В то время Иберию населяло множество племен, часто воевавших друг с другом. Ни один народ не сумел так объединить вокруг себя соседние племена, как это сделали римляне. Каждое племя отстаивало свою самобытность и свободу. Дикие горцы жили преимущественно войной и грабежами. Как писал русский историк Д.П. Кончаловский, "едва ли какой-либо народ мира показал такие величественные в самой своей дикости примеры непримиримости, мужества и самопожертвования", как иберы.

В Южной и Центральной Иберии было много городов — Кармона, Осуна, Гиспалис (современная Севилья), Кордуба, расположенные в бассейне Гвадалквивира, а также Толетум (современное Толедо), Нумантия, Салмантика (современная Саламанка). Они были хорошо укреплены. Большинство их располагалось в недоступных местах — на скалах или в окружении гор. Вообще испанская земля, по мнению римлян и греков, была сурова и неприветлива. Всюду простирались горы и чащобы, перемежаясь с унылыми равнинами. В здешних лесах водились медведи, волки и рыси.

Гамилькар Барка первым из карфагенян решил покорить внутренние области Иберии. С 237 по 229 год до нашей эры он вел войну в долине Гвадалквивира. Победив племена турдетанов и бастулов, он включил в свою армию до трех тысяч пленных врагов. Большую часть добычи Гамилькар раздавал своим воинам и лишь немногое отправлял в Карфаген. Это давало возможность выплачивать контрибуцию, наложенную Римом. По словам римского историка Корнелия Непота, Гамилькар "обогатил всю Африку лошадьми, оружием, людьми и деньгами".

Когда в 231 году до нашей эры римляне, обеспокоенные слухами, притекавшими из Иберии, прислали к Гамилькару посольство, чтобы узнать, зачем он ведет войну, тот ответил, что лишь с оружием в руках может добыть деньги, которые выплатит Риму по условиям мирного договора. Римляне, похоже, успокоились этим ответом. Они не торопились вмешиваться, хотя бы потому, чтобы не лишиться денег, выплата которых прекратилась бы с началом войны. Кроме того, они полагали, что со смертью Гамилькара карфагеняне прекратят воевать в Иберии. Смерть же его была близка.

Гамилькар завоевал большую часть Пиренейского полуострова к югу от рек Тахо и Эбро. Свое владычество он строил не только на силе оружия, но и на той системе учреждений, которые впоследствии вызвали восторженное удивление римлян. В стране, где не было представлений о государстве, Гамилькар создавал его. По словам Р.Ю. Виппера, "Испания стала как бы собственным княжеством фамилии Барка". Власть здесь стала передаваться по наследству.

Римляне были правы. Гамилькар так и не добрался до Рима. В бессчетных войнах с иберами легче было сложить голову, чем состариться на воздвигнутом троне. Он мог пасть смертью храбрых в бою. Так утверждал Полибий. Он мог утонуть в водах одной из многочисленных рек, через которые переправлялся, сражаясь. Этот рассказ о гибели полководца сохранил Диодор.

Особенно любопытен рассказ Аппиана: "Гоня перед собой телеги, наполненные дровами, в которые были запряжены быки, они (иберы. — А.В.) сами с оружием в руках следовали за этими телегами. Увидев это и не поняв хитрости, ливийцы подняли смех. Когда же дело дошло до сражения, то иберы подожгли телеги, оставляя запряженными быков, и быстро погнали их на врагов; быки бросились в разные стороны, раскидывая огонь, это привело в беспорядок ливийцев. Так как строй карфагенян был нарушен, то иберы, напав на них, убили самого Барку и большое число защищавших его" (пер. С.П. Кондратьева).

Гасдрубала поддерживали воины, но военными дарованиями он не отличался. Зато был несравненным дипломатом и после смерти Гамилькара продолжил его дело. Более политик, чем воин, он укрепил власть над страной, завоеванной мечом Гамилькара. Он стал для иберов верховным вождем.

Едва получив власть, Гасдрубал принялся мстить племени ориссов, виновному в гибели Барки. Он повел против них огромную армию, состоявшую из 50 тысяч пехотинцев, 6 тысяч всадников и двухсот слонов, и перебил всех противников. Орисские города покорились пунийцам.

