Я откладывал деньги, убеждал себя, что вот сейчас, еще один курс лечения, и все! Совершу то самое дерзкое ограбление банка, о котором думал с тех пор, как обнаружил в себе дар телекинетика, и мы уезжаем на Карибы, навсегда!

Но тут у Нади нашли очередную опухоль — проклятая меланома, уже давно уничтоженная, продолжала давать метастазы. На сей раз она проросла в брюшную полость. Врачи назначили лучевую терапию — пытались выжечь эту дрянь. Потом — добивали ее химией, но все, что смогли сделать — это замедлить ее рост.

Снова требовалась операция. Снова за рубежом. Надю соглашались взять клиники в Израиле, Германии и США. Говорили, что случай — тяжелый, но они готовы ее оперировать. Уверяли, что с высокой долей вероятности удалят опухоль и уничтожат все ее метастазы, предотвратив появление новых образований.

А знаешь, что сказали нам здесь, в России? И когда впервые обнаружили меланому, и когда нашли новую опухоль после всех перенесенных курсов химиотерапии? Мне посоветовали скрасить последние месяцы жизни сестры. Исполнить ее заветные желания или, как вариант, улететь в теплые края. В Турцию, в Тайланд, на Карибы… В общем, в какое-нибудь райское и теплое место. Не для лечения, нет. Избыток солнца вообще считается вредным для онкологических больных. Но когда у тебя УЖЕ меланома сетчатки, плавно разрастающаяся на все ткани глаза, то порцией ультрафиолета меньше, порцией ультрафиолета больше — не все ли равно? Зато умрешь ты счастливой.

Здесь лечить Надю никто не собирался. У нас хорошие врачи. У нас неплохая техническая база. У нас в стране есть все, чтобы спасать смертельно больных людей! Все, кроме законодательства. Если ты — главврач больницы, то твой ночной кошмар — это рост смертности в твоем заведении. Выросла смертность — значит хреновая у тебя больница, значит паршивый из тебя руководитель. Значит — урежут финансирование. Поэтому никто не берется оперировать тяжелых больных. Никто не возьмет к себе в больницу умирающего! А вдруг операция не будет успешной? Вдруг больной умрет? Все показатели — к черту. Главное — статистика.

А главврачи — тоже люди, причем, люди, в общем-то, хорошие. Они понимают: возьмешь на лечение смертельно больного и не справишься — в следующий раз не сможешь взять на лечение того, кого еще можно спасти. Потому что финансирование! Потому что показатели!

Вот они и живут, выбирая: кого спасать, а кому посоветовать умереть красиво. Не представляю, если честно, каково им…

Поэтому если у тебя обнаруживают рак, причем рак запущенный, тяжелый — это приговор. Все, лети умирать в теплые страны. Лети в Тайланд, чтобы увидеть море, ведь на том свете только и делают, что говорят о море. Мы тебе сочувствуем, мысленно мы с тобой. Но главное — не умирай здесь.

Единственным шансом на спасение остаются ведущие мировые клиники. Они — берутся за тяжелые случаи. Берутся, искренне пытаясь спасти тебе жизнь. Но делают это не бесплатно, а за очень большие деньги.

И тогда я понял, что работая на Горбунова, я не смогу заработать достаточно для того, чтобы спасти Наде жизнь. Не тот уровень. Нужны были куда большие гонорары…

И обрывков сведений, собранных еще когда я планировал заказ Гранита, я знал, что Гранит работал на какого-то большого человека в Москве. Что вся новосибирская организация, управление которой теперь унаследовал Горбунов — часть крупной преступной структуры, в огромных масштабах занимающейся наркотиками и оружием, центр которой, естественно, в Москве. Мне нужен был выход на того, кто стоит у руля всего этого. Ведь наверняка ему тоже время от времени нужно устранять конкурентов и просто неугодных людей.

Вскоре я узнал его имя. Его зовут Шрам, и о нем среди его подчиненных принято говорить чуть ли не шепотом. Это большой человек. Большой, важный и очень опасный. Например, Горубнов, который хоть и работал на него, и воцарился в Новосибирске с его позволения и с его помощью, безумно его боялся. Я зауважал и возненавидел Шрама еще до того, как впервые его увидел.

