— Так, значит… Ей повредили горло. Судя по всему, чем-то таким острым, — выслушиваем мы диагноз. — Эй, пострадавшая! — легкий пинок под ребра. — Давай вставай — простудишься! Сеньоры, она, похоже, мертва…

— А кроме этого, есть что-нибудь еще достойное внимания? К примеру, следы укусов…

Во взгляде эксперта читается неподдельное изумление: откуда, мол, и какими судьбами донеслась до него эта реплика. Но судя по всему, он не из тех, кто долго ломает голову над решением метафизических проблем.

— Так, значит, и здесь толкуют об этом вампире, — с урчанием догрызает он кость. — Ну, если угодно… Похоже, вдоль раны заметны какие-то кровоподтеки.

— А нет ли следов насилия?

— Кто ж его знает… Вскрытие покажет, чего уж там. Ну, пора нам и закругляться. Дон Кукуфате! — обращается он к судье. — Труп надо бы поднять да перетащить куда следует.

Судья обводит нас взглядом, молящим о помощи. Вложив грязные пальцы в рот, эксперт издает разбойничий посвист, и из тьмы тут же выныривает карета «Скорой». Из нее на землю сыпятся шустрые санитары. Дон Кукуфате пытается с приличествующей обходительностью взять девушку под мышки.

— Но… — вмешивается комиссар, — так, знаете, труп поднимать не принято.

— Ах, нет? А… простите, как же?

— Вам надлежит обнародовать решение суда, — суфлирует эксперт, — которым труп изымается с места происшествия и переходит уже в наши владения.

— По правде сказать, я в этом деле новичок, к тому же по натуре своей весьма впечатлителен, — тщательно отерев ладони крахмальным платком, чиновник приосанивается:

— Сеньора, решением суда вы изымаетесь с места происшествия… Я правильно выразился? — обводит он взглядом присутствующих.

Суси рвется прикрыть чем-нибудь тело несчастной, и, не найдя ничего подходящего, срывает с себя плащ. Всеобщая реакция — повальная эрекция. Лишь видавший виды эксперт остается абсолютно равнодушным к пикантной сцене. Помогая Суси накрыть труп, он бесстрастно замечает:

— Так, пожалуй, будет вполне пристойно… Хорошо бы сейчас слегка промочить горло: жизнь, как видите, полна всяческих перипетий. Кстати, сеньорита, спойте нам что-нибудь.

— …Твою мать! — одергивает его Суси.

— Ошибаетесь, моя матушка не поет. Лучше уж вы, — упорствует доблестный эскулап.

Пытаясь смягчить напрягшуюся по-мужски ситуацию, я водворяю плащ на плечи подруги. Санитары тащат носилки и покрывало.

— Тэк-с, — подводит итог потрошитель с дипломом. — Нам, пожалуй, делать здесь больше нечего.

— О да, абсолютно нечего! — с восторгом подхватывает судья. — И да поможет вам бог, — напутствует он санитаров. Я дергаю инспектора за рукав.

— Послушай, Пуча, скажи им, что задержишься с нами. Поедешь в нашей машине.

Выслушав подчиненного, Родриго пожимает плечами, одарив нас напоследок взглядом, полным тщательно отработанного презрения. Кортеж наконец трогается. Впереди — судейский лимузин, за ним следует «Оживиловка», в арьергарде — полицейский патруль. Общество полицейских разделил арендатор как главный свидетель печального происшествия.

— Чем обычно заняты сыщики, оказавшись на месте преступления? — интересуюсь я у Пучадеса.

— Ну, для порядка ищут некоторое время следы. Ничего не обнаружив, плюют на это дело и идут в ближайший кабак — отвести со спокойной совестью душу.

Мы тотчас приступаем к первой части ритуала. Особенно усердствует Пучадес, трусцой исследующий злополучный коровник.

— Ну чего ты тут копаешься? — не выдержав наконец, подталкивает он меня к выходу. — Или и впрямь ищешь что-нибудь?

— Да. Оборотный крест.

Для инспектора это — полная абракадабра, и ничего не остается, как рассказать ему о нашей находке в Старом Квартале.

— Выходит, убийца свой автограф оставил? — оживляется Пучадес.

— Похоже, да. А вот здесь я что-то не вижу… Если это маньяк, он во всем должен быть пунктуален.

— А разве не мог его вспугнуть некстати заявившийся сюда арендатор? — подает Суси свою версию.

— Вот именно, арендатор… А ну-ка, Пуча, расскажи нам еще что-нибудь об этой девочке.

