— Искин! — Рик помог встать с кресла Джеку, который направился в медотсек, — Можешь определить временные координаты?

«Ответ отрицательный, — побежала по экрану строка, — активных маяков в данном слое времени не отмечено. Интерполяция по ближайшим маякам дает приблизительную оценку с разбросом в сто-сто пятьдесят стандартных лет, от начала двадцатого века до середины двадцать первого. Предлагаю проанализировать имеющиеся информационные источники».

— А, инфосфера и радиопередачи… — Ричард задумался, вспоминая основательно забытые лекции по истории Земли. — Спутники и ядерный синтез — это наверняка двадцать первый век, Лунной колонии нет… Значит, первая половина. Займись перехватом и просканируй систему, на всякий случай. Ищи технологии из нашего времени…

«А я пока проведаю девочек и Гая. Что-то не нравится мне эта его самокрутка», — подумал Ричард, направляясь в медотсек, и периодически морщась при виде встречающихся по пути темно-красных кровавых плевков Джека.

В вотчине дока стоял «дым коромыслом», как говаривали аборигены Суздаля. Его мощные слои плавали в полусферическом помещении, и вентиляция судорожно пыталась справиться с загрязнением атмосферы, периодически зажигая оранжевую подсветку «задымление». Звуковой сигнал был предусмотрительно отключен, и Морган даже подозревал, кем именно, и по чьей просьбе. Впрочем, это было наименее важной из всех текущих проблем, с которыми следовало справиться. В порядке поступления, разумеется.

Медотсек в свои лучшие времена, давно и безвозвратно минувшие, был рассчитан на одновременную эксплуатацию двадцати трех «саркофагов» автохирургов-регенераторов, и десять коек послеврачебной помощи. Сейчас саркофагов в рабочем состоянии числилось всего шесть, и еще три были наполовину разобраны. Остальные установки давно демонтировал Кацман, использовав запчасти по своему сумрачному разумению… И Рик возблагодарил Бездну, что мест хватило всем пострадавшим.

Док встретил капитана приветственным взмахом руки с зажатой самокруткой, размеры которой вплотную приближались к феерическим.

— Добро пожаловать, капитан! — он сфокусировал взгляд на Ричарде. Сетка шрамов вокруг глаз Травкина уже побледнела, но все равно зрелище было… странным. Это ощущение усиливалось благодаря торчащим на висках Гая рожкам миниатюрных видеокамер, приклеенных биоклеем. Судя по всему, камеры зверски выдрали из разведывательных дронов, валявшихся на антикварном операционном столе, словно мертвые металлокерамические насекомые.

— Как дела, док? — мягко спросил Рик, изучая обстановку, — у нас восстание дронов, и ты их препарируешь, чтобы понять причину такого поведения? Доверил бы эту работу Джеку, он у нас мастер по монтажу и скоростному демонтажу техники, со стажем…

Доктор затянулся трещащим мега-косяком, и, пошатываясь, подошел к капсулам, в которых находились все прочие члены экипажа.

— Зрение пошаливает… — Травкин поджал губы, словно испытывал неловкость от того, что тело его подводит. — С камерами, транслирующими изображение на зрительные центры, надежность системы выше. И область восприятия шире, знаешь ли. Мне, как практикующему врачу, видеть в ультрафиолете и инфракрасном спектре — не просто полезно, но и необходимо.

Огоньки на саркофагах перемигивались в успокаивающем и умиротворяющем ритме… Капитан закрыл на секунду глаза, и помотал головой:

— Гай, что ты намешал в свой… свою… Кхм, что ты куришь? У меня голова кругом.

— Не беспокойся, это мягкий релаксант и хорошее средство для регенерации, — ответил Травкин, подправляя параметры в диалоговом окне капсулы, где сейчас лежал Кацман. — никакого вреда, только польза.

— Как они, док? — Ричард незаметно сглотнул возникший в горле комок. — Как… как Анна?

Только сейчас он понял, что впервые за очень долгое время беспокоится о людях, ставших ему близкими и родными. И это чувство было весьма тревожащим. Непривычным.

Гай внимательно посмотрел на капитана, и коротко кивнул в такт своим мыслям.

