ЧАСТЬ 1. НУЛЕВАЯ ОТМЕТКА. Глава 5

Несколько часов спустя, проснувшись на сей раз окончательно, Мари почувствовала себя немного взбодрившейся. Она встала с дивана и осторожно повыглядывала через окна на улицу. Там было уже намного светлее. Даже можно было разглядеть, как по траве и тропинкам парка стелется легкий серый туман.

Собрав вещи, Мари еще раз внимательно осмотрела дом в поисках чего-нибудь, что могло бы оказаться полезным. Внимание ее привлекли завешанные покрывалами картины, висевшие по четырем стенам в центральном зале. Решив посмотреть, что на них изображено, Мари с любопытством сдернула пыльные тряпки. Рамы были богато украшены замысловатой лепниной, но, как и сами произведения, содержали лишь серые тона. На каждой располагалась табличка с витиевато выведенным названием. И названия эти показались Мари довольно странными, как, впрочем, и тематика каждой из картин.

Так, на одном из полотен, с подписью «Мэсэмбриа», был изображен портрет дамы в шикарном туалете. Однако верхняя часть лица неизвестной представляла невероятно странное зрелище, поскольку кожа на ней была иссушена, а вместо глаз на мир взирали две зияющие пустотой, как у скелета, глазницы. С нижней же частью лица, при этом, все было абсолютно нормально. Щеки выглядели женственно округлыми, а пухлые губы кокетливо улыбались зрителю. Тем не менее, глаза у этой леди, в каком-то смысле, были. Причем их было довольно много. Нанизанные на нити, они представляли нечто вроде экзотического ожерелья, которое в несколько рядов украшало длинную элегантную шею, а также игриво спускалось в роскошное декольте.

В центре картины, висящей напротив, под названием «Арктос», возлежала на плоском блюде отрезанная голова гигантской рыбины, показанная в профиль. Ее чрезвычайно зубастая пасть была жадно разверзнута вверх, а круглый глаз, как ни странно, напоминал человеческий. Над рыбой, подвешенный за ногу, свисал голый младенец с перекошенным в плаче или ужасе ртом. Причем висел он на закрученной вокруг щиколотки колючей проволоке или покрытом острыми шипами вьющемся растении, жестоко впившимся в нежную белую кожу.

На третьем произведении, озаглавленном «Анатоле», гордо вскинув голову, поднимался по лестнице человек, облаченный в роскошные, богато украшенные латы. За широким поясом красовался длинный меч, в эфес которого он картинно упирал руку, а с мужественных плеч роскошными волнами складок струилась длинная накидка плаща. И все бы ничего, но голова у этого персонажа была отнюдь не человеческая, а почему-то собачья, как это бывает на иконах Святого Христофора. Лестница же, по которой он поднимался, тоже была странной, поскольку ступени представляли собой толстые фолианты книг, которые поддерживали снизу тонкими ручонками сгорбленные седовласые старцы.

На последней картине, подписанной «Дюсис», было изображено кладбище. Оно занимало обширную площадь полотна и уходило границами далеко за линию горизонта. На переднем плане, сбоку, стояла смерть в балахоне. Просунув лезвие косы подмышку, костлявая опиралась на нее, точно на костыль. И оттого, что ее субтильное, скелетированное тело было сильно наклонено вперед, создавалось впечатление, что если бы не поддержка этого импровизированного костыля, то смерть рухнула бы прямо в раскрытую по неизвестной причине могилу, расположенную рядом. Кладбище тоже было необычным, поскольку вместо крестов из земли торчали скрюченные руки покойников, отчаянно тянущиеся наружу. Благодаря этому намеку на воскрешение во плоти, Мари предположила, что идея произведения как-то связана с тематикой Страшного Суда.

«Да уж, ну и сюжеты, - пораженно подумала она, - Какие-то алхимические, что ли, или оккультные... Наверное, тут, и вправду, раньше был музей. Вряд ли такие мрачные картины украшали чей-нибудь дом. Если только его хозяин не был повернут на готике, оккультизме и смерти...».

Закончив разглядывать образцы здешней монохромной живописи, Мари продолжила изучать дом. И вскоре обнаружила лежащий на каминной полке кортик, рукоятка и ножны которого были изящно украшены, а острый стальной клинок покрыт с двух сторон тонко проработанной, слегка поврежденной временем гравировкой. С одной стороны в ее замысловатый растительный узор была ловко вплетена латинская надпись «Actum ne Agas». К сожалению, Мари почти совсем не знала латыни, но кортик был очень красивым, хоть и черно-белым, как и весь здешний мир. Его утонченное и элегантное исполнение вызывало чувство восхищения, поэтому девушка, не долго думая, прикрепила ножны на ремень своих брюк. К тому же, любое оружие не будет лишним, особенно в таком сумасшедшем мире, как этот.

