— Но я не вижу здесь ничего такого — обычная заметка, скучноватый комментарий к довольно неприятному событию местного значения, не более того, — я откровенно разочарован.
— Мне всегда казалось, что комиссар Пуэртолас слишком прохладно отнесся к этому делу, — замечает Пальяс.
— А все потому, что жертвой оказалась всего-навсего проститутка, — ехидно добавляет Суси.
— Вы люди приезжие, вот вам и не показалась эта заметка. А мне сразу бросились в глаза некоторые несуразности, — в голосе архивариуса звучат укор и гордость одновременно.
— Интересно, какие?
— Здесь написано, что на женщину напали, когда она шла по улице Бальена.
— Ну и что из этого?
— Мне удалось поговорить с ней в больнице, и по ее словам, это случилось на площади Святых Епископов. Улица Бальена проходит по ту сторону Старого Квартала.
— Ах так… Что еще?
— Заметьте, журналист пишет, что вампир дал деру, увидев, как на крик стали сбегаться люди, сидевшие в баре неподалеку. Единственный бар на улице Бальена был в ту пору закрыт — его хозяин уехал в Альмерию на похороны брата.
— Гм… — качаю я головой. — Может быть, в этом что-то и есть… И все же это всего лишь детали, не больше. А вам как кажется?
— Мне всегда казалось, что полиция как-то уж очень легкомысленно повела это дело — вроде речь шла о пустячке. Вместе с тем было сделано все, чтобы похерить его — с глаз долой, из памяти вон.
— А девица, значит, махнула в Барселону.
— Ну да, только выбралась из больницы — и поминай как звали. Ее сестра так мне и сказала: дескать, раз уж здесь такое творится, самое время уносить ноги. И носа сюда не показывать.
Пальяс на миг умолкает, к чему-то принюхиваясь.
— Ну вам, пожалуй, пора, — подталкивает он нас к двери. — Пора мне и за женой поухаживать.
Воздух тяжелеет от запаха человеческих экскрементов. По щекам неподвижно покоящейся в кресле женщины катятся крупные слезы.
…А сейчас вы застали меня в нашем гостиничном номере — вон я лежу голышом, крепко привязанный к постели, и Суси в неглиже — если не считать чулок и короткой прозрачной сорочки — целует распростертое под ней тело, шершавой теплой тряпочкой языка прибираясь в самых сокровенных местах.
— Ну хватит Суси, я так устал…
— Ну и мужики! Все на один лад… Заведут — и бросают на полдороге. Что мне теперь прикажешь делать? Или мои желания уже не в счет?
— Нормальные люди десятый сон видят… И вообще — чего тебе не хватает? Я весь выложился.
Слава богу, звонит телефон — я свободен! Суси берет аппарат и подносит мне, подставив трубку к левому уху. Это Пучадес.
— Слушай, тут еще одно преступление…
— Черт побери, где? Едем туда, умоляю тебя… Срочно. Меня прямо так и тянет глянуть, что тут еще натворили.
— Это случилось на одной ферме, что в двух километрах за перекрестком по дороге на Полиролес… Я уже предупредил Родриго, что захвачу с собой приятеля — доку в этих делах. В общем, выезжай, только веди себя там прилично: комиссар не в духе.
Повесив трубку, Суси смотрит на меня вопрошающе.
— Что там еще стряслось?
— Ты сначала отвяжи меня, потом поговорим.
— Нет, ты сперва расскажи.
Поторговавшись, сходимся на компромиссе: пока она возится с узлами, я излагаю то немногое, что мне известно.
— …Словом, смотаюсь туда, а ты сиди здесь как мышка, жди — скоро вернусь.
— И думать не смей! Еду с тобой.
— Исключено — там уже торчит комиссар со своими архангелами..
— Там, где ты можешь пройти, я — и подавно. Между прочим, твой личный шофер. Или ты думаешь, я в обморок брякнусь от одного вида крови?
Пустое дело с ней спорить. Я одеваюсь как по тревоге, Суси попросту набрасывает на плечи плащ.
