Соколов сухо заметил:

— Но Владимир Ильич просил семьдесят миллионов?[4]

— Будет заплачено и больше — по мере надобности. Сам император Вильгельм Второй заинтересованно отнесся к этому предложению. Но господин Ленин обязан предоставить ясный и обоснованный план своей подрывной деятельности. Иначе — ни пфеннига! Этот план вы доставите мне лично. Свой номер телефона я вам запишу. — Рассмеялась. — На какие пустяки два замечательных человека тратят время. Где ванна? Халат есть? Прекрасно!

И Вера Аркадьевна, слегка покачивая бедрами, пошла раздеваться.

Ничто так не убыстряет время, как любовные игры. Каминные часы сыграли мелодию.

— Ах, уже три пополудни! — воскликнула гостья. Она приникла поцелуем к Соколову. Затем с нежностью погладила его щеку и сказала: — Вы — герой моих девичьих грез! Скажите, герой, вы хоть поняли, почему Германия готова дать такие колоссальные деньги на революцию в России? Да только потому, — она горячо задышала Соколову в ухо, — что Германия стоит на пороге войны с Россией.

— Не может быть!

— Чего побледнели? Вам надо лишь радоваться. После победы вы, сударь, станете национальным героем Германии. Скажите Ленину, что немцы возлагают на него большие надежды. — Нежно промурлыкала: — Милый, ты хоть понимаешь, что я тебе выдала военную тайну? А хочешь, я тебе еще одну тайну подарю — более важную, потому что она семейная. Сегодня тайком приезжает в Петербург мой фон Лауниц. Он едет с чужим паспортом... Впрочем, это тебе знать не обязательно.

— Он хочет полюбоваться красотами Петербурга?

— Какие там красоты! Секретная встреча с немецкими банкирами и фабрикантами и вообще с крупными дельцами. Об этом российские власти не должны знать. Ой, какой ты неугомонный! — Она весело расхохоталась и вновь бросилась в его объятия. — Досадно, что Генрих не захочет тебя видеть — конспирация! Очень был бы полезен тебе и твоему Ленину.

В половине двенадцатого ночи в «люксе» Соколова зазвонил телефон. Он услыхал знакомый голос:

— Герой, за твою доблесть и нежность я тебе делаю еще подарок: уговорила известного тебе человека встретиться с тобой. Завтра вечером в шесть удобно?

Соколов стал лихорадочно соображать: «“Известный человек” — это, понятно, ее муж. С первого взгляда он поймет, что я такой же Штакельберг, как он — Федор Достоевский. Небось когда эта чертова баба рассказала о встрече со мной, шпион-дипломат из ее описания понял, что произошла подмена. И решил лично убедиться в этом. Что делать?»

— Ты, герой, почему замолк? — Голос Веры Аркадьевны звучал насмешливо. — От радости онемел?

Вдруг его озарила шальная мысль. Соколов не удержался, расхохотался в трубку. Куражно произнес:

— Я очень тебе благодарен. Утром хочешь меня видеть?

— Конечно, буду у тебя в десять часов.

Повесив трубку, в глубокой задумчивости Соколов почесал кончик носа.

— Ну и дела. Неужели рухнет все предприятие и меня разоблачат?

Если в трудную минуту человек не мечется и не впадает в уныние, Господь, по своей бесконечной милости, самые сложные и безвыходные дела устраивает наилучшим образом.

Стрелки больших малахитовых часов, стоявших возле камина, приближались к двенадцати часам. В «Астории» наступила сонная тишина. Граф Соколов задумчиво расхаживал по своему «люксу». Он размышлял: «Как поступить? Важнейшее дело по разоблачению германских шпионов и их агента Ленина — на грани срыва. Ждать утра? Слишком мало времени останется до прибытия ко мне распутной бестии Веры Аркадьевны. Сейчас телефонить жандармскому руководству? Нет, уже поздно, слишком неприлично».

