Нас будет интересовать прежде всего тот период, который начался примерно 4035 тыс. лет назад, когда на историческую сцену
92
вышел человек разумный разумный (homo sapiens sapiens), или человек кроманьонского типа, наш прямой предок56.
56 Человек кроманьонского типа (протокроманьонец) появился гораздо раньше – 100195 тыс. лет назад, но на протяжении долгого времени
оставался на периферии (во всяком случае заметных следов его культурной деятельности не сохранилось) и уступал первенство неандертальскому человеку, который, возможно, не был его прямым родственником. На
авансцену истории кроманьонцы вступили уже в ту эпоху (4035 тыс. лет
назад), когда неандертальская культура переживала кризис и деградацию.
Однако, с точки зрения антропологов, кроманьонская культура была прямым продолжением неандертальской.
93
1.
ПРЕДЕЛЫ
«жИВОТНОГО»
ЭГОИзМА
Если распределить все исторические эпохи по шкале развития
эгоизма, то первобытность, безусловно, займет самое последнее
место. И дело не только в том, что потребности древнейшего человека были менее многочисленны, разнообразны и интенсивны, чем
в последующие эпохи. Гораздо важнее то, что они были еще в большей степени природными, «животными», чем собственно человеческими. И в этом вопросе мнения каббалистов и ученых вполне
сходятся.
Смысл бытия древнейших, архаических сообществ, как пишет
известный российский культуролог А.Я. флиер, еще мало отличался от популяционных инстинктов животных: в первую очередь это
было «биологическое выживание в среде путем наиболее полной
адаптации к ней»57. На первый план выходили задачи обеспечения пищей и продолжения рода, причем решались они в основном
«природными», унаследованными от дочеловеческого уровня
путями.
Охота и собирательство, т.е. присваивающий тип хозяйства, сводился, почти как и в природном мире, к изъятию из окружающей среды необходимых продуктов, хотя и более сложными методами. Главная особенность человека, выделяющая его
среди других творений, – стремление и способность не только
адаптироваться к природе, но и адаптировать ее к себе, в своих
интересах, уже проявлялось, но слабо. Преобразующая деятельность (изготовление орудий труда, строительство) была вспомогательной, второстепенной по отношению к деятельности
присваивающей.
Коллективистская организация, иерархические отношения, нормы, регулирующие брачные отношения (вплоть до запрета на инцест), даже ритуалы – все эти основные компоненты
жизни первобытной родовой общины генетически являются
57 флиер А.Я. Культурогенез. М., 1995. С. 84.
94
дочеловеческими58. Благодаря исследованиям этологов, совпадений
в поведенческих программах обнаружено так много (у австралийских аборигенов 18 из 20), что в работах некоторых ученых грань
между человеческим и животным вообще начинает стираться. Уже
появились исследования, посвященные «культуре» и социальной
жизни шимпанзе.
Конечно, нельзя недооценивать роль биологического начала в
человеке (в том числе и современном), но не стоит его биологизировать. Даже самые простые, базовые программы, порожденные
«животными» желаниями, реализовались всетаки в человеческом
обществе и качественно отличались от собственно животных. Поэтому их называют не биологическим, а биосоциокультурными, подчеркивая, что они находятся на стыке природного и человеческого, культурного. Огромная разница разделяет орудийную деятельность шимпанзе, у которых имеются свои, весьма разнообразные
способы обработки и применения простейших орудий59, и целенаправленное изготовление стандартизированных орудий труда
человеком. Точно так же внешне похожи, но по существу совершенно различны ритуалы в первобытных обществах, связанные
с магией и мифами, и ритуализированное поведение животных
(например, во время брачных игр или при встрече с потенциальным противником). Кроме того, даже в древнейшие времена
унаследованные непосредственно от животного мира программы дополнялись теми, которых в природе нет и быть не может.
Народное собрание, совет старейшин, инициации молодого поколения, мифы, табу – все это было изобретено человеком, создающим общество и культуру.
Правда, таких чисто «человеческих» изобретений на заре
истории было немного, и все они, в конечном счете, работали на
основную задачу – выживание, обслуживая все те же «животные»
желания. Первобытный человек был еще слишком тесно связан с
природой (хотя разрыв уже ощущался, и некоторые исследователи сравнивают его с родовой травмой), и его желания еще не оторвались полностью от своих природных оснований, не вышли за их
пределы.
58 Подробнее см.: Лоренц К. Обратная сторона зеркала. М., 1993. Клягин
Н.В. Указ. соч.
59 Кларк Дж. Доисторическая Африка. М., 1977. С. 58.
95
Именно этим в первую очередь объясняется относительно низкий, по сравнению с последующими стадиями, уровень развития
эгоизма. Слабая техническая оснащенность, беспомощность человека перед грозной мощью стихийных сил – эти факторы тоже
играли свою роль, но гораздо более серьезной причиной было то, что эгоизм древнего человека оставался по преимуществу природным и был подчинен природным императивам, которые его пробуждали и одновременно блокировали.
Установка на непрерывный рост и расширение ресурса не характерна для первобытного общества, как не характерна она и для
природного мира. Первобытному охотнику и собирателю понять
значимость этой установки не менее трудно, чем современному
человеку отказаться от нее и вернуться к установке на поддержание гомеостаза, равновесия с окружающей средой, со всеми ее последствиями. «Популяционный инстинкт» выживания нацеливал, прежде всего, на удержание своей экологической ниши. Для накопления излишков возможностей было немного: жизнь охотников и
собирателей в огромной степени зависела от климатических условий, размножения животных и, наконец, от случайной удачи или
неудачи. Но даже если излишки всетаки появлялись, их немедленно «транжирили»: одаривали соплеменников, проедали на коллективных пиршествах или просто уничтожали. И первое, и второе, и
тем более третье кажется нам совершенно бессмысленным. Между
тем для архаического человека богатство как таковое не имело ни
смысла, ни ценности, и задача накапливать его перед ним не стояла.
Ситуация стала меняться гораздо позже, в эпоху «заката» первобытного общества, но негативное отношение к слишком богатым
людям и «накопителям» сохранялось очень долго.
Установка на гомеостаз, равновесие с Природой, а значит, и сдерживание роста потребностей отразилась и в других нормах жизни
родовой общины: в жесткой и часто жестокой регуляции ее численности (путем избавления от «лишних» младенцев и стариков), в
равнообеспечивающем распределении ресурсов – полной уравнительности не было, но свою долю получал каждый. Индивидуализм
еще не заявлял о себе: у первобытного человека отсутствовало развитое Эгосознание. Он ощущал себя в первую очередь членом родового коллектива, и изгнание из него было равносильно смертной
казни. Но даже если индивидуалисты появлялись, система норм и
96
табу выдвигала на их пути практически непреодолимые препятствия. Стремление к власти у чрезмерно честолюбивых личностей
ограничивалось народным собранием, которое выбирало лидеров, как правило, на небольшой срок и с определенной целью: в случае
войны или опасной охоты. Свою роль играл и принцип меритократии: престижный статус, даже временный, надо было заслужить, проявив выдающиеся личные качества и завоевав признание
сородичей.
97
2.
В УНИСОН
С ПРИРОДОЙ:
КОСМОС
И РИТУАЛ
Итак, новорожденная культура, лишь отчасти оторвавшаяся от