Гусакову стало жалко фельдшера: «И впрямь, тоже ведь на службе». И решился:

— Ну да ладно! — Приоткрыл дверь. В свете лампадки он увидал лежащего на постели Бренера. Обратился к фельдшеру, который уже стоял у него за спиной: — Больной спит. Хорошо ли беспокоить?

Фельдшер отодвинул филера, прошел в палату, бросив на ходу:

— Мы беспокоить никого не будем. Даже наоборот, успокоим.

И Гусаков увидал, как фельдшер откинул одеяло и с размаху, с самым зверским видом всадил иглу шприца в ягодицу Бренера. Растянув рот в странной улыбке, вышел из палаты.

Гусакова как пламенем обожгло, он даже всем телом дернулся: «Да ведь это явное злодейство! Надо крикнуть стражу». А пока что произнес:

— Господин фельдшер, да как же вы.... в ягодице больного шприц забыли?

Фельдшер всколыхнулся, вмиг покраснел, угодливо произнес:

— Конечно, конечно... Виноват!

Он выдернул шприц из тела покойного, пошел прямо на старого филера. Тот хотел крикнуть, позвать на помощь, но крик застрял у него в горле, как это случается в страшных снах. Хотел бежать — ноги сделались ватными. Фельдшер, гипнотизирующим взглядом, словно удав свою жертву, парализовал страхом волю старика. Он вплотную подошел к филеру и сильным коротким ударом всадил шприц ему в живот.

Старый Гусаков лишь слегка вскрикнул и замертво свалился на каменный пол.

Фельдшер, не выпуская из рук шприц, быстрым шагом, почти бегом бросился по коридору на выход.

И вдруг он увидал, что прямо на него из-за угла вышел громадный красавец, в котором фельдшер тут же разглядел знаменитого Соколова. И гений сыска злодея узнал. Усмехнувшись, он произнес:

— Кто это? Неужто любитель шахматной игры Асланов, он же депутат Думы и проходимец Тищенко? С того света вернулся, дьявол?

Фельдшер задрожал всем телом, но не проронил ни звука. Он двигался прямо на Соколова, не спуская с него страшного магнетического взора. Убийца судорожно сжимал шприц с остатком страшного яда.

Близилась смертельная развязка.

Соколов с интересом наблюдал за приближающимся врагом. Он соображал: «Что сей змей предпримет? Начнет стрелять? Кажется, нет, иначе он не таращился бы на меня как недужный базедовой болезнью. Но в правой руке что-то сжимает. Нож? Это не страшно, справлюсь. Однако почему старик Гусаков валяется на полу? Зарезал шахматист?

А крови не видно...»

Все эти мысли роем пронеслись в голове. Тем временем расстояние между врагами сократилось до полутора шагов. Соколов рявкнул:

— Р-руки вер-рх!

Но злодей двинулся вперед и вдруг со страшной силой взмахнул рукой — снизу вверх, норовя пронзить смертоносным шприцем Соколова. Тот на краткое мгновение опередил убийцу, перехватив кисть и выкрутив ее.

Злодей застонал от боли и повалился на пол, изворачиваясь всем телом и норовя воткнуть в Соколова шприц. Сыщик, однако, держал его руку железной хваткой.

В этот момент выскочили из своей засады полицейские. Соколов произнес:

— Спокойно, враг повержен. — С любопытством взглянул на «шахматиста-депутата»: — Как тебе, позор рода человеческого, удалось остаться живым после взрыва бомбы?

— Вы, граф, не станете меня убивать, если скажу всю правду?

— Говори, не торгуйся!

— Когда на железнодорожной насыпи рванула бомба, меня отбросило взрывной волной в реку, она ведь рядом текла. По течению меня вынесло под мост. В то время вы искали меня с другой стороны насыпи. Но то, что я остался жив, я отношу к чуду.

— Кто приказал убить меня?

— Савинков назвал вас, граф, врагом партии эсеров. И своим лично. От имени партии он приговорил вас к смерти.

— Я тебя узнал: это ты влез в окно Мясницкой больницы, чтобы убить меня!

— Д-да... — с запинкой молвил злодей.

— Ты пришел сюда, чтобы спасти Бренера? Где сообщники?