Девушка также упаковала в рюкзак найденные вчера свечи, предварительно сняв их с массивного подсвечника. Однако больше ничего полезного так и не нашла. Накрытая чехлами мебель оказалась пустой, да и вообще было похоже, что из комнат вынесли практически все вещи. Возможно, конечно, что они оставались в доме, находясь в запертых комнатах. Проверив, можно ли как-нибудь открыть одну из дверей, Мари быстро махнула на эту затею рукой. Двери казались слишком массивными и заперты были, очевидно, уже давно, так как их замки сильно окислились.

Продолжая осмотр дома, Мари боковым зрением увидела, как кто-то быстро прошел по улице мимо окна. Она осторожно выглянула через стекло наружу, но никого не заметила. Не успокоившись на этом, бесшумно прокралась на чердак и приоткрыла окно, через которое проникла внутрь. Но представившийся взгляду вид на парк выглядел безлюдным.

Слегка осмелев, девушка тихо высунулась наружу и снова тщательно оглядела окрестности. И на этот раз заметила, что в некотором отдалении, на одной из дорожек, ведущих вокруг дома, буднично стоит черно-белый человек, разглядывая что-то в своих руках. Что именно Мари разглядеть не смогла. В следующую секунду он вздрогнул и повернулся к дому, поглядев в сторону входной двери. И, в отличие от зомбиобразных горожан с площади, на лице незнакомца сквозила ярко выраженная эмоция отчаяния. Судя по всему, этот парень и был человеком, бродившим ночью с горестным плачем. Одет он был в бывшую когда-то элегантной, но теперь местами порванную и испачканную одежду, а лицо вполне можно было назвать благородным, хоть оно и выглядело белым, как полотно. Его украшали небольшие аккуратные усики и бородка. Прическа же парня, когда-то тщательно уложенная, сейчас выглядела всклокоченной и неряшливой. И тут Мари резко вздрогнула, потому что даже на таком значительном расстоянии смогла отчетливо разглядеть потеки красной крови, сочащейся из-под челки волос. Яркое и цветное пятно прямо посреди угрюмого черно-белого мира...

- Э-эй! - окликнула она незнакомца, прекрасно понимая, что это может быть весьма неразумным поступком. Но что-то в его внешности вызывало гораздо больше сострадания, чем страха. Мари вдруг пришло в голову, что она сама постепенно станет черно-белой и будет также скитаться вокруг в отчаянных и безуспешных поисках помощи.

Парень поднял на нее взгляд и неожиданно расцвел радостной, почти счастливой улыбкой. Глядя на нее, можно было подумать, что он увидел вовсе не Мари, а кого-то из своих родных или близких. Он быстро вскинул руку и приветливо помахал. И только сейчас, когда незнакомец полностью развернулся, девушка заметила, что во второй руке его зажат целлофановый пакет с чем-то разноцветным внутри, издали похожим на фантики конфет.

- Привет, - помахала Мари в ответ, - Это ты тут ночью ходил?

Парень поспешно подошел ближе и встал внизу, запрокинув голову. Даже сейчас он продолжал смотреть на Мари с таким открытым и неподдельным счастьем, что сердце сжималось от нахлынувшей волны сочувствия и жалости.

- Да, это был я, - произнес он звонким, мелодичным голосом, - Я лишь искал здесь своего друга Уильяма. К моему глубокому сожалению, я потерял его и до сих пор никак не могу найти...

- Я никого тут не видела, извини, - пробормотала Мари, пытаясь быть хоть чем-то полезной. Тем не менее, все еще продолжала размышлять, стоит ли ей спускаться.

- Это ничего, - понимающе закивал он, - Но, простите меня, я вам не представился... Меня зовут Дэвид. Извините, пожалуйста, за то, что я вам ночью, по-видимому, помешал. Видит Бог, я сделал это не со зла.

Его вычурная манера выговаривать слова и то, как он строил предложения показались Мари слегка старомодными. Да и одежда, при ближайшем рассмотрении, выглядела далеко не современной. И поэтому целлофановый пакетик смотрелся в руках парня как-то неуместно и странно.

- А я Мари, - ответила она, проворно выбравшись на карниз, - Подожди, сейчас я спущусь к тебе...

Дэвид кивнул, немного отошел в сторону и присел на кованую скамью, замысловато заплетенную вьющимся темно-серым растением. Вчера, в сгущающейся тьме, Мари ее даже не заметила.

Спустившись на землю, она осторожно подошла к сидящему парню и остановилась в нескольких шагах напротив. Сесть рядом Мари пока не сочла слишком разумной идеей. Заметив, однако, что она не собирается садиться, Дэвид тут же поспешно встал, чтобы не сидеть в присутствии стоящей рядом леди.

«Странный он, все же, - подумала Мари, - Никогда не встречала человека с настолько хорошими манерами».

Пакетик со сладостями остался лежать на скамье.

- Что случилось с твоей головой, Дэвид? - участливо спросила Мари, - У тебя кровь идет...

В ответ на это, парень растерянно прикоснулся пальцами ко лбу и печально улыбнулся.

- Оно теперь так всегда, - как-то странно объяснил он, - Прошу простить меня за это...

- Да ничего... Просто подумала, что тебе больно, - извиняющимся тоном пробормотала она, - Выглядит так, будто рана совсем свежая. Кровь еще сочится...