девицу, которая уже обзавелась прихлебательницей. Наверное, грустно быть человеком, настолько недовольным жизнью.

Для шопинга батальона невест, на один день остановили работу крупного торгового центра, наводнили его охраной и досконально обыскали продавцов. Бедные кассиры, пробивая товары, опасались лишний раз моргнуть, настолько грозно выглядели мужчины, сопровождающие

каждую невесту. Не обошлось и без перепалок. Две девушки (к сожалению, не успела выяснить

их имен) сошлись врукопашную, пытаясь поделить понравившееся платье. До нанесения

серьезных увечий не дошло — вовремя вмешалась охрана, но платье было безвозвратно

испорчено.

Во дворец я вернулась в половину девятого и надо сказать успела одной из первых. Шофер

принес кучу пакетов в мою комнату и ожидавшие меня служанки принялись скоро разбирать

покупки. В этот день ужин для меня принесли в спальню, предупредив, что с завтрашнего дня

приемы пищи будут коллективными и в строго обозначенное время.

Каждое мое движение горничные сопровождали настороженными взглядами, будто бы

подозревали меня в воровстве. Непонятно только, что я должна была украсть в первую очередь

— кровать или туалетный столик, от шкафа-то они в настоящий момент не отходили. Не стоит и

говорить, что ужин в меня не влез, в такой-то атмосфере.

Я вышла в ванную, надела легкое бирюзовое платье и сандалии на плоской подошве, и

отправилась прогуляться. Горничные моему уходу искренне обрадовались. Похоже, мы обоюдно

в присутствии друг друга чувствовали себя не очень уютно.

О предупреждении Клариссы не заходить в Центральный павильон и правое крыло я помнила, и

запрет нарушать не собиралась. Мне пришло в голову осмотреть открытую для прогулок

территорию, ведь галерея спален невест была практически в начале огромной территории

крыла.

Другие девушки, по-видимому, примеряли наряды, потому что, проходя по коридору, я

периодически слышала восторженные вскрики. Галерея спален сменилась небольшим

цветущим садом, который было удивительно видеть не только из-за времени года, но и из-за

того, что здания я не покидала. На улице уже стемнело, сквозь стеклянную крышу свет не

поступал, но небольшие светильники, скрытые в зарослях и маленькие фонарики по границам

аллеи создавали ощущение естественных сумерек. В изумлении я прикоснулась к розовым

лепесткам иделльской гортензии, которую раньше видела только на картинках, но вдыхать ее

аромат побоялась, зная, что иногда он может вызывать галлюцинации. По роду своей

деятельности обо всех растениях, так или иначе вызывающих одурманивание сознания, я была

наслышана. Слева, касаясь меня своими колючими розовыми ветвями, склонилась ангарская

пихта, взгляд притягивали рваные кусты пиколий, а состоящие из тонких плетеных прутиков

кресла, прямо-таки упрашивали присесть.

Я выбрала кресло, стоящее в зарослях Межмирской брусники, кусты которой были даже выше

меня. Ни одной птицы видно не было, но если прислушаться, можно было различить их пение, равно как и шум ручья. Скорее всего, где-то в стенах, умело сокрытая под плетущимися

растениями, располагалась аудиосистема. Меня настигло какое-то светлое чувство, схожее с

истинным восторгом, которое всегда наступало, когда я играла на флейте, либо же… В моем

детстве, полностью контролируемом мамой, было еще кое-что, доставляющее мне

невообразимое удовольствие.

Когда мне было десять лет, весь наш класс сбежал с последнего урока. Большая часть детей

разбрелись по домам, единицы завернули в кафе, проедать карманные деньги, мне же податься

было некуда — мама не работала и нарушение дисциплины сразу бы засекла, а вместо денег

мне выдавали вкусные (это не мое мнение) и питательные завтраки. Тогда один одноклассник

предложил пойти с ним на тренировку. Разумеется, я согласилась.

Полутемное подвальное помещение с разложенными на полу матами меня немного напугало, а

когда взгляд поймал существ мужского пола разного возраста, комплекции и даже вида, я и

вовсе забилась в истерике. С трудом успокоив, мне объяснили, что в этом подвале занимаются

борьбой, и тренер, вроде бы в шутку, предложил попробовать. В этот день домой я пришла с

синяками (хотя в пару со мной поставили семилетнего мальчика), но, неожиданно даже для

самой себя, одухотворенная.

Гнетущее состояние и страх перед матерью не исчезли, но притупились, и я в кои-то веки

почувствовала себя свободной.

На следующий день я опять пришла в тот подвал, теперь уже прогуливая курсы театрального

мастерства. А потом еще и еще, попеременно пренебрегая теми занятиями, которые мама

позволяла мне посещать без сопровождения. Удивительно, преподаватели на мои редкие, но

систематические прогулы закрывали глаза, наверное, посчитав, что такая старательная и

ответственная девочка без уважительной причины уроки бы не пропустила.

К четырнадцати годам я достигла довольно высокого уровня владения боевым самбо и

межмирской борьбы, но ни в каких соревнованиях не участвовала, ограничиваясь ставшим уже

родным подвальчиком. В глубине моей души всегда сидел страх, что мама узнает о моем

увлечении. Если уж она флейту считала неинтеллигентной, то, что она могла подумать о

борьбе?

Раскрылось все абсолютно неожиданно. Я уже училась в колледже, но дополнительные уроки

естественно посещала. Преподаватель по ораторскому искусству позвонил маме, предупредил, что урок отменяется. Родительница, занятая своими делами, мне передать эту информацию

забыла, и именно в этот день я прогуляла уже отмененный урок и отправилась на борьбу.

Удивленная мама выслушала мой рассказ о том, что я хорошо провела день, и нет, раньше не

освободилась. Она молчала, но с этой минуты, часы, оставшиеся до моего разоблачения, начали

тикать. За мной проследили, обнаружили «этот жуткий разврат» и закатили скандал, который

описывать нет никакого желания. Отстоять свое увлечение мне не хватило ни моральных сил, ни опыта манипулирования, поэтому на целый год мне пришлось забыть о любимом

подвальчике и друзьях, оставшихся там. Зато, когда уж мне исполнилось 18 лет, я сбежала из

дома, и обратилась за помощью к своему тренеру. Во многом благодаря ему, Оррах и принял

меня на службу, хотя не имел на то права. И полностью его заслугой является то, что я

удержалась на довольно сложной службе в СИБ так долго. Борьба мне пригодилась гораздо

больше, чем скрипка.

Когда помимо приятных звуков природы послышался звонкий стук каблучков по плиточной

дорожке, я подумала, что гортензию все-таки трогать не стоило, но на случай, если идущая ко

мне девица реальна, затаилась. Поддерживать с кем-то бессмысленный разговор не хотелось.

Сквозь густую листву брусники мне было видно, как девушка, одетая в обтягивающее белое, длиной до колена платье, остановилась рядом с моим укрытием, сняла с себя туфли, и, помедлив (по-видимому, огляделась, лицо от меня было сокрыто), двинулась дальше.

Несколько секунд я сомневалась — стоит ли обращать на девушку внимание, ведь вполне может

быть, что просто горничная возвращаясь в свою комнату, решила сойти с неудобных ходулей, на

которые по случайности поднялась, но чувство эйфории уже исчезло, а любопытство острой

иглой жгло небезызвестное место, вынуждая встать.

Я осторожно выглянула из зарослей — девушка уже была в конце аллеи, хотя шла очень

осторожно, беспрестанно посматривая по сторонам. Такое поведение было более чем странно

— вряд ли прислуге запрещено появляться в какой-то из открытых галерей дворца.

Большие стеклянные двери, ведущие из сада, девушка открыла с трудом, нечаянно задев стекло

туфельками, которые держала в руке. Раздался звон. Негромкий, но девушка вздрогнула и