— Так я уже говорил… Ну, значит, сиротой ее приютила чета этих фермеров, как их… Ага, Касахустов. Скучно им стало, когда дочка замуж выскочила и дала с муженьком деру в Барселону, вот и взяли девочку у монашек — на воспитание, и была она здесь вроде прислуги. А этот арендатор, говорят, втрескался в нее по уши — так и ходил по пятам. Еще бы, такой лакомый кусочек, да не отпробовать…

— То-то, я ведь к тому и веду. Глянь-ка сюда!

Следы чьих-то громадных ступней резко выделяются среди множества оттисков наших подошв. Особенно четко они обозначились в навозной жиже, размазавшейся у входа.

— Кому же это в голову придет ночью босиком шастать? — задался шарадой наш фараон.

— Думаю, убийце.

— Ты на что намекаешь?

— На то, Пуча, что девицу вполне мог прихлопнуть и арендатор.

— Ну ты даешь, парень! — Пучадес даже облизывается от удовольствия. — А он, значит, у нас в кармане… Вот это ловко! Кстати, как тебе такое в голову-то пришло — его заподозрить?

— Следы босых ног… И потом — рана. Ты же сам говорил, что по горлу полоснули скорее всего серпом. Значит, так, Пуча: мужик остается жить вдвоем с этой девицей, день ото дня распаляясь все пуще, пока одним прекрасным вечером не решается пойти следом за ней в хлев, куда она отправилась поухаживать за своими буренками. Там он на нее накидывается, она не уступает, и насильник хватается за серп… Но вот до него доходит наконец ужасный смысл происшедшего. Что делать, что делать?! Как замести следы… И вдруг — о, эврика! — ему приходит идея свалить всю вину на знаменитого вампира.

— Стоп, стоп… — настораживается Пучадес. — Эврика, говоришь? Что за баба такая, почему не знаю?

— Справишься на досуге в толковом словаре, — перевожу я дух. — В моей версии есть закавыка и посерьезней…

— Час от часу не легче, — Пучадес не на шутку встревожен таким оборотом дела, уже, казалось, сулившего ему блестящие перспективы.

— Как этот тип мог узнать о вампире, если ни одна газета и словом не обмолвилась по этому поводу?

Облегченно вздохнув, инспектор с торжествующим видом потирает ладони:

— А очень просто. Откуда тебе было знать, что этот незадачливый убийца — его, кстати, Фиделем зовут, — приходится племянником этому… Ну как его… Кличка у него еще чудная такая… Ну да, Похлебке!

— Тому бродяге, что обнаружил первый труп?

— Так точно-с. Бьюсь об заклад, что племяш навестил его в женском монастыре, и хотя мы этому дерьмовому пьянице строго-настрого наказали помалкивать, он, ясное дело, раскололся Фиделю по пьянке… Нет, Буэнавентура, ты просто уникум!

— А, пустое — ведь это всего лишь предположение… Не вздумай на нем зацикливаться!

— Не-ет, будем брать его тепленьким! — Пучадес уже бьет копытом.

— Да не закусывай ты удила. Если я попал в точку, получается, что убийц-то двое! Ведь не арендатор же, в самом деле, убил ту медичку.

— Почему бы и нет? — хорохорится Пучадес.

— Гляди, ошибок не наворочай. А ну как убийца — действительно маньяк? Тогда рано или поздно он вновь выйдет на охоту — и тем выставит тебя на посмешище.

Такая перспектива заставляет его призадуматься. Нелегко дается ему это усилие: нейроны так и скрипят, перемалывая информацию. В итоге все выливается в излюбленный рефрен:

— Перво-наперво допрошу-ка я этого говнюка.

— Послушай, Пуча, это всего-навсего гипотеза, не больше…

Но он уже не слышит меня, — плюхнувшись на заднее сиденье, дает знак заводить мотор.

* * *

Одержимый жаждой свидания с бедным Фиделем, Пучадес-покидает нас у дверей комиссариата, а, мы направляемся к гостинице. Пока Суси доукомплектовывает в номере свой костюм, я в ближайшем киоске приобретаю местную газетенку, и на развороте ее нахожу комментарий из полицейской хроники: «Странные и тревожные, хуже того — туманные обстоятельства окружают это дело. Похоже, это дело рук садиста… А может быть, обыкновенного ревнивца? Выбор слишком разбросан, он заставляет задуматься, следует ли по-прежнему жить в уверенности, что городок наш — образчик смиренного бытия? Или отныне нам предстоит с вечера запираться покрепче, боясь высунуть нос на улицу?»


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: