Ленка. Ну, как же не попортить, когда темно… Вот они сами — товарищ Воропаев.

Корытов. Ага! Здорово, Воропаев! Спускайся-ка сюда.

Воропаев спускается на улочку. Ленка прижимается к каменной стене, восторженно глядя на Воропаева и ожидая его триумфа.

Ты что же, друг милый, тут наворочал? Хорошо, что я рядом оказался. Я тебя для чего послал? Послал себя устроить… по человечеству… а ты — в начальники. Ура, вперед, на штурм! Председателя низвел до нуля… Перевыборы какие-то затеял. Это, брат, стопроцентная анархия и партизанщина!

Воропаев. Может, разрешишь сказать?

Корытов. Натяпали, натяпали, лопаты только в темноте переломали! Сколько, говоришь?

Ленка (в ужасе от того, что она наделала). Подумаешь, пятнадцать лопат!

Корытов. Ну да, зато веселья на целый день! Еще бы! Нет, так, брат, дело не делается… Ты мне так все виноградники перепортишь.

Воропаев. Дело не столько в виноградниках, сколько в людях. Будут люди, будут и виноградники. Я увидел людей разобщенных, мрачных, самих себя не помнящих. Их нужно было перекапывать, а не землю. Их!

Корытов. Ты меня не учи. Внимание людям — первая заповедь.

Воропаев. Ты — за внимание к людям. Хорошо. А вот скажи, этих Поднебеско ты знаешь? А то, что у них не во что одеться, — это у тебя уже не внимание к человеку, а вопрос торговой сети, так? Что им негде жить — вопрос жилотдела, так? Ты наложил резолюцию о внимании, и тебя это больше не беспокоит?

Корытов. Полегче, полегче, ты мне сейчас дискуссию не затевай. (Увидя Ленку.) Ты что тут подслушиваешь партийный разговор? Марш отсюда!

Ленка прижимает руки к лицу и, что-то шепча, убегает.

Штурмовку учинил? Учинил. Безобразие! В дела колхоза влез административно? Влез. Безобразие! Райком не давал тебе такого поручения.

Воропаев. Если бы ты расспросил меня, а не эту девочку, ты получил бы иное представление.

Корытов. Все знаю сам. Перегиб допустил.

Воропаев. Да где у тебя совесть, послушай! Тебе бы только приказывать. Ты бежишь за народом да покрикиваешь: «Ах, как я здорово им руковожу!»

Корытов. Героизм не стихия, а организация!

Воропаев. Правильно!

Корытов. Что правильно?

Воропаев. Я это тебе и говорю.

Корытов. Нет, это, брат, я тебе говорю, а ты возражаешь!

Воропаев. Я возражаю?

Корытов. Ну, в общем ты понял, что я хотел сказать. Завтра изволь явиться на бюро. И прекратить всякую ломку. Понятно?

Воропаев. Ломать можно то, что уже построено.

Корытов. Ах, вот какие дела! До вас, значит, ничего не делали?

Воропаев. Ты все кричишь — зарази людей энтузиазмом. Так чего же ты не заражал до сих пор, чего ты ожидал? У тебя люди заражены неверием, угнетены трудностями, а ты не можешь понять, что люди заново начинают жизнь, им все здесь ново и чуждо: и небо, и горы, и земля, а ты их планами по горбам, планами по горбам, ты им дурацкой бумагой в нос тычешь!..

Корытов. Так-с… До вас, значит, ничего не делали, Скажите, какой психолог нашелся. Думаешь, что если ты командовал: «Направо! Налево! Ряды сдвой!» — так уж все умеешь?

Воропаев. Ты не смеешь так говорить, Корытов!

Корытов. Смею. Вижу, с кем имею дело. Я дни и ночи, а ты…

Воропаев. А я дачу хочу отхватить? Я шкурник, да?

Из комнаты выходит Юрий в новых галифе. На улице появляются Городцов и Ленка.

Корытов (берет себя в руки). Ну, ладно. На бюро, на бюро. Я тебя научу уму-разуму. (Идет за угол.)