— Ты хоть руки-то в рукава просунь…
Чем хороша моя подруга, так это умением ориентироваться. Прямо как кошка — откуда угодно найдет дорогу. Я не успел и дух перевести, как мы уже подкатили к ферме, а там уже — Пучадес, комиссар и пара патрульных полицейских в машине, и вся эта компания окружила какого-то типа обезьяноподобной наружности, очень смуглого и с всклокоченной бородой. Из обрывков их разговора стало ясно, что он — арендатор фермы. Родриго встречает нас не слишком приветливо, — судя по всему, он женоненавистник. Узнав же, что Суси еще и журналистка, комиссар от ярости каменеет, и мы можем теперь получше разглядеть его. Худосочный и длинный как вермишелина, уши чуть не до колен, он отправляет в рот одну за другой антикислотные таблетки — видно, наше появление совсем доконало его желудок, и без того растревоженный присутствием Пучадеса. Новоиспеченный инспектор, набравшись храбрости, отводит начальство в сторонку, нашептывая ему на ухо нечто очень значительное, и комиссар наконец снисходительно пожимает плечами, что впрочем не мешает ему, обернувшись, проорать вместо приветствия:
— А ты, девка, ни слова чтоб без моего ведома, усекла?
— Ты что там натрепал этому бесноватому? — интересуюсь я у Пучадеса, как только комиссар дает нам передохнуть.
— Что ты сотрудничал с израильской секретной службой, ну и так далее… И вообще человек надежный. Да ты-то ладно, ему Суси как кость в горле. Ну и черт с ним. Может, мне его рожа сучковатая тоже не по нутру, — примиряюще заключает Пучадес и тут же переходит к делу.
Как показал арендатор, хозяева фермы живут сейчас в Барселоне — застряли там у дочки, что замужем за настройщиком щипковых инструментов. А их крестница, девочка лет пятнадцати, — осталась здесь; она-то и стала жертвой убийцы, и в ту ночь на ферме они были вдвоем — арендатор и эта девчонка. Мужик проснулся от шума, доносившегося из хлева, и, подкравшись, заметил там какие-то тени, они хорошо различались при свете лампы. А в эту пору в округе участились кражи скота, вот он и решил, что на ферму пожаловали любители этого дела. Рассудив, что самому удостоверяться в этом ему не резон, арендатор дунул прямиком в полицейский участок. Примчавшийся патруль обнаружил только фермерскую крестницу, она лежала в хлеву с перерезанным горлом. Страшная рана была нанесена серпом.
— А… как насчет вампира?
— Сдается мне, без него не обошлось, да только времени было в обрез, так что от души присосаться он не успел… Да вон гляньте сами. Правда, зрелище, скажу я вам, не для слабонервных.
Заходим в хлев. Коровы в стойлах мирно жуют жвачку, далекие от всяческой суеты. И им, и нам хорошо видно распластавшееся под фонарями тело убитой. На ней ночная рубашка и махровый халат. Горло рассечено чудовищной раной.
— Видите эти отметины? — показывает Пучадес. — Скорее всего, оставлены зубами или ногтями. Смотрите — они будто подбираются к разрезу.
Суси смотрит на труп как завороженная.
— И что за сукин сын способен на этакое? — вопрос ее звучит риторически.
— Это явно дело рук умалишенного, — дает свое заключение Пучадес. — А коли так, отловить его будет не так уж и трудно, — он с надеждой поглядывает на меня.
— Ее изнасиловали? Или, по крайней мере, была такая попытка? — пытаюсь я навести на нашу беседу глянец профессионализма, рассчитывая на благосклонность искоса поглядывающего на нас комиссара.
— Откуда нам знать, — простодушно признается Пучадес. — Вот ждем эксперта.
В этот самый момент, словно по велению сценариста, подкатывает черный лимузин, и перед нами предстают судья и эксперт. Чиновник из магистрата приодет по случаю в черный смокинг, усы его аккуратно подстрижены, правый глаз, одержимый тиком, залихватски подмигивает с регулярностью светофора. «Помощник смерти», напротив, будто только что сошел с паперти. Из надорванного кармана пиджака торчит чья-то плохо обглоданная кость, и доктор время от времени впивается в нее зубами.
— Нуте-с, где тут наша… м-м-м… холодная закуска? — цыкая зубом, наконец интересуется он.
Мы расступаемся, пропуская обоих в хлев. Бормоча что-то под нос и сыто отрыгивая, эксперт склоняется над трупом. Судейский держится поодаль.