К числу главных триумфов GC&CS в тридцатые годы можно отнести расшифровку японских, итальянских и коминтерновских депеш. К 1930 году Королевский военно-морской флот перехватывал, а обученные в GC&CS криптоаналитики расшифровывали радиограммы японского Военно-морского флота. Значительный объем японских военных радиограмм и радиограмм военного атташе был расшифрован во время и после японского вторжения в Маньчжурию в сентябре 1931 года. И хотя британский Кабинет министров решил не реагировать на японское вторжение, перехваты позволили британцам отслеживать действия японцев.

С другой стороны, GC&CS не добилась таких успехов в отношении шифров других держав, чья деятельность играла для Британии громаднейшую роль. Разведывательная ценность французских перехватов была весьма непостоянной. Географическая близость Лондона и Парижа позволяла французам передавать изрядное количество депеш дипломатической почтой, а не по радио. В 1935 году французское Министерство иностранных дел ввело первый междувоенный французский шифр, оказавшийся неуязвимым для британских дешифровщиков (хотя некоторые старые шифры, оказавшиеся уязвимыми, тоже не вышли из употребления).

GC&CS не добилась особых успехов и в дешифровке советской и германской корреспонденции, особенно дипломатической. В 1927 году британский Кабинет министров, чтобы оправдать свое решение разорвать дипломатические отношения с СССР, огласил расшифрованные тексты нескольких советских дипломатических депеш, демонстрировавших, что советские представители в Японии заняты подрывной деятельностью. И хотя в 1920 году Советы никак не отреагировали на разоблачения "Таймс", в 1927 году они не сидели сложа руки. Увидев свои дипломатические послания в "Таймс", Советы начали применять для шифровки своей корреспонденции не поддающиеся взлому одноразовые шифровальные таблицы. Деннистон с горечью отметил, что консервативное правительство Стенли Болдуина "нашло необходимым осложнить нашу работу сверх всякой меры".

Немецкое Министерство иностранных дел шифровало свои совершенно секретные депеши по одноразовым таблицам или шифром под кодовым названием "Флорадора" (Floradora). И хотя основа шифра была взломана в тридцатых годах, обычно он перешифровывался в такой вид, который не поддавался взлому до 1942 года. Не перешифрованные телеграммы прочесть удавалось, но, по словам Деннистона, они имели отношение к предметам, "не представлявшим особого интереса или ценности".

GC&CS добилась большего успеха в разгадывании немецких и советских военных кодов и шифров. До 1935 года немецким военным радиопереговорам не уделяли особого внимания. До начала тридцатых годов большинство немецких радиопереговоров шло открытым текстом, хотя немецкие вооруженные силы регулярно передавали цифровые сигналы на запасных частотах по практическим соображениям. Поскольку нешифрованные, некодированные сигналы, которые удавалось прочитать британцам, Лондон считал не слишком ценными, да вдобавок эти передачи трудно было перехватить с британских станций (расположенных в Британии или на Ближнем Востоке), почти никто не прилагал усилий по извлечению разведывательной информации этих передач.

В тридцатых годах, когда потенциальный противник перешел на более высокие частоты, ускорил военные приготовления и возобновил военные действия, положение изменилось. Британцы перехватывали все больше военных радиограмм. Однако и немецкие, и советские совершенно секретные радиограммы по-прежнему не поддавались дешифровке.

Успеха удалось добиться в отношении менее важных радиограмм. С 1932 года перехватывали достаточно много советских военных радиограмм, чтобы GC&CS завербовала двух криптоаналитиков для отслеживания корреспонденции. С шифрами низкой секретности они добились некоторого успеха. Немецкие шифры низкой секретности также подвергались атакам, увенчавшимся некоторым успехом после 1934 года, когда после пятнадцатилетнего перерыва возобновился регулярный перехват немецких военных радиограмм.

