В уголке Урибе готовил свои смеси; несколько парочек танцевало.
– А где Агустин?
– Еще в постели.
– Можно пройти к нему?
– Конечно.
В прихожей Рауль курил с приятелями. Было жарко, и Ривера снял пиджак. Молодые люди говорили о блондинке, которая только что поздоровалась с ними; Рауль утверждал, будто он был с ней в близких отношениях.
– Это та самая. Я познакомился с ней в Аточе в прошлом году.
– А что это за толстяк с ней?
– Наверное, ее жених.
– Это ты их пригласил?
– Я ж тебе сказал, что не знаю даже, как ее зовут.
– Тогда почему они пришли?
– Не представляю.
– Может, она подруга Агустина?
Лола подошла к ним с подносом, на котором стояли рюмки. Глаза у нее блестели. Губы были влажны. Она была пьяна.
– Дурачье. Как вам не стыдно торчать здесь, когда там столько красивых девушек.
– Мы разговариваем.
– Хотя бы пейте.
Дрожащей рукой она протянула им рюмки.
Рауль, прежде чем выпить, понюхал.
– У-ух! Парфюмерия.
– Это коктейль Танжерца, – сказала Лола.
– Только он способен на такое.
Рауль с отвращением поставил рюмку на поднос. Лола засмеялась.
В дверях показалась группа девушек. Высокая худая блондинка в плотно облегающем грудь вязаном джемпере вызывающе подошла к Раулю.
– Привет, великан.
– Привет, уродина.
– Давно началась?
– Что?
– Музыка.
Ривера провел рукой по усам.
– А разве играет музыка?
Девушка расхохоталась. У нее были прекрасные белые зубы.
– Ты что, не слышишь, что ли?
– А ведь правда, музыка…
Он очень искусно притворился удивленным.
– Опять пьяные. Все мужчины одинаковы. Только одно на уме: пить, пить и пить. Неужели ничего другого не умеете делать?
Рауль сунул волосатые руки в карманы брюк и принялся раскачиваться на каблуках. Он улыбался.
– Все зависит от того, что ты понимаешь под «ничего другого»!
Девушка поморщилась.
– Дурак.
– Ладно, пойдемте.
Лола провела их в комнату. В дверях она столкнулась с Анной, поверх ее темного помятого костюма была накинута мужская кожаная куртка.
– Вам здесь скучно? – спросила Лола.
Анна заметила, что, разговаривая с нею, художница меняла голос. Она изо всех сил старалась быть любезