После того, как она уехала в большой город, редкие обрывки сплетен и сновидения лишь сообщали Девятой сестре о родственнице с печальными и серыми глазами. Знали только, что она жива, а как именно и с кем здравствует, было неизвестно. Девятая сестра устала высматривать причину своей непонятной хвори сквозь пыльное стекло в потрескавшейся раме и соскочила на пол с подоконника, посмотреть телевизор.

Вот уже три дня и три ночи дяденьки-милиционеры большого города искали симпатичного юношу потрепанного, но ученого вида, который пропал, когда вышел за хлебом. Осмотрели все морги, все больницы, поспрошали даже у грязных и вонючих дяденек, но те только развели руками и попросили еще водки за беспокойство.

В это же самое время на окраине большого города, в высоком доме в комнатке с низкими потолками по телевизору шел тот же репортаж. Бледно-сиреневые обои покрывали эту маленькую комнату. Где-то на кухне громко тикали старые советские часы с кукушкой, а в коридоре кто-то громко шаркал старушечьими ногами по выщербленной плитке.

Грустная и бледная девушка с удовольствием слизывала с ложки багрово-красное и тягучее нечто, не обращая внимания на работающий телеприемник. На солнечной улице играли в мяч маленькие школьники, примерные ученицы рисовали мелом классики, а бабушки сокрушались по поводу пропавшего мальчика.

Внезапно послышался тихий шорох, где-то у двери. Девушка, зажав ложку в руке, поднялась из-за длинного и низкого стола. Обошла потрепанное кресло и осмотрела себя в зеркало. Приложила немного волосы и обратила внимание на пожелтевшую открытку, прилепленную скотчем: наивные косички, выпускное платье, слова «Моей любимой сестренке на 20-летие» – всего лишь прошлое лето, а ощущение, будто тысячу лет назад.

Шорох повторился. Аккуратно отодвинув чужие, но такие милые сердцу кеды, девушка посмотрела в глазок. На лестничной площадке было пусто. Шорох зазвучал вновь. Девушка осторожно приоткрыла дверь, и в квартиру скользнула белая кошка. Дверь захлопнулась.

– Ах, это ты… Давно тебя не видела.

Кошка уселась в прихожей около кед и вопросительно посмотрела в комнату. Девушка обернулась и нашла глазами проем комнаты: с длинного стола свисала неподвижная мужская нога в сиреневом носке.

– У нас гости… да.

Кошке, видимо, было достаточно подобного объяснения, и она принялась тереться о ноги хозяйки квартиры. Девушка пристально смотрела в проем комнаты, будто вспоминая о чем-то, пытаясь ухватить за хвост ускользающие картины прошлого.

Снизу послышались непонятные звуки. Кошка слизывала упавшую с ложки на пол красную каплю, но подавилась и выплюнула какой-то кусочек, напоминающий радужку глаза. Снова посмотрела на девушку.

– Ах, это?.. это варенье, да. Угощайся.

Девять человек было слишком много для него. Вынести двух-трех было еще возможно, но остальные уже наверняка затопчут его как курицу. Тридцать девять лет, неудавшийся брак, ржавый BMW и триста три рубля в кармане – вот что стояло за его плечами в этот злополучный вечер. Стоит ли говорить, что никто и вздыхать-то не станет по нему, когда окажется, что на углу Святозарской улицы и Пекарного переулка лежит безымянный труп.

Первые два удара были нанесены по печени, от чего в глазах помутнело. Левая рука навскидку выхватила и бросила лезвие ножа-бабочки рыжему бородачу в лицо. Смачный хруст и гортанное бульканье сопровождало раскрошившийся нос одного из бандитов. Следующий выпад лишил чувств низкорослого задиралу, который был инициатором. Старшина учил бить ребром ладони по горлу. Получилось.

Но расчеты оказались неверными, потому что остальные бросились всем скопом. Не как в боевиках, не как в видеоуроках по самообороне. Как в жизни: свирепо и беспощадно. Каждый знал, куда ему бить, неразберихи не было. Деревяшка с загнутым гвоздем в голову, обрезок трубы по левой стороне грудной клетки, ботинок с острым носком прямо в пах.