Воропаев. Послушай, да ты же слепой, Корытов! Слушай меня!

Слышен звук заводимого мотора.

Корытов! Ты же слепой!

Силы оставляют Воропаева. Кашель потрясает его. Он выхватывает платок и подносит его к губам, шатается, ищет рукой опоры. Юрий, Городцов и Ленка подбегают к нему и усаживают его на камень.

Ленка. Ой, кровь, дядя Алеша, кровь же… ой, это я все виновата… Я натрепалась… Дядя Алеша, это я, честное слово, я виновата…

Юрий. Товарищ Воропаев, голубчик, бросьте вы… Главное — спокойствие… Где бы доктора?

Городцов. Ленка, где Комков?

Ленка. Ожидает их. (Кивает на Воропаева). Пусть, говорит, придет, пусть, говорит, явится, я ему скажу одно слово… Злой, у-у-у!

Городцов. Беги за ним! Скажи — плохо!

Ленка. Сюда звать?

Городцов. Зачем сюда? Ко мне зови. Он у меня будет. Товарищ полковник! Да что вы в самом деле?

Юрий подносит к губам Воропаева стакан воды. Появляются Варвара и Наташа, одетая в какое-то уютное платьице.

Наташа. Алексей Витаминыч! Алексей Витаминыч!

Юрий. С ума сошла! Вениаминович!

Наташа. Да нет, он Витаминыч. Он такого витамина нам вспрыснул! Я его всегда так звать буду. (Подходит ближе). Что это? Что случилось, Юрий?

Юрий. Корытов налетел. Дал жару. Чепуха в общем.

Городцов. Ну, вставай помаленьку, Витаминыч. Не округлилась, я вижу, наша с тобой операция… Пошли.

Воропаев. Сейчас, сейчас, это пройдет… Это мелочь. (Идет, поддерживаемый Городцовым и Юрием.)

Варвара (вслед). Вот, скажи на милость… хорошему человеку никогда нет счастья на свете, никогда!

Двор городцовского дома на отвесном берегу, окруженный каменным забором. Внизу — море. За домом — горы. На топчане под старым кедром лежит Воропаев. Доктор Комков и Городцов стоят возле.

Комков (просматривая длинный температурный листок). Ну, что же, дело улучшается. Медленно, но улучшается. Я вам продлю бюллетень еще недельки на две, а на очередном колхозном собрании попрошу еще раз высказаться по моему адресу. Будет очень уместно.

Воропаев. Вы, как я понимаю, собираетесь всерьез меня лечить?

Комков. Вы не лишены некоторой наблюдательности. Собираюсь.

Воропаев. И надеетесь на успех, конечно?

Комков (с достоинством, несколько высокомерно). Человек, лечившийся в столице даже у очень дурного врача, считает, что на периферии к его услугам одни коновалы. От этой точки зрения вам придется отказаться. Ваша болезнь не сложнее любой другой, да, да. Никакой «Травиаты». Не воображайте. Она требует, кстати, очень недорогого лекарства — хорошего воздуха и хорошего настроения… Насквозь продуть себя воздухом, омыть каждую свою клетку свежим воздухом. И, наконец, занятость. Мечтать не обязательно, это ослабляет, — но иметь дело нужно. Вы слушаете меня?

Воропаев. О да. Весь — внимание.

Городцов. Ты слушай, полковник, он дело говорит.

Комков. Все наперекор тому, чего хочет болезнь. Хочется бессмысленно валяться на кровати? Поступайте наоборот. Хочется кашлять? Удержитесь Понятно? Самое сильное средство против вашей болезни, еще ни разу не подводившее ни врача, ни больного, — это воля.

Воропаев. Вот спасибо. С тех пор, как я окончил начальную школу, я не слышал этих истин.

Комков. Хорошее никогда не вредно повторить. Итак, начинайте принимать воздух в самых неограниченных дозах. Научитесь дышать. Привыкайте относиться к воздуху, как к пище, ощущайте его на вкус и запах, наслаждайтесь им, как гурман.