— Ну, уж того не дождешься ты, чтобы он стал твоим слугой! Он знатнее Гунтера, моего брата, и уж конечно, никогда не доживешь ты до того, чтобы стал он платить тебе дань с своих земель.

— Слишком уж высоко ты себя ставишь! Хотелось бы мне знать, оказывают ли тебе такой почет, как мне, — говорила Брунхильда.

Обе женщины пылали гневом.

— Ну, хорошо же, если мужа моего считаешь ты своим вассалом, то пусть посмотрят воины обоих королей, как я посмею войти в церковь впереди тебя! Сама я благородней любой из королев, носивших когда–нибудь корону.

— Если не хочешь быть моею служанкой, то должна ты идти в церковь отдельно от меня, со своей особой свитой.

— Конечно, так и будет!

Позвала Кримхильда своих девушек и дам и приказала им надеть свои самые пышные наряды. Брунхильда пошла в собор в сопровождении своей свиты; за Кримхильдой следовали дамы и девушки в богатых нарядах из аравийских тканей, а у дверей ожидали ее все воины Зигфрида.

Все дивились, видя, что идут они порознь, — до сих пор всегда ходили они вместе и были неразлучны. И немало бед пришлось потом претерпеть из–за того многим славным воинам!

Одновременно подошли они к собору, и у входа Брунхильда удержала вдруг Кримхильду.

— Остановись, — сказала она, — не должна служанка проходить впереди королевы!

— Так знай же, — вскричала тут Кримхильда, в сильнейшем гневе была тогда она, — ведь в день свадьбы победил тебя не брат мой, Гунтер, а Зигфрид. Как ты не догадалась, что это был один обман?

В доказательство Кримхильда показала Брунхильде кольцо и пояс.

— Кольцо это у меня украли, а пояс я сама потеряла, — отвечала Брунхильда.

Подошли короли, и жены их стали им жаловаться друг на друга. Но Гунтер и Зигфрид не обратили внимания на их речи. Никакой вражды между ними не было, и Зигфрид сказал только, что ему очень жаль, что жена его огорчила Брунхильду. «Надо запретить женщинам задаваться друг перед другом. Скажи об этом ты своей жене, а я скажу своей», — прибавил Зигфрид.

На том они и разошлись.

Но Брунхильда не могла смириться и так была огорчена и тосковала, что многие из воинов Гунтера стали жалеть ее.

Пошел к ней Хаген из Тронье и, застав ее в слезах, поклялся отомстить за нее Зигфриду.

К нему примкнули Ортвин и Гернот, и стали они убеждать королей погубить Зигфрида.

Но братья душою были преданы Зигфриду.

— Ничем не заслужил он нашей ненависти, — говорил младший, Гизельгер, — и нет нам причины искать его смерти. Женщины часто ссорятся между собой из–за пустого.

— Ничего плохого не сделал он нам, кроме услуг, и мы не можем убить его, — говорил Гунтер.

Но не убедили они своих витязей.

Хаген, замыслив месть, не хотел уж от нее отказываться: при каждом случае старался он внушить Гунтеру, как много земель отошло бы к нему со смертью Зигфрида, и Гунтер стал задумываться.

— Укроти свою ненависть, — говорил он, — Зигфрид приносит нам лишь честь и славу, и если бы этот отважный, безмерно сильный человек узнал о твоих замыслах, то никто бы не посмел сразиться с ним.

— Только молчи, — говорил Хаген, — а я устрою так, что придется ему поплатиться за слезы Брунхильды: отныне Хаген питает к нему непримиримую вражду.

— Но как же это будет? — спросил Гунтер.

— Я скажу тебе, как это будет, — отвечал Хаген. — Мы найдем гонцов, которых здесь никто не знает, и велим им скакать сюда, в нашу землю, чтобы открыто объявить нам войну. Вы при гостях примете вызов и скажете, что будете собираться в поход. И все готово: Зигфрид поедет с вами и лишится жизни. Как поразить нам его насмерть, я выпытаю у его жены.

Послушался король злого Хагена, своего воина. Тайно ото всех замыслили они большое вероломство, и много рыцарей погибло из–за вражды двух женщин!

