Глава 15

Неожиданное сообщение леди Чэдвик о моей помолвке поглотило все мои мысли, пока я попыталась вернуть свою жизнь хоть к какому-то подобию того, что было до похорон лорда Стромптона.

Это не сработало.

Казалось, не проходило ни минуты, когда бы я не металась между ощущением глубинного предательства, разочарования и настоящим отвращением. Тайные связи, помолвки, скандалы, интриги — я сыта ими по горло.

Единственное место, где я обретала покой — это моя мастерская, где я могла сосредоточиться на загадке Хэддока. И все-таки, этот покой обходился мне дорогой ценой. Я ловила себя на том, что всю ночь жгу свечи, тщательно выискивая в записях Саймона Прикета любую информацию о роде Хэддок, и тем не менее, я ничего не нашла.

Имя Хэддока либо было хорошо вымарано, либо тщательно не упоминалось вообще.

Всё это дело привело меня в такое мрачное настроение, что меня не могло успокоить даже обещание сырных лепёшек с маслом. Я всё время чувствовала себя уставшей. Мускулы болели от усталости. Стало трудно собирать волю в кулак, чтобы вовсе двигаться. Порой я ловила себя на том, что смотрю на каминную полку, бродя взглядом по завиткам полированного дерева. Я не хотела думать. Голова кружилась, как будто под водой, но из какого-то тяжёлого чувства долга мне удавалось преодолевать день за днём.

Я боялась, что больше никогда не стану весёлой.

Семья, которая была так дорога моему сердцу, оказалась всего лишь деревянными куклами. Я наряжала их такими, какими мне хотелось их видеть, но я не знала ничего о том, кем они были на самом деле. Я видела их только снаружи.

Моя мама должна была выйти замуж за лорда Стромптона. Моя тихая мама, которая всегда была такой покладистой, разорвала помолвку с графом и сбежала с сыном человека, которого её отец считал виновным в ужасном преступлении.

Я не припоминала в ней такого мужества, а теперь, когда её не стало, мне казалось, что я не знала её на самом деле. И никогда уже не узнаю. Это разбивало мне сердце.

И мой дедушка.

Я всё ещё пыталась найти способ объединить свои воспоминания о добром и мягком мужчине, который танцевал со мной и пел глупые песенки, с правдой, если только эта правда не была всего лишь злой старой сплетней.

Я сжала руку на заводном ключе. Мой дедушка использовал меня и мои детские игры, чтобы обезопасить свой универсальный ключ, ради которого люди всё ещё пытались меня убить.

А теперь я обнаружила, что он был готов связать моё будущее, всю мою жизнь с любой семьёй, которая даст ему больше политической власти. Стромптон, должно быть, так жаждал этой сделки. Он никогда бы и представить не смог, что я стану ученицей и соперницей его сына. Я должна была стать невестой Дэвида и последним гвоздём в политическом помосте, который даст семье Харрингтон контроль над всем.

Что я должна делать с этим знанием? Я хотела выжечь его из своей души, но не могла.

Мой дедушка предал меня.

Возможно, было бы лучше, если он и правда умер.

Эту мысль я ненавидела больше всего.

***

В Академии дела шли всё хуже и хуже. Как я нашла в себе силы продолжать, оставалось для меня загадкой. И всё же мне удавалось посещать каждый урок и выполнять задания настолько хорошо, насколько это было возможно, несмотря на мучительные сомнения, что что бы я ни делала, этого никогда не будет достаточно.

Нынешнее распределение мест не помогало.

Теперь, заподозрив диверсию, директор пристально следил за мной. Меня заставили сидеть впереди всего класса и не разрешали ни с кем сотрудничать.

Это создавало трудности с тем, чтобы хотя бы поговорить с Питером. Я не могла поверить, что он был саботажником. Я должна найти способ доказать, что это не он.

Но не это самое худшее.

Я мельком глянула на потолок, когда Дэвид встал рядом со мной в своём идеально вычищенном пальто. Со всем высокомерием и самоуверенностью хозяина поместья он уверенно отвечал на вопросы учителя Барнабаса один за другим.

И похвала обрушилась градом на его идеальную золотую голову.

Я терпеть его не могла.

Садясь, он всякий раз косился в мою сторону, и на его губах появлялась та раздражающая улыбка.

Он вёл себя так, словно весь мир должен склониться перед ним, хотя он никогда не делал ничего, что, по моему мнению, заслуживало бы такого восхищения. Я принципиально отказывалась давать это ему.

Наверное, он знал о нашей предполагаемой помолвке. Поэтому неудивительно, что он обращался со мной как с жалким щенком спаниеля, которого кто-то подарил ему для развлечения. У него имелось больше всего причин саботировать мою работу, учитывая, что одна лишь я могла спихнуть его с позолоченного трона.

— Очень хорошо, Дэвид! — сказал учитель Барнабас, хлопнув в ладоши. — Блестяще, как всегда. Будьте добры, дайте мисс Уитлок инструкции по точкам давления, поскольку она, похоже, не в состоянии разобраться в тонкостях.

Я покорно вздохнула.

— Конечно, учитель. С удовольствием.

Дэвид посмотрел на меня, и что-то злобное и радостное блеснуло в его бледно-голубых глазах. И вот она, его чёртова ухмылка, когда он коротко кивнул учителю и сел.

Я отвернулась от него и выглянула в окно на вольер. Он по-прежнему был накрыт толстой тканью, памятник успеху моего саботажника. Затем мой взгляд привлекло кое-что другое.

Несколько человек появились во дворе. Трое из них были одеты в килты.

Моё сердце подскочило. Я поднялась, руки дрожали.

— Учитель?

Суматоха снаружи также привлекла его внимание, и он выглянул в окно.

— О! Прибыл корабль с Литейного завода, — комната ожила, и остальные ученики неожиданно прислонились к окну для того, чтобы посмотреть получше. Учитель Барнабас сердито посмотрел на нас. — Поскольку ясно, что многие из вас будут отвлекаться весь остаток дня, вы с таким же успехом можете хотя бы принести пользу. Когда прибудут грузы с Литейного завода, будет много работы. Идите по освещённым коридорам к подземному доку. Учитель Найджел должен быть там.

С грохотом отодвигаемых стульев все одновременно бросились к двери. Я последовала за группой в коридор и через двор, с трудом переводя дыхание.

Я не смела надеяться, и всё же моё сердце неуклонно набирало темп, несмотря на все мои усилия подавить энтузиазм. Он не мог приехать…

Или мог?

Я подхватила юбки и устремилась за своими товарищами-учениками вниз по склону, через бухту и вниз через прежде всегда тёмный туннель.

Сегодня он был освещён факелами. Мы спустились по второму склону в самое сердце катакомб под городскими улицами. Катакомбы представляли собой огромный лабиринт темных ходов. Несколько особенных туннелей были вырыты специально для Развлекателей под видом расширения новой городской канализации, и эти туннели были ещё совсем новыми, с аккуратными кирпичами, образовывавшими идеальные бочкообразные потолки.

Вдоль дороги имелось несколько небольших складских помещений, закрытых тяжёлыми железными воротами или массивными дверями, таинственное содержимое томилось там в ящиках или под толстыми тканями. Воздух ощущался прохладным и влажным на моих щеках, пока я семенила, отчаянно пытаясь не сорваться на бег по туннелям, освещённым факелами.

Наконец я что-то услышала: голоса эхом разносились по узкому холлу. Вонь от воды Темзы была вездесущей, когда я натолкнулась на большую открытую камеру. Я изумлённо уставилась на огромный пароход, пришвартованный в узком шлюзе. Казалось невозможным держать что-то настолько большое под землёй, под самыми ногами жителей Лондона, а они не подозревали, что оно там.

Я никогда не видела подобного корабля. Он был огромным, но в то же время обладал мощной плавностью. Я не видела большого колеса, как на других судах, хотя две трубы доходили почти до потолка. Он выглядел так, словно был построен и для силы, и для скорости, и, казалось, пришёл из другой эпохи, которую мы ещё не видели.

Несколько мужчин столпились вокруг, и мои товарищи-ученики растворились в толпе. Пристань переполнилась парнями, одетыми в красные жилеты и чёрные пальто Академии. Литейщики носили килты разных фасонов, белые форменные рубашки, чёрные жилеты с медными пуговицами, чёрные чулки до колен и чёрные шотландские береты с белой розой над левым ухом.

Меня влекло вперёд, пока я смотрела туда, и надежда переполняла сердце. Дородные мужчины перенесли по широкому трапу несколько больших шестерёнок и тяжёлых медных пластин, направляясь к людям, которые ждали у стен.

Я поймала себя на том, что всматриваюсь в их лица, выискивая любой знак…

— Мег!

Уилл стоял у перил, перевесившись через них так, будто собирался бросить вызов законам физики и спрыгнуть ко мне. Он казался совершенно другим. Он выглядел выше, а его грудь и руки раздались вширь от тяжёлого труда на Литейном заводе. Его тёмно-красный килт спускался до коленей, придавая ему некую дикость горного воина, но всё же на лице и в тёмных глазах он сохранил остатки своего наследия путешественника. Ни один человек не казался мне таким прекрасным.

Восторг и облегчение просто от того, что я вижу его лицо, переполнили меня, и я воспарила. Такое чувство, будто огромный феникс овладел моей душой и возродился в пламени удивительной красоты, избавившись от пепла прежней жизни.

Уилл протолкнулся по трапу, подбежал ко мне и подхватил на руки. Я прижалась к нему, так крепко держась за его шею, что не чувствовала ничего, кроме тепла и силы его тела. Его волосы пахли дымом, а кожа щёк казалась просто обжигающей.

Наконец, он поставил меня на ноги, и я едва улавливала весёлые возгласы и насмешки, доносившиеся с корабля. Мне было всё равно, что они говорят, главным образом потому, что я не понимала ни слова из речи литейщиков.

Уилл дотронулся до моей щеки, глядя на меня с таким страстным желанием в глазах:

— Не могу выразить, как сильно скучал по тебе.