Да, вот такое вот сочетание чувств. И уважение, и ненависть. Он действительно страшный человек, обладающий огромной властью и способный ради этой власти на любую подлость. Способный на все. Пусть это прозвучит пафосно, но именно из-за таких как он, гибнут люди по всему миру. Я — убийца, но в сравнении с ним я — безгрешен. От передозировки наркотиков, поставленных Шрамом, погибали тысячи людей по всему миру. Еще тысячи, если не десятки тысяч, умирали и еще умрут от пуль, выпущенных из оружия, завезенного Шрамом и его людьми. От отравления водкой, сделанной на техническом спирте, от поддельных лекарств, завезенных в страну через него. За все это я его возненавидел. Но в то же время Шрама нельзя и не уважать. Он — сильный человек. Волевой, несгибаемый, уверенный и в себе. И по-своему — честный. Нет в нем той шакальей жилки, что есть в Горбунове и ему подобных…

Я попросил Горбунова договориться с ним о встрече, составить мне протекцию. Ну, как попросил… Просто сказал. Просто поставил его перед фактом, что хочу встретиться со Шрамом. И полетел в Москву… Не под своим именем, конечно. У меня на тот момент уже был, скажем так, псевдоним. Счастливая случайность, я однажды в автобусе увидел парня, очень похожего на меня. Не сказать, что он — моя копия, но похож, реально похож. Парень оказался пустым местом по жизни, безработным, бесперспективным. И мы договорились: он отдает мне свой паспорт, а я каждый месяц выкладываю ему сумму, достаточную для безбедной жизни. Потом, правда, пришлось еще немножко добавить. Ну, как, немножко… Я ему машину купил… И квартиру. Ну, квартиру — скорее его родителям. Хорошие они люди, захотелось помочь.

Я, кстати, много кому помог. Ты не думай, что я такой жестокий эгоист, замаравший руки по локоть кровью только ради жизни своей сестры. Когда я на Шрама стал работать — денег стало больше. Там заказы другие и суммы другие… На надино лечение хватало с избытком и многое я стал откладывать на будущее. Хотя, если честно, когда после удаления метастазов из живота, через год обнаружили сразу две опухоли — в легких и в области таза, в том, что это будущее у Нади есть, я начал сомневаться. Да и она тоже…

Но в общем, на лечение хватало с избытком, и я иногда, видя проходящие в Интернете сборы на лечение, жертвовал достаточно крупные суммы. По миллиону, а однажды — даже два с небольшим… Деньги у меня были, неугодных Шраму людей в мире хватало, вот я и пытался смертями одних спасать жизнь другим. Четыре раза я пожертвования делал. Всех четверых, кстати, успешно прооперировали. Я следил за их судьбой, созванивался с ними… Никаких метастазов, никаких новых образований. А у Нади — раз за разом все новые и новые опухоли.

А знаешь, сколько у нас мошенников, собирающих деньги якобы на лечение смертельно больным детям? Ублюдки… Я одного вычислил, пришел к нему домой… Кажется, у Паланника такая фраза была: «Если ты делаешь что-то за деньги — совершенно не хочется заниматься этим же бесплатно!» Ее, кстати, тоже произносил герой, способный убить человека, не отрывая попу от дивана. Я ее хорошо запомнил, она меня часто удерживала от кровопролития. Часто, но не всегда. Я дважды убивал не по заказу. Не за деньги, не думая о том, что их смерть поможет вылечить Надю или кого-то еще. Один раз — как раз тот случай. Как всегда, «случайность», глупая, нелепая смерть. Человек хотел новую бутыль с водой на кулер установить, но споткнулся, бутыль уронил, а она треснула и вылилась! И вот ведь не повезло-то, вылилась прямо на стоявший на полу тройник. А бедняга как раз в разлившуюся воду упал… Трагическая случайность, несчастный случай, стечение обстоятельств!

Но что-то я отвлекся. Я же тебе про Шрама рассказывать начал. Я сразу решил, что перед ним не стану разыгрывать комедию про суперкрутого киллера. Я вошел к нему в кабинет и сразу, с порога, поднял в воздух всю мебель, какая мне в поле зрения попалась. Такое, согласись, кого хочешь впечатлит. Да какое там, «впечатлит» — в шок повергнет. Когда я перед тем уродом, что деньги на операцию несуществующему ребенку собирал, заставил полетать 19-литровую бутыль воды, он так на задницу и сел посреди кухни. Прощения просил, клялся, что все собранные деньги вернет и потом уйдет в монастырь.