помехами, временными препятствиями на пути к совершенному

обществу, царству Разума и Добра.

Конечно, идея прогресса имела не только сторонников, но и

весьма серьезных оппонентов, которые отстаивали концепции циклического развития (О. шпенглер) или деградации человечества

по мере его удаления от первоначального, «естественного» состояния (ж.­ж. Руссо, философы­романтики в XIХ в.). Тем не менее, 64

число их было невелико. Сейчас, на рубеже ХХ­ХXI веков, расстановка сил стала совершенно иной. Понятие «прогресс» почти исчезло из научного дискурса и отделилось от понятия «эволюция».

В лучшем случае прогресс рассматривается как одна (причем, не

главная) из форм эволюционных изменений, имеющая короткий

срок действия35, но чаще о нем предпочитают не упоминать вообще. Прогрессистские взгляды подвергаются беспощадной критике – прежде всего в социальных науках. Но и некоторые представители естественнонаучного знания позволяют себе сомневаться, следуя примеру известного биолога Н.В. Тимофеева­Ресовского, в том, кто же прогрессивнее: чумная бацилла или человек?36 Дискредитация идеи прогресса сопровождалась ростом скепсиса по

поводу предзаданности и целенаправленности (телеологичности) эволюционного процесса.

С чем связаны столь радикальные перемены в умонастроениях? В принципе, оснований для разочарования – более чем достаточно. Ведь понятие «прогресс» обозначает не просто развитие, рост сложности, появление новаций, но и развитие от плохого к

хорошему, уменьшение зла и увеличение добра. Как справедливо

отмечает известный российский историк А.В. Коротаев, любые социальные сдвиги, в конечном счете, интересуют нас с точки зрения

их результатов, влияния на нашу жизнь, которая может становиться

хуже или лучше37. Но понятия «добро» и «зло», «хуже» и «лучше» неопределенны, имеют оценочно­субъективный характер, и

работать с ними крайне сложно.

Бросив взгляд на историю «с птичьего полета», мы, конечно, увидим, что в отдельных сферах прогресс действительно имеет место. Компьютер, вне всяких сомнений, – гораздо более совершенное, прогрессивное орудие труда, чем каменное рубило или лук со

стрелами. Бытовые удобства, которыми пользуются современные

люди, даже с очень скромными доходами, совершенно несопоставимы с теми условиями, в которых жили наши предки не только в

эпоху первобытности, но и в средние века. значительно уменьшилась детская смертность и увеличился срок человеческой жизни: 35 Коротаев А.В. факторы социальной эволюции. М., 1997. С. 4.

36 цит. по: Бердников В.А. Эволюция и прогресс. Новосибирск, 1991. С. 32.

37 Коротаев А.В. Указ. соч. С. 25­29.

65

даже в бедных, отсталых развивающихся странах он намного превышает 25­30 лет, а именно такой была средняя продолжительность

жизни на протяжении почти всей истории человечества.

Таких примеров можно привести гораздо больше, однако это не

изменит общей картины: в историческом процессе прогресс имеет

место только по отдельным показателям. Причем, эти показатели

относятся в основном к сфере жизнеобеспечения. И не случайно

сторонники идеи эволюционного восхождения от «низшего» к

«высшему» строили свои теории, исходя из таких критериев, как

рост народонаселения, совершенствование технологий38 и научных

знаний, количества произведенной и потребляемой энергии39 или

товаров.

Но все эти критерии, вместе взятые, увы, не дают неопровержимых доказательств того, что современное общество лучше средневекового, а то, в свою очередь, лучше античного или первобытного, т.е. что каждая последующая форма общественного устройства

непременно превосходит все предыдущие с точки зрения качества

человеческой жизни. Не говоря уже о том, что любой прорыв на

более высокий уровень оплачивался дорогой ценой, поскольку позитивные результаты обычно проявлялись далеко не сразу, а потери

были заметны. Например, историки уже давно признали тот факт, что переход к более прогрессивному производящему хозяйству сопровождался значительным ухудшением жизни: первые земледельцы стали гораздо больше работать, хуже питаться, больше болеть, чем охотники и собиратели.

Очень сомнительно также, что первобытный охотник, тративший на добывание пищи в среднем 2­3 часа в день, жил хуже

средневекового крепостного крестьянина, который был вынужден отрабатывать барщину и оброк и был лишен личной свободы.

И вполне возможно, что английский пролетарий начала XIХ в., который был занят изматывающим монотонным трудом по 1214 часов в день на фабрике за нищенскую плату, с большим удовольствием поменялся бы местами с земледельцем­гражданином

античного полиса.

38 Child V. Man Making Himself. L., 1941. P. 12. Eodem. e Progress of Archeology. L., 1944. P. 112­113.

39 White L. e Evolution of Culture: the Development of Civilization to the Fall of Rome. N.Y., 1959. P. 40.

66

В ХХ в. трагедии мирового масштаба окончательно развеяли

иллюзии не только о приближении нового «золотого века», но

и о превосходстве современности над прошлым. Человечество

имело печальную возможность наглядно убедиться в том, насколько зыбки границы, отделяющие высокоразвитую цивилизацию от, казалось бы, давно преодоленного «варварства». «Волна смерти, зверства и невежества, захлестнувшая мир в ХХ цивилизованном, как считалось, столетии, полностью противоречила

всем «сладеньким» теориям прогрессивной эволюции человека

от невежества к науке и мудрости, от звероподобного состояния

к благородству нравов, от варварства к цивилизации, от тирании

к свободе…»40. Эти слова, сказанные выдающимся социологом

П. Сорокиным более полувека назад, звучат очень актуально и в

наши дни, когда мир, переживающий глобальный кризис, живет в

мучительном страхе перед будущим и все яснее осознает, какую

опасность представляет так называемое «новое варварство», порожденное самой цивилизацией. Более того, в последнее время в

науке уже четко оформилась идея, что «варварство» – оборотная сторона цивилизации, ее неизбежный спутник41.

Разумеется, можно не принимать во внимание такие неопределенные понятия, как «хуже» и «лучше», и выбрать другие, более объективные критерии – например, рост сложности и адаптивности. Именно

такой подход к эволюции общества выбрали большинство современных

исследователей. Однако и в этом случае дело обстоит совсем не просто.

Современное модернизированное общество, достигшее очень

высокого уровня сложности, считается эволюционно наиболее

продвинутым, так как обладает качествами, которые – чисто теоретически – должны обеспечивать ему максимальную адаптированность к внешнему окружению и одновременно максимальную

независимость от него. Но действительность опровергает эти теоретические построения.

Увеличение сложности порождает много проблем. Чем сложнее организована искусственная среда, созданная человеком, тем

40 Сорокин П. Долгий путь. Автобиографический роман. Сыктывкар, 1991.

С. 167.

41 О современных подходах к данной проблеме в западной и отечественной

литературе см.: Мотрошилова Н.В. цивилизация и варварство в эпоху

глобальный кризисов. М., 2010.

67

больше требуется усилий и затрат на ее поддержание, ибо «вторая

природа», в отличие от настоящей, не способна к самовоспроизводству. В результате человек становится все более зависимым от

своего рукотворного окружения. Можно ли считать такое общество адаптивным? Вряд ли: ведь именно с его появлением как никогда остро и трагично встала проблема «пределов роста». Индустриальный мир в течение всего двух столетий своего существования вошел в состояние полного дисбаланса с природой. Высокий

уровень специализации труда, разветвленная и лабильная42 организационная структура, технологическая мощь, огромный научный

потенциал, небывалый в истории демографический рост – все эти