И вдруг зазвонил телефон. Соколов услыхал незнакомый голос:

— Здравия желаю, господин Соколов. Простите за поздний звонок. С вами говорит адъютант министра внутренних дел, шефа жандармов, тайного советника Макарова. Александр Александрович просит вас, господин Соколов, прибыть к нему. Авто за вами отправлено. Незамедлительно выехать можете?

Испытывая приятное возбуждение, Соколов легко сбежал вниз по мраморной лестнице. Возле подъезда дожидалось авто с поднятым верхом. Несколько минут стремительной езды по улицам ночного Петербурга, и шофер, не жалея резины, лихо затормозил у богатого фасада министерства, что на Фонтанке, 16.

Дежурный офицер при виде Соколова вскочил, с улыбкой поклонился и сразу же открыл громадно-высокие двери в кабинет министра.

Большую часть просторного кабинета занимал длинный, со стоящими с обеих сторон креслами стол заседаний. Упирался он в другой стол с большой вызолоченной бронзовой чернильницей, несколькими изящными папками на столе, бумагами, зажатыми бронзовой лапкой, настольной электрической лампой. Вдоль стен стояли шкафы, уставленные книгами. Над столом висел портрет государя в золотой раме.

Из-за стола неспешно поднялся невысокий, сухощавый человек. На вид ему было лет за пятьдесят. Волосы, как у чиновников давно ушедшей николаевской эпохи, были зачесаны на виски. Короткая, росшая клочками борода переходила в баки. Сквозь очки в тонкой золотой оправе на сыщика глядели усталые, спокойные глаза.

Соколов знал, что Макаров — ставленник Столыпина, был прокурором Саратовской судебной палаты с 1901 по 1906 год, когда Петр Аркадьевич был там губернатором. И еще знал Соколов, что в полиции Макарова недолюбливают и прозвали Прокурором.

Министр протянул Соколову небольшую, жилистую руку, указал глазами на кресло, по-французски произнес:

— Я вас, граф, не видел давно — лет шесть. Вы стали еще более... атлетическим. Читал рапорты Сахарова и восхищался вашей успешной деятельностью. Сегодня доложил об этом государю. Тот просил выразить вам глубокую признательность, — и министр пожал Соколову руку. — За этим, собственно, я вас и вызывал.

Соколов поблагодарил. Министр продолжал:

— Государь просил передать вам, граф, что он возмущен позицией германского правительства. Государь ждет от вас успехов.

— Я польщен вниманием... — Соколов перешел на русский язык.

— И еще: командир корпуса жандармов генерал Курлов отстранен от должности. Государь считает, что лишь по недосмотру Курлова Богров сумел стрелять в Столыпина, а кроме этого, бывший глава жандармов виновен в других многочисленных упущениях по службе. Наблюдать за ходом операции государь приказал мне. Вашим непосредственным руководителем будет генерал Сахаров. Да, не удивляйтесь: начальник московского сыска повышен в чине. Вопросы, граф, у вас есть?

— Да, господин министр. За пять минут до звонка из министерства мне телефонила супруга фон Лауница...

— Этот проходимец находится сейчас в Петербурге. Он проник на территорию империи под именем Иоганна Белинга, коммерсанта. Совершеннейшая наглость! Мы контролируем каждый его шаг, но государь запретил негодяя арестовывать. Пусть тот заблуждается, думает, что провел нас.

— Лауниц назначил мне на завтра свидание — в девять часов.

Министр встал из-за стола, движением остановил Соколова, который тоже хотел подняться, стал задумчиво расхаживать вдоль книжных полок. Протер носовым платком очки.

— Место встречи известно?

— Пока нет. Утром, в десять, его супруга прибудет ко мне в «Асторию»... для амурного свидания. И заодно сообщит место встречи.

— Амурные свидания? Ну, полковник, вы, как говорят в народе, на ходу подметки режете. Восхищен, право. У этой дамы и ее мужа постарайтесь выведать: субсидируют ли германские власти только этого... как его?