Гоголь был глубоко национален в своем творчестве. Из всех русских писателейникто, кажется, так сильно, как он, не обнажил язв внутреннего мира русскойдуши, указав и на источник их — роковую отделенность жизни общества от Церкви.Вся неправда светского существования с его устремленностью к материальнымблагам, страстями, мелочностью и суетой, является следствием этой отделенности.Единственную возможность духовного возрождения и процветания России Гогольвидел в воссоединении ее с Церковью. «Эта Церковь, которая, как целомудреннаядева, сохранилась одна только от времен апостольских в непорочнойпервоначальной чистоте своей, эта Церковь, которая вся с своими глубокимидогматами и малейшими обрядами наружными как бы снесена с Неба для русскогонарода, которая одна в силах разрешить все узлы недоумения и вопросы наши,которая может произвести неслыханное чудо в виду всей Европы, заставив у насвсякое сословье, званье и должность войти в их законные границы и пределы и, неизменив ничего в государстве, дать силу России изумить весь мир согласнойстройностью того же самого организма, которым она доселе пугала, — и этаЦерковь нами незнаема! И эту Церковь, созданную для жизни, мы до сих пор неввели в нашу жизнь!»

Как историко-философское произведение книга Гоголя стоит в непосредственнойсвязи с литературно-общественными манифестами своего времени. Успехи внешнейполитики России, стремительное расширение границ государства, выход его намировую арену вели к росту национального самосознания, воплотившемуся вразличных сферах государственной жизни и культуры. В государственной идеологииэто сознание было воплощено в теории С.С. Уварова «Православие, Самодержавие,Народность», провозглашенной как официальный правительственный курс впросвещении, в историографии — в трудах М.П. Погодина, в общественной мысли — впублицистике славянофильства, которое как раз в 40-е годы переживает порурасцвета, в фольклористике и этнографии — в работах И.П. Сахарова, И.М.Снегирева, О.М. Бодянского. «Выбранные места…» следует рассматривать вконтексте этих явлений.

В своей книге Гоголь выступает как государственный человек, стремящийся кнаилучшему устройству страны, единственно правильной иерархии должностей в ней,при которой каждый выполняет свой долг на своем месте и тем глубже осознаетсвою ответственность, чем выше это место («Занимающему важное место»). Отсюда —обилие и разнообразие адресатов писем — от светской женщины до духовногопастыря, от человека искусства до государственного деятеля.

Но это — только внешняя сторона дела. Гоголевская апология России,утверждение ее мессианской роли в мире в конечном итоге опираются не на внешниеблагоустройства, международный авторитет страны или ее военную мощь (хотя и ониочень важны), а на духовные начала национального характера. Взгляд Гоголя наРоссию — это прежде всего взгляд христианина, сознающего, что все материальныебогатства должны быть подчинены высшей цели и направлены к ней.

Здесь — центральная гоголевская идея и вечный момент соблазна для упрековписателю в великодержавном шовинизме: Гоголь яко бы утверждает, что Россиястоит впереди других народов именно в смысле более полного воплощенияхристианского идеала. Но, по Гоголю, залог будущего России — отнюдь не в особыхдуховных богатствах, которыми наделен русский человек по сравнению с прочиминародами, а как раз наоборот: в осознании им своего неустройства, своейдуховной нищеты и в тех огромных возможностях, которые присущи России каксравнительно молодой христианской державе.

Эта идея афористически выражена в замечательной концовке «СветлогоВоскресенья»: «Лучше ли мы других народов? Ближе ли жизнью ко Христу, чем они?Никого мы не лучше, а жизнь еще неустроенней и беспорядочней всех их. «Хуже мывсех прочих» — вот что мы должны всегда говорить о себе.<…> Мы еще растопленный металл, не отлившийся в своюнациональную форму; еще нам возможно выбросить, оттолкнуть от себя намнеприличное и внести в себя все, что уже невозможно другим народам, получившимформу и закалившимся в ней».