Однако большую часть иберийских племен Гасдрубал "привлек на свою сторону убеждением, — он обладал даром говорить убедительно" (Аппиан). Во главе каждого племени по-прежнему оставался местный вождь. Одни из этих племен считались "союзниками" карфагенян; другие выплачивали им крупную дань. Покорные Гасдрубалу вожди обещали сражаться с его врагами и гарантировали пунийцам безопасное пребывание на территории, принадлежавшей данному племени.

Гасдрубал даже породнился с иберами. После смерти своей жены, дочери Гамилькара, он женился на дочери одного из иберийских вождей. Так в Испании возник союз племен во главе с карфагенским полководцем. Обширные, многолюдные области ее были теперь крепко привязаны к Карфагенской державе.

Гасдрубал "продвинулся от западного моря в центр страны до реки Ибера (Эбро), которая делит Иберию почти пополам, от Пиренейских гор отстоит дней на пять пути и впадает в северный океан", — описывал его деяния Аппиан.

Чем дальше на север проникали карфагеняне, тем более примитивные племена им встречались: одни почти не знали земледелия; другие выпекали хлеб из желудей, собранных в лесу; третьи, поймав пленников, уводили их в лесную чащу, где и убивали их, а жрецы предсказывали будущее по еще теплым внутренностям казненных. Сами иберы, по словам Страбона, отличались "зверской бесчувственностью к страданиям".

В конце концов, под властью карфагенян оказалась почти половина Пиренейского полуострова. Утратив статус морской державы, Карфаген стал одной из крупнейших континентальных держав своего времени.

Пульс политической жизни начал перемещаться из Африки в Иберию. Казалось, метрополии суждено было отойти на второй план. Арнольд Хеерен даже полемически заявлял: "Каким бы ни был этот последний период [истории Карфагена], по нему нельзя судить о самом Карфагене. С того времени, как началась война с Римом, Карфаген перестал быть самим собой".

Иберийские владения Карфагена фактически превратились в независимую страну. В течение многих лет этой "непровозглашенной" державой управляла семья Баркидов. Официально при них находились члены карфагенского совета, но все основные решения принимали сами Баркиды.

На свой страх и риск они заключали и расторгали договоры, сами чеканили монеты, сами передавали власть друг другу. Знатные карфагеняне были при них, как "принцепсы" при царице Элиссе. По словам Диодора, подданные Гасдрубала даже провозгласили его "царем".

Однако у этой Иберийской державы — она напоминала эллинистические царства, созданные наследниками Александра Великого, — поначалу не было своей столицы. Административным центром ее считался Гадес — город, оказавшийся далеко на периферии страны. Это доставляло много неудобств. При жизни Гамилькара страна фактически управлялась из его военного лагеря — из палатки, где жил полководец.

Будучи дальновидным политиком, Гасдрубал решил превратить завоеванные земли в единое государство. Любая страна нуждалась в столице. Гасдрубал выбрал место для нее на юго-восточном берегу Испании.

Им стал городок Мастия, лежавший на полуострове — на берегу бухты, окруженной горами. Островки прикрывали гавань, защищая ее от бурь и вражеских кораблей. С трех сторон город был окружен водой. С материком его связывал лишь перешеек шириной менее четырех сотен метров, но отсюда город защищала гряда скалистых холмов.

Около 226 года до нашей эры Гасдрубал основал на этом месте столицу Иберии — Новый Карфаген (современная Картахена) и обвел ее мощными стенами. Так Гасдрубал "приумножил могущество карфагенян" (Полибий). Местоположение Нового Карфагена было весьма удобно. Город обладал великолепной гаванью. Благодаря ей можно было поддерживать связь с южными областями Испании и с Африкой.

Этот красивый город вырос как из-под земли. Внутренняя часть его находилась в низине; вокруг поднимались холмы. На холме, расположенном в восточной части города, высился храм. В западной части, на другом холме, вознесся дворец Гасдрубала. Кипарисы, росшие здесь, напоминали карфагенянам кипарисовую рощу в Бирсе. Для туземцев же новый город казался самым несравненным на свете. Восточная роскошь дворца Гасдрубала изумляла приезжавших в город иберов. Коллонаду из желтого нумидийского мрамора сменяли белоснежные сицилийские колонны. Черное эбеновое дерево чередовалось с ливанским кедром. Золото украшений ослепительно сверкало на фоне мебели, вырезанной из слоновой кости. По мысли Гасдрубала, Новый Карфаген должен был затмить своим блеском старую столицу державы. В мягком приморском климате пышно цвели сады; город утопал в розах.