Вы слишком серьезно воспринимаете капризы моего брата, - ответила Наста, все сильнее и сильнее напрягаясь. Она догадалась, к чему он клонит. И от этого ее пробил озноб. – Он слишком непостоянен, чтобы делать в отношении него какие-либо долговременные выводы.

То есть, он вполне может бросить свою сестру-близнеца в беде?

Да, если ему так выгоднее, - подтвердила Наста, не моргнув и глазом.

И снова – блеф, - удрученно покачал головой Ваалгор. – Но я понимаю: ты стремишься защитить брата. Точно так же, как и он захочет защитить тебя…

Он не будет плясать под твою дудку, ты, мерзавец! – не выдержав, взорвалась Наста. – Твой шантаж ничего не даст. Ничего!

Не будем забегать вперед, красавица моя. К чему сейчас говорить за твоего брата? Лучше послушать его самого, когда он узнает, что его сестренка в моих руках. И поэтому я весьма жажду услышать ответ на вопрос: где сейчас находится твой брат и как с ним связаться? Предупреждаю – тебе лучше не отпираться и ответить мне. Итак?..

Поцелуй себя в свой холеный аристократический зад, - ответила Наста, оскалившись как тигрица, готовая биться с врагом насмерть.

И тут же нож вонзился в ее тело, вырвав из груди возглас боли.

У меня не так много времени, чтобы развлекаться подобным образом с тобой, - шепнул Коннор ей на ухо. – Нужно подготовиться к завтрашнему торжеству: помолвке Коеси и Харитоновой. Но если ты не станешь со мной любезной сейчас - не беда. Я заберу тебя в США. И тогда мы продолжим наш дружеский разговор. Я видел, на что способен твой брат. И хочу, чтобы он послужил мне так же, как до этого служил Коеси.

Тогда лучше сразу приготовь себе гроб и заранее оплати панихиду, идиот, - к горлу поднялся сгусток крови, и зеленоглазая женщина с мрачным удовольствием выплюнула его прямо на безукоризненный джемпер Ваалгора.

Нож вонзился в нее во второй раз. Она вскрикнула и обвисла было на цепи наручников – но, переборов себя, вновь твердо встала на ноги. Наста не думала сейчас о ноже в руках Коннора Ваалгора. Она думала лишь о том, что ее вновь хотят превратить в предмет торговли, дабы принудить Иврама повиноваться.

Где твой брат? – с расстановкой спросил Коннор.

Уверяю… - усмехнулась Наста. – Проще будет поцеловать самому себе задницу.

16

Я скажу, что люблю тебя безумно, - рассмеялся Юки, не в силах сдержать счастливых слез. – Люблю… люблю… люблю…

Их губы вновь соединились в поцелуе – невыносимо сладостном – прежде чем его прервал смешок Юки. Акутагава оторвался от его губ, вопросительно заглянув в черные глаза своего возлюбленного.

Ты запер двери, - улыбаясь, проговорил Юки.

Да, - кивнул мужчина в ответ.

Ты сказал, что без возражений отпустишь меня, если я захочу уйти. Но запер все двери!

Они молча взирали друг на друга несколько мгновений, потом дружно расхохотались. Юки уткнулся лицом в грудь Акутагавы, вдыхая запах его сильного тела. Руки любимого стиснули его вновь – с желанной крепостью и силой – от ощущения которых хотелось с удовольствием застонать. По всему телу Юки прошла судорога возбуждения, заставляя его ежиться в объятиях Акутагавы подобно разомлевшему коту. Потом он мягко отстранился, отступая от Акутагавы. Отстранился, несмотря на то, что чувствовал его взаимное желание. Но Юки нужно было еще сказать многое, а от тесно прижавшегося к нему тела Акутагавы, у него начинала предательски кружится голова.

Я не хочу, чтобы ты уходил с политической арены. Не хочу, чтобы ты все бросал, - заговорил Юки, возвращаясь к столику и беря в руки мартини. Одним махом он окончательно опустошил бокал. – Это самоубийство, я же понимаю.

Акутагава сдержанно перевел участившееся от его близости дыхание, и, поискав на барной стойке сигареты, закурил. Он не спускал с него глаз, будто до сих пор не верил, что Юки действительно находится тут, в его гостиной.

Самоубийство?