Злодей малость посопел и, глядя снизу вверх на Соколова, признался:

— Первая задача — физически устранить вас. Что касается Бренера, то я решил, что устроить его побег слишком рискованно... Проще — ликвидировать. Способ — гуманный, безболезненный. Я сделал ему смертельный укол. Он теперь мертв.

Соколов рассмеялся:

— Он уже давно мертв. Ты яд влил... в тело покойника.

— Ох, как вы меня провели, как ловко надули, — завыл, задергался злодей. Из его затекшей руки выкатился на пол шприц с остатком яда.

— По каким адресам в Саратове находятся террористы?

— Этого не знаю! Мне назвали лишь одну явку — Бренера.

Соколов с ненавистью посмотрел в лицо поверженного врага:

— Ты зачем убил старика Гусакова?

В ответ — молчание. И вдруг злодей, словно змея, выскользнул из тисков Соколова, схватил валявшийся на полу шприц и попытался вонзить его в ногу сыщика. Но сыщик изловчился, ударил по руке врага, да так, что смертельный укол пришелся точно в грудь злодея. Тот вскрикнул, дико вытаращил глаза. Минуты три он бился в страшной судороге, заводя глаза, изрыгая изо рта кровавую пену. Наконец, убийца-революционер затих — навсегда.

Дьяков азартно переживал поединок. Он радостно взглянул на скорчившегося злодея, хлопнул ладошами:

— Жираф, сволоки эту мертвечину в университетский морг! Но прежде тщательно обыщи. А нам пора в «Метрополь» — выпить и закусить натура требует.

Злодей лежал на дощатом полу больничного коридора, широко разинув рот, из которого продолжала пузыриться розоватая пена. Глаза его были безумно расширены, таращились куда-то в потолок, и весь облик отражал ужас мучительной смерти.

Все смертельно устали. Тюремный доктор Субботин заканючил:

— Какой резон трупы нынче в морг тащить? Закроем в палате, а утром отвезем. Не сбегут, чай!

— Не серди меня, — Соколов резанул таким взглядом, что доктор аж побледнел. — А то самого замкну в прозекторской — на большой висячий замок.

Жираф весело хихикнул, копаясь в сюртуке убитого:

— Вот ключ, на бирке надпись: «Гостиница “Европа”». И номер апартаментов — семнадцать. Ой, а это что за чепуха?

Соколов принял шесть фотографий размера «миньон». Всмотрелся в них, с некоторым изумлением округлил глаза и без слов убрал в брючный карман. Потом взял под локоть начальника саратовской охранки Рогожина, отвел в сторону:

— Держи ключ, поезжай на Немецкую улицу, тайком проникнешь в апартаменты Шахматиста. Нам лишний шум не нужен. Обыщи тщательней, загляни во все щели. Революционной шпаны ты развел у себя прорву! Иди сам расхлебывай.

— Литерное мероприятие «номер один»? Как же я утаю обыск? — удивился Рогожин. — Коридорный обязательно заметит, постояльцы...

— Впервой, что ль! И подумай: почему Шахматист не сдал ключ? Да потому, что выскользнул тайком. Ему алиби было нужно. Если бы после убийства Бренера, которое он замыслил, его кто опознал, он заявил бы: «Как же так, я весь вечер из своих комнат не выходил!» И прислуга это подтвердила бы. Он, возможно, в окно вылез. А ты влезь в него, теперь час поздний, никто не заметит.

— А если окно на втором или третьем этаже?

— На нижнем! В гостиницах первая цифра всегда обозначает этаж.

— А если там кто есть?

Соколов вмиг рассвирепел.

— В любви объяснись! — Малость остыл, добавил: — Возьми с собой Дьякова — он мужик здоровый, троих скрутит.

Вернулся к сослуживцам, ободряюще сказал:

— За два часа управитесь? К половине двенадцатого ночи подтягивайтесь к ресторану «Метрополь». Помянем славного старика Гусакова. А теперь все отправляйтесь на задание. — Подхватив под локоть Сахарова, увлек на улицу.

Кох остановил какую-то телегу, заставил возчика вывалить возле больничной ограды копну сена. Больничные санитары положили в телегу трупы Гусакова, Бренера и Шахматиста, накрыли их рогожей. Возчик — молодой глуповатый мужичок, насмерть перепуганный видом мертвецов, — торопливо погнал лошадей.