Немецкие военные радиограммы поступали из ряда источников. Учебные полеты немецких ВВС обеспечили большой объем тактических переговоров. Расшифрованные сообщения вместе с анализом эфирной активности внесли значительный вклад в оценку сил и диспозиции немецких бомбардировочных и авиаразведывательных подразделений. К сентябрю 1935 года GC&CS была в состоянии уверенно опознавать 60 наземных станций и 578 отдельных самолетов.

Перехват и анализ немецких военно-морских позывных дал возможность выяснить численность и, в сочетании с данными о пеленгах, подводных лодок и надводных соединений. Однако Военно-морской флот практически не пользовался кодами и шифрами средней и низкой секретности. В то же самое время минимальное использование в немецкой армии кодов низкой и средней секретности помогло предотвратить ее успешное нападение.

Главным фактором в трудностях с немецкими шифрами был факт, что германская армия и Военно-морской флот, а также другие правительственные учреждения, например железные дороги и СС (SS), пользовались для тактических переговоров различными вариантами одной и той же шифровальной системы. Шифровальная система — машина "Энигма" (Enigma) — была поставлена на серийный выпуск с двадцатых годов. Вводимые усовершенствования сделали ее более надежной. Менее надежная версия оказалась уязвимой для анализа в 1937 году, позволив GC&CS прочесть некоторые немецкие коды, но в остальных отношениях "Энигма" оставалась все еще неуязвимой и должна была оставаться таковой в обозримом будущем.

Ответственность за выяснение того, что же происходит во все более непостижимом рейхе (Reich), лежала не только на дешифровщиках. Пункты SIS вдоль границы с Германией — в Праге, Берне, Париже, Брюсселе, Копенгагене и Гааге — получили задание проникнуть в рейх.

В пределах Германии агентурная сеть SIS состояла из двух резидентур в Берлине и четырех явок во Франкфурте, Кёльне, Гамбурге и Мюнхене. К числу информаторов принадлежали Айан Колвин и Сефтон Делмер — британские журналисты, завязавшие тесные отношения и с режимом, и с его противниками. Полагаясь на Колвина и Делмера, берлинский пункт смог предоставить детальные оценки германской политической обстановки и деятельности нацистской партии. Еще одним британским информатором был Малколм Грэхем Кристи — британский военно-воздушный атташе в Берлине с 1927 по 1930 год, продолжавший проживать в Германии и имевший отличные отношения с Германом Герингом, его заместителем Эрхардом Мильхом и военным министерством.

Британия располагала и ценными немецкими информаторами. Немецкий дипломат в Гааге Вольфганг Пулитц стал источником SIS и MI-5 в 1934 году. Отто Крюгер, отставной немецкий офицер, проживавший в Северной Германии, поставлял SIS совершенно секретные военно-морские данные с конца Первой мировой войны.

SIS также опиралась на чешскую разведку, передававшую ей информацию от двух своих основных агентов. Агент А-52 был штабным офицером люфтваффе (Luftwaffe), завербованным чехами в Цюрихе в конце 1934 года. А-52 имел доступ к огромному количеству секретной информации касательно нелегальных геринговских ВВС, созданных в нарушение Версальского договора 1919 года.

В то время как А-52 работал за деньги, А-54 был добровольцем. В марте 1937 года генерал Франтишек Моравец, глава чешской военной разведки, получил письмо от Пауля Тюммеля, высокопоставленного абверовского офицера, давнего члена нацистской партии, с изложением его должностных обязанностей и предложением услуг. При первой встрече Тюммель предоставил Моравецу некоторые секретные чешские планы и сведения о чешском штабном офицере, выдавшем эти планы абверу.

Тюммелю также удалось передать широкий спектр разведданных о немецких спецслужбах, войсковых ресурсах и намерениях. Он доставил чрезвычайно детальную информацию об организации и структуре абвера и Sicherheitsdienst (СД, SD — спецслужба нацистской партии), почти полный боевой состав вермахта (Wehrmacht) и люфтваффе и германские мобилизационные планы. Позднее в том же десятилетии он с большим опережением предупредил о германской аннексии Судетов, а также о вторжении в Чехословакию и Польшу. Сведения агента А-54 передавали главе пражского пункта, а оттуда переправляли в Лондон к SIS.