Акула с самого рождения должна находиться в постоянном движении, иначе умрет от удушья. А ты, Акутагава… ты та самая акула. Ты не можешь остановиться сейчас. У тебя слишком много врагов, которые только ждут подходящего момента, чтобы стаей броситься и растерзать тебя. Мы с тобой никогда не сможем просто бросить все и уехать куда-нибудь. Везде и всюду нас будет подстерегать опасность.

Как странно слышать сие из твоих уст, - невесело усмехнулся Акутагава, усаживаясь в кресло и делая глубокие затяжки табачного дыма. – Разве не это сделало бы тебя счастливым? Я ведь тоже понимаю, как тяжело тебе приходилось подле меня, в этом круговороте политических интриг. Как ты тогда в телефонном разговоре выразился?.. Находиться рядом со мной – это все равно что стоять под атомным реактором?

Юки нашел в себе силы небрежно пожать плечами:

Я сказал это в приступе гнева.

Но от этого сказанное не перестает быть правдой. Ты все время норовил от меня сбежать, всегда… - мужчина опустил взгляд на сигарету в свое руке и прибавил: - Тебе, наверное, проще любить меня на расстоянии.

Юки молчал с минуту, рассматривая его со смесью печали и нежности во взоре:

Я и сам не знаю, как мне проще. И не узнаю никогда, потому что не собираюсь больше проверять.

Вдруг все может повториться вновь, если все после твоего возвращения останется как прежде? Я должен чем-то пожертвовать, чтобы ты, Юки, снова не пожелал от меня сбежать.

Нет! – возразил тот горячо. – Мне не нужны твои жертвы!

Юки вдруг понял, что разрывать объятия было ошибкой - он перешел на деловой там, где следовало говорить языком чувственности. Разве до этого, он не признал, что вернулся ради любви?.. Поэтому, быстро шагнув вперед, Юки оказался подле Акутагавы и - весьма решительно заставив того откинуться на спинку кресла – забрался ему на колени, обхватив ногами его бедра.

Мне не нужны такие жертвы, - повторил он, буквально вдыхая эти слова ему рот. – Мне нужен ты. Но я не собираюсь предаться глупым мечтам о том, чтобы изменить тебя. Даже если ты сам это предложил – мой ответ все рано будет одинаков. Нет. Нет. Нет. Я не хочу, чтобы ты отказывался от того, к чему у тебя есть призвание, гениальный дар. И тем более не хочу, потому что эта уступка будет стоить тебе жизни.

Но как же ты? Как же ТВОЕ призвание? Что будет с ними?

Не знаю. Пока не знаю, - честно признался Юки. – До того, как я сбежал к Ваалгору, мы еще могли с тобой договориться относительно моей службы, моего призвания. Но сейчас я должен скрываться от него, и ни о какой работе не может идти речи… - заметив, что при упоминании имени врага взгляд возлюбленного стал жестким и колючим, Юки поспешил продолжить: - Не нужно пока о том, что буду делать я. Сейчас куда важнее, что сделаешь ты.

И что же я должен сделать?.. – прошептал Акутагава, обхватывая его талию руками, пододвигая плотнее, как можно крепче прижимая к себе. Он подался вперед, ловя губы Юки и вожделенно примыкая к ним. Тот со стоном раскрылся навстречу ему, ощущая почти болезненную истому: как же он соскучился по вкусу этих упоительных ласк! Ароматы мартини и табака, соприкасаясь, смешивались, растворяясь затем в дурманящих движениях губ и языков.

Такие волшебные уста, сводящие с ума, заставляющие трепетать... И ничто во вселенной, казалось, не может заставить их чувствовать себя более живыми, нежели их близость. Сердце Юки билось так громко, что он едва услышал голос Акутагавы, между тем прочертившего дорожку поцелуев по его подбородку к нежной ложбинке на шее:

Что мне делать, Юки? Как быть, если просто мысль о том, что я могу потерять тебя, превращает меня в параноика? В подобные моменты я готов на все – на самый беспощадный поступок – лишь бы воспрепятствовать угрозе обладанию тобой. Это мой недостаток, дурная склонность, с которой я никак не могу совладать. Ив, проклятый мерзавец, не мог не заметить этого - чем и воспользовался… После того, как он мне поведал правду, я понял: у меня не было и нет права так относиться к тебе. Моя склонность привела к катастрофе, последствия которой никто из нас не может предсказать…