Но мама всё время напоминает мне:

- Хорошо почисть зубы, мой лучше шею, уши…

Пришлось и зубы чистить, и умываться с мылом. Хотел убежать без завтрака, но мама рассердилась:

- Чего ты сегодня спешишь, как на пожар?! Садись завтракать и лучше пережёвывай пищу!

Куда же денешься? И завтрак я съел, и жевал старательно. Зато потом летел к Генке пулей! Столкнулся с ним нос к носу у них во дворе.

- Написал поэму?!

- Нет.

- Почему-у-у?

- Потому, что кончается на «у», - огрызнулся Генка.

И только тут я заметил: Генка был злой-презлой! Таким сердитым я его ещё никогда не видал. От этого и сам я тоже расстроился, вся моя радость пропала.

- Как же так, - говорю, - писал, писал, а не написал…

- Вот так и не написал, - буркнул неохотно мрачный Генка.

Он шёл по тропинке впереди меня. Я поравнялся с ним и с обидой говорю ему:

- Эх, а ещё другом называешься! Сказать не хочешь…

Генка остановился и сердито посмотрел на меня:

- Ну чего ты пристал ко мне как банный лист? «Почему, почему»… За уши меня отодрали, вот почему!

- Отец с матерью? - спросил я сочувствующе.

- Меня отец с матерью пальцем никогда не трогают.

- Тогда скажи толком кто?

- «Кто, кто»… - опять озлился Генка и двинулся по тропинке дальше.

Тут уж и меня зло взяло: чего он так задаётся?

- Ну и не говори, не надо! Нужен мне твой секрет! Обойдусь и без тебя и без твоих дурацких секретов!

Я ещё ни разу так с Генкой не разговаривал. Он остановился и удивлённо вытаращил на меня глаза, будто я с луны свалился. А я ещё больше разозлился.

- Надо было тебе сильнее надрать уши, чтобы нос не задирал! - кричал я. - Совсем оторвать их, чтобы ты на веки веков корноухим остался!

Генка даже остолбенел от такой неслыханной моей дерзости. Я хотел пройти мимо него, но тут он пришёл в себя и схватил меня за руку - наверно, решил отколошматить. Я рванулся, да только не вырвался. Генка был сильным и удержал меня. Он троих таких удержит.

- Подожди, ты, петух голландский… Так и быть, скажу тебе как другу… - Он отпустил мою руку и понизил голос: - Меня отодрали за уши Маяковский с Пушкиным…

Я отшатнулся от Генки: ясное дело - он переутомился над поэмой и рехнулся. Когда я готовлю уроки, за мной мама или дедушка следят и не дают мне сильно переутомляться, а за Генкой никто не следил в бане-то, вот он и перестарался. Злость моя сразу пропала. Теперь мне уже стало жалко Генку, и я говорю ему:

- Гена, давай зайдём с тобой к доктору.

Он усмехнулся:

- Ты что, думаешь, я совсем с ума спятил?

- Ну, не совсем, а немного…

- Это ты уж ходи к докторам, а мне они не нужны.

Я начал ему доказывать:

- Ген, ну ты сам подумай: как же Пушкин с Маяковским могли тебя таскать за уши, если они давно умерли?

- Так вот и смогли… Писал я, писал свою поэму, дошёл до грозы:

- Но ведь замечательно получилось! - говорю ему. - «Только мне это не страшно, и в кино я удеру!»

- Нам с тобой замечательно, а для знающих людей - дребедень, ерунда на постном масле! Слушал я вчера вечером по радио литературную передачу для школьников, а в ней как раз настоящий поэт разбирал стихи ребят: какие подходящие, какие никудышные… Один ученик в письме выхвалялся, что его стихи Маяковский или сам Пушкин похвалил бы! Но поэт, который вёл передачу, раскритиковал его стихи. Слушал я и готов был сквозь землю провалиться! У меня уши горели так, будто их Пушкин с Маяковским надрали мне!…

- Но ведь поэт ругал того мальчишку, а не тебя, - говорю ему. - Почему же тебе-то жарко стало?

- Потому что мои стихи точь-в-точь такие же, как у него!

У меня:

У него:

У меня:

У него:

Белиберда! - в сердцах махнул рукой Генка.

- Так это тебя по радио за уши-то отодрали? - обрадовался я.

- А ты что думал?

- Я думал, что помешался от переутомления, когда целый день писал поэму в своём рабочем кабинете.

Генка только поморщился с досады. Потом со злостью сказал мне:

- Я думал, что у меня талант проявился, а это ещё не талант, а вовсе…- Он строго посмотрел на меня: - Смотри про мои стихи ни гугу! - И показал мне кулак. - Молчок! Понял?

Я ударил себя в грудь ладонью и сказал:

- Могила!

Такую клятву давать я у Генки научился. Она означает: «Никогда никому ни за что на свете не скажу!»

Про свой сон я не стал ему ничего говорить. Зачем зря человека расстраивать?

И мы по тропинке гуськом пошли дальше. Прошли так молчком шагов сто или немножко побольше, и Генка, не оглядываясь на меня, будто самому себе под нос пробурчал:

- Хорошо, что я вчера ту передачу по радио прослушал, а то бы тоже стал считать себя настоящим поэтом. - Потом оглянулся на меня и добавил: - Чтобы писать стихи, задатка таланта мало, нужны ещё и большие знания. А у меня знаний-то пока всего кот наплакал. Вот подучусь, тогда посмотрим… Но сейчас - помалкивай! Ясно?

Я сказал:

- Ясно.

Только мне от этого «ясно» стало грустно. Стихи писать Генка теперь вряд ли станет. И своего знаменитого поэта у нас в селе теперь никогда не будет.

Ураа-а-а! Занятия в школе кончились, я перешёл в пятый! И никаких заданий мне на лето ни по русскому, ни по арифметике не дали. Вывели за год чистые тройки!

Учителям была со мной целая морока - так говорила маме её подруга, учительница немецкого Эльза Эдуардовна. Учителя не знали, что им со мной делать: перевести меня в пятый или дать мне задание на лето? Судили, рядили и всё-таки решили перевести в пятый без всякого задания.

Генку с пятёрками да четвёрками перевели в шестой класс без разговора.

Вот бы мне так учиться! Я от счастья, наверно, под потолок бы подпрыгнул. И мама обрадовалась бы прямо не знаю как!

Но у Генки никто не радовался и под потолок никто не прыгал, а только и знают все ворчат на него: «Вот неугомонный… Опять наш неугомонный… Куда запропастился неугомонный?»

Сам Генка своим пятёркам да четвёркам тоже не очень радуется. «У меня есть дела поважнее», - говорит.

Предбанник теперь был уже не рабочий кабинет, а «школа механизации». В ней Генка изучал трактор. Когда я пришёл к нему, он конструировал (это Генка так говорит) коробку передач и муфту сцепления. Где-то раздобыл всяких рычагов, шестерёнок и теперь собирал их. И меня заставил помогать ему.

- Зачем нам с тобой всё это? - спрашиваю его. Мне неохота было целыми днями торчать в предбаннике и возиться со ржавыми железяками.

- Селу нужны кадры механизаторов. Нам надо ускоренно осваивать технику. Понятно?

Он всегда так спрашивает: «Понятно?» Или: «Ясно?»

- Когда будем учиться в десятом классе, тогда и освоим, - говорю ему.

Генка сразу губы надул.

- Не хочешь - не надо, ведь я тебя не звал сюда, ты сам пришёл. Сиди дома и жди десятого класса, а я на лето уже пойду в штурвальные.