Все вопросы жизни — бытовые, общественные, государственные, литературные —имеют для Гоголя глубокий религиозно-нравственный смысл. Признавая и принимаясуществующий порядок вещей, он стремился не к преобразованию общества, но кпреобразованию человека. «Общество образуется само собою, общество слагается изединиц, — отвечал он Белинскому. — Надобно, чтобы каждая единица исполниладолжность свою <…> Нужно вспомнить человеку, что он вовсе нематериальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства.Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до техпор не придет в порядок и земное гражданство».

С высшими ценностями связано и гоголевское понимание патриотизма: «…Тому,кто пожелает истинно честно служить России, нужно иметь очень много любви кней, которая бы поглотила уже все другие чувства, — нужно иметь много любви кчеловеку вообще и сделаться истинным христианином во всем смысле этогослова».

Книга Гоголя говорит о необходимости внутреннего переустройства каждого,которое в конечном счете должно послужить залогом переустройства и преображениявсей страны. Эта мысль определяет всю художественную структуру «Выбранныхмест…».

Зерно книги зародилось еще в 1844 году — в «Правиле жития в мире», котороеглубиной мысли и лаконизмом формы напоминает апостольские послания: «Начало,корень и утвержденье всему есть любовь к Богу. Но у нас это начало в конце, имы все, что ни есть в мире, любим больше, нежели Бога». Гоголь был одним изнемногих, кто предчувствовал катастрофическое падение религиозности в обществе.Своей книгой он как бы ударил в набат, призывая сограждан к коренномупересмотру всех вопросов общественной и духовной жизни страны. Он обратился спроповедью и исповедью ко всей России.

Оба этих жанра имеют богатейшую мировую традицию. Как проповедь книга Гоголяориентирована прежде всего на апостольские послания, и в первую очередь налюбимого им апостола Павла, который «всех наставляет и выводит на прямуюдорогу». Далее эта традиция шла через святоотеческие послания (АфанасияВеликого, Василия Великого, Григория Нисского), хорошо знакомые Гоголю. В«Выбранных местах…» он выступил как проповедник, духовный учитель, способныйуказать всем путь спасения — от первого до последнего человека в государстве.При этом он, подобно своему любимому богослову, святому Иоанну Златоусту,поучает и обличает соотечественников: «Христианин! Выгнали на улицу Христа, влазареты и больницы, наместо того, чтобы призвать Его к себе в домы, под роднуюкрышу свою, и думают, что они христиане».

В гоголевскую эпоху традиция «слов» жила в проповеднической литературе,наиболее выдающимися представителями которой были митрополит Московский Филарети архиепископ Иннокентий. Вне сомнения стиль Гоголя питался не только книжными,но и живыми истоками — постоянно слышимыми им проповедями духовныхпастырей.

Не менее глубинную традицию имеет и жанр исповеди, в западной литературепредставленный классическим произведением — «Исповедью» Блаженного Августина, ав новое время — «Исповедью» Руссо. Он теснейшим образом связан с эпистолярнымначалом, в высшей степени характерным для России конца XVIII — первой половиныXIX века. Достаточно вспомнить «Письма русского путешественника» Н. М.Карамзина, «Хронику русского» А.И. Тургенева, «философические» письма П.Я.Чаадаева или письма В.А. Жуковского, в том числе и к самому Гоголю. В духовнойлитературе этот жанр был представлен замечательным произведением ужеупоминавшегося Святогорца — «Письма Святогорца к друзьям своим о Святой ГореАфонской».

С. Т. Аксаков отмечал естественность эпистолярного жанра для Гоголя:«Гоголь выражается совершенно в своих письмах; в этом отношении они гораздоважнее его печатных сочинений». Не трудно заметить, однако, что и дляхудожественной прозы Гоголя характерна почти та же исповедальность, что и дляего писем. Вспомним хотя бы лирические отступления в его повестях и «Мертвыхдушах».

Эта сторона «Выбранных мест…» для самого Гоголя была очень существенна.Свою книгу он называл «исповедью человека, который провел несколько лет внутрисебя». Еще до выхода ее в свет, в декабре 1846 года, он просит С.П. Шевыреваотыскать в Москве своего духовника, священника из прихода Саввы Освященногоотца Иоанна Никольского, и вручить ему экземпляр книги как продолжение своейисповеди.