— Анна и Елена получили сотрясения мозга средней тяжести, ушибы, царапины и ссадины. Ничего серьезного, но несколько часов в регенераторе не помешают, — доктор переместился к их капсулам, и проверил статусы пациентов. — Плюс нервное истощение у обоих. Это странно, но тоже излечимо.

— Джек в порядке? Он говорил, что откусил язык… — Капитан улыбнулся, вспомнив экспрессию боцмана по этому поводу.

— Скорее он себе ноги откусит, чем язык. Прокусил, да. Много крови, больно, но ничего страшного, — Гай посмотрел в сторону саркофага, стоявшего в отдалении, — а вот наш гемоглобинзависимый бортинженер меня беспокоит. У него случился странный психосрыв — Фон Цепеш забыл, что бросил пить кровь. И захотел утолить жажду мной. Я не мог позволить себе такой роскоши, к сожалению…

Смотровое окно капсулы с Ульрихом было тонировано, и Рик похолодел.

— Он жив?

— Насколько это можно сказать про вампира — да. Но переломы будет лечить долго, — Травкин жестко ухмыльнулся.

— Капитан, доктор, — в медотсеке аудиосистема слегка завывала, и голос искина приобрел немного готические нотки, впрочем, подходившие к ситуации, — найдены следы современных технологий. Силовое поле и микрореактор на Земле, в Европейском регионе. И размытый сигнал, не поддающийся анализу — в поясе астероидов и системе Юпитера одновременно.

— Что значит «одновременно»? — Спросил Ричард, прокручивая в голове разные варианты.

— Рик, это значит, что сигнал в двух местах, но один и тот же, — пояснил Травкин. — Понятно?

— Нет, но… верю, — концепция воспринималась с трудом, но все же воспринималась, — кстати, док, хотел спросить: каково чувствовать себя анахронизмом?

— Отлично, капитан. Я всегда себя так чувствую!

Эти часы Ричард, как наименее пострадавший из всей команды, провел в рубке, следя за результатами сканирования и изучая такую незнакомую Землю. Искин сумел точно определить источник сигнала с поверхности планеты, и загрузить в мозг капитана эмергент-пакет европейских языков — английский, немецкий и почему-то голландский, исторические сведения о Европе и Голландии, а также краткую сводку о состоянии дел в текущем 2015-м году. Такие же пакеты получили Джек и Гай, причем боцману заливали инфо прямо в саркофаге, пока он всласть отсыпался.

— Искин, прелесть моя электронная, — ласково вопросил Ричард, поглядывая на военные сводки с очередной карательной операции по зачистке местного населения в Восточной Европе, — скажи мне, сделай милость, какого черта у меня в мозгах сейчас, gaan naar de hel, болтается голландский язык и куча карт Амстердама с окрестностями?

— Blij om te helpen, капитан, — издевательски проскрипело из аудиосистемы. — Центр анахроничного техногенного излучения, исходящего с Земли, находится в окрестностях столицы Нидерландов. Думаю, вам будет полезно ознакомиться с историей этого интересного народа…

— Да, но почему так много материалов по наркотикам, и, э-э-э, lesbiennes en flikker? Тьфу, блин. Короче, откуда такие нетрадиционные подходы?

— В начале августа в Амстердаме проводится фестиваль однополой любви. По каналам, которыми пронизан весь город, проходят украшенные лодки с участниками парада… По статистическим сведениям из путеводителя «Куда пойти в Амстердаме, если вы уже обкурились», гей-парад ежегодно посещают несколько сотен тысяч человек, — искин издал звук, напоминавший кашель, и смолк.

Лицо Ричарда напоминало по цвету какой-нибудь красный карлик с границ Периферии. Капитан воспитывался в патриархальной семье, и старался всегда держать дистанцию между собой и свободой других людей. Иногда ему даже казалось, что он слишком поздно родился, и двадцать седьмой век — чересчур свободен в своих нравах и поступках, но… Шесть веков назад должно было быть не так! Рик представил себе сто тысяч геев и лесбиянок на улицах, и ему поплохело.

Диафрагма двери в рубку с хрустом разошлась, и вошел док Травкин. Выглядел он усталым, но довольным. Камеры на висках поблескивали объективами, сканируя окружающее пространство.