подсказала Дэни. – Ларри Даулинг.

– …мистера Даулинга и, когда тебя с ним соединят, скажи ему, что я буду счастлив дать ему интервью и чтобы он любезно приехал сюда и остановился здесь. Беги и сразу же сделай это.

– Но Тайсон!… – Голубые, как незабудки, глаза Лоррейн широко раскрылись от смятения. – Мы не можем этого сделать. Дорогой, он же репортер!

– Он не репортер, – сказала Дэни, но на нее никто не обратил внимания.

– Не успеем мы сообразить, в чем дело, как все уже появится на первых страницах всех газет, – простонала Лоррейн. – Подумай о Дэни и обо всех нас. Ты только подумай!

– Я думаю, – нетерпеливо сказал Тайсон. – И, похоже, я здесь единственный, кто способен это делать. Будет чертовски надежней собрать всех подозреваемых под одной крышей.

– Разумеется, приглядывая, – сказал Лэш, – одним глазком за наличными в кассе.

– Если вы считаете это сарказмом, мой мальчик, то вам придется постараться получше. Конечно, приглядывая одним глазком за наличными в кассе. За кого вы меня принимаете?

Руки Лоррейн снова совершили уже знакомый суетливый жест, и она заявила:

– Я не понимаю. Я ничего не понимаю.

– Он имеет в виду, – перевел ей Лэш, – что один из довольно узкого круга подозреваемых уже завладел ключом к дедушкиному банковскому сейфу. Поэтому явно стоило бы держать их всех здесь, где он мог бы понаблюдать за ними, и первый же парень, который попытался бы достать лопату и заняться небольшими раскопками, и оказался бы тем, кого мы ищем. Понятно?

– Ну конечно! – воскликнула Лоррейн со счастливым видом. – Тайсон, дорогой, как это умно с твоей стороны. Я сейчас же позвоню этому мистеру… мистеру Даулингу.