Беда никогда не приходит одна. Пожалуй, то же верно и для боли. Старики знают: закололо в боку – значит, скоро заболит и в заднице. Почти наверняка верно. Быть старым – быть больным? Да! Быть больным – быть старым? Не обязательно. Работает это в одну сторону, но затрагивает всех.

В теле человека содержится порядка шести литров крови. Если знаешь, где пролегают артерии, из человека без труда можно сотворить ходячий кровавый фонтан ограниченного по времени действия. В этот раз так не вышло, кровь вытекала из него мощными толчками. Бандиты расступились и с руганью стали разбегаться, прихватив с собой только деньги и ключи от машины с брелком.

Всем интересно, что там, по другую сторону. Добровольно никто проверить не хочет. Спросите у жертв клинической смерти, которые отмечают два дня рождения в год, каково это. Белый свет в конце тоннеля, облака или нежные руки Божества?

Он убедился на своей шкуре, что все представления об этом на самом деле не более чем звуки, ибо членораздельно словами описать сие невозможно. И почти всегда все это индивидуально: перед самым отходом души последнее впечатление, всплывшее в памяти, определяет переход.

Старым людям везет, у них есть время подготовиться, подобрать себе атмосферу сопровождения. Хуже, правда, если смерть настигает во время неожиданной аварии или сердечного приступа, поскольку инфаркт не всегда приводит к летальному исходу. В его случае это был космический лифт – последнее, о чем он успел подумать, прежде чем критические граммы оказались на тротуаре.

Такими вещами он занимался, когда собирал «Технику молодежи» и другие научно-технические журналы. Этой идеей человечество одержимо до сих пор. Минимизировать затраты, избежать риски и сделать «полет» на Луну простым и привычным делом. Технологический процесс создания подобного устройства занял бы десятки томов с описанием материалов, перегрузок, схем управления.

Но в том и была сила советской мысли, что не боялась объемов. В его остановившихся глазах младший сын оправдывался, что не может выучить стих по литературе в несколько абзацев. Смешно. Все меньше памяти физической, все больше памяти оперативной, выражаясь современным языком.

Как было сказать сыну, что он учил «Слово о полку Игореве», что до ночи зубрил письмо Онегина Татьяне и мучил мозг описанием бала в «Войне и мире»? Но все это не важно. Лифт мчит сквозь облака, стратосферу и самые последние слои воздуха в темный холодный космос.

Теперь видно в иллюминатор, что планета действительно круглая. Ощущение того, что все страсти и переживания наравне с радостями конечны, что все это можно посчитать и запротоколировать, било в сознание мощным боксерским апперкотом.

Стоили ли те слезы того, за что он их проливал? Напрасна ли его смерть? Зачем люди так рьяно стремятся к уничтожению друг друга, когда весь мир можно столкнуть к краю галактики? Впрочем, ему уже было все равно. Ни рук, ни ног, только амебообразное теплое тело парило в невесомости напротив счетчика этажей. С первого по 4500– й с префиксом «З», с 4500– го по 9000– й с префиксом «К», с 9000– го по «Прибытие» с префиксом «Л».

Земля, Космос, Луна. Как остановки в метро. С той только разницей, что ни бомжей, ни ментов, ни электронного голоса. Тишина, даже гудения не слышно. Хотя строили наши специалисты – ускользающим человеческим чутьем он смог это определить безошибочно. Щели большие и удобства не предусмотрены для столь длительного вояжа.

Движение лифта прекратилось, огни погасли. В иллюминаторе возник серый безжизненный пейзаж. Людей здесь никогда не было, хроника врет. Он подумал, что человек не сможет вынести столь оглушающей тишины и отчужденности этого места. Ничего живого, только серый лунный песок.

«Итак, ты прибыл». – В сознании прозвучал голос. «Забудь о том, как ты общался в прошлой жизни, используй язык души. Пробуй».

«Я.... Я жив?».

«Конечно! Смерть для вида, к которому ты принадлежал, лишь название процесса. И это не есть плохо или хорошо, это просто есть».