На четвертый день прискакали во двор тридцать два всадника и возвестили королю Гунтеру, что явились они объявить ему войну и что посланы они от Людегера и Людегаста, которых когда–то победил и взял в плен Зигфрид.

И Гунтер притворно разгневался, как будто раньше об этом ничего не знал. Как мог бы тогда Зигфрид или кто другой не поддаться на обман?

Не раз Гунтер держал совет со своими воинами, и, может быть, дело еще уладилось бы, если бы не Хаген: тот твердо стоял на своем.

Случилось раз, что Зигфрид застал их за совещанием и спросил в чем дело.

Отвечал ему Гунтер:

— Печалит меня одна вещь: Людегаст и Людегер объявляют мне войну и опять хотят напасть на мои земли.

— Зигфрид постоит за твою честь, — отвечал ему отважный рыцарь, — расправлюсь с ними я, как прежде, и опустошу все земли их и замок. В этом я вам ручаюсь головой! Ты оставайся здесь со своими воинами, а я пойду на них со своею дружиною и докажу вам, как я всегда готов вам служить.

За это Гунтер его горячо поблагодарил.

Зигфрид со своими воинами стал готовиться в поход, но отца своего Зигмунда просил не ездить с ним, а остаться на Рейне.

Многие из воинов Гунтера ничего не знали о том, что затевалось, и по доброй воле присоединились к дружине Зигфрида.

Перед выступлением в поход Хаген из Тронье пошел к Кримхильде, чтобы проститься с нею.

— Как я рада, что имею мужем человека, способного так помогать моим родным, — сказала Кримхильда. — Помни, друг Хаген, что я всегда готова тебе служить и никогда не замышляла против тебя зла, а потому не вымещай на Зигфриде тех слов, которые сказала я Брунхильде. Муж мой уже и без того заставил меня в них раскаяться.

— Конечно, скоро вы с нею помиритесь, — отвечал ей Хаген, — и я прошу тебя сказать мне, чем могу я служить твоему мужу Зигфриду.

— Ты мне родня, и я готова доверить тебе моего милого, — сказала ему Кримхильда. — Так знай же, что муж мой, убив у подножия горы дракона, выкупался в его крови и оттого стал неуязвим, но когда он купался, липовый листок упал ему на спину между плеч, и кровь дракона не коснулась этого места. Потому–то и страшусь я за него, когда стоит он в битве под градом копий.

— Так пришей же своею рукой значок ему на платье, — отвечал ей вероломный, — чтобы по тому знаку мог я знать, как мне охранять его во время битвы.

— Ну, так я вышью на его платье шелком маленький крестик для того, чтобы ты мог как должно охранять его в битве с врагами.

На третий день Зигфрид, взяв тысячу своих воинов, выступил с ними в поход. Хаген ехал так близко к нему, что разглядел всю его одежду и, разглядев значок, послал двоих из своих людей к Зигфриду с иною вестью: Людегере отказывался идти войной на Гунтеровы земли и просил мира.

Неохотно повернул Зигфрид коня и поехал назад к Гунтеру.

— Награди тебя Господь, друг Зигфрид, за то, что так охотно исполняешь ты то, о чем я тебя прошу, —

сказал ему Гунтер, — и я за это готов всегда тебе служить и доверять тебе больше, чем всем другим моим друзьям.

Но так как теперь мы избавились от похода, то хочу я выехать из Вормса на охоту за Рейн, чтобы позабавиться с собаками в Отенвальде, как я это делал нередко. Но надо предупредить моих гостей, что выезжаю я очень рано утром, чтобы те, кто хотят ехать со мной, были готовы. Но мне доставят удовольствие и те, кто останется здесь, чтобы служить дамам.

— Раз собираетесь вы на охоту, — отвечал ему Зигфрид, — то и я хотел бы ехать с вами, только дайте мне загонщика да несколько ищеек.

— Тебе нужен не один загонщик, — поспешно отвечал ему король, — если хочешь, я дам тебе четверых, хорошо знакомых с лесом и тропами, излюбленными зверем.

На другой день утром стал Зигфрид снаряжаться на охоту. Прощаясь, поцеловал он жену свою Кримхильду, и вспомнила она тут о тайне, которую выдала Хагену, но не посмела признаться в том Зигфриду и только залилась слезами. Стала она убеждать его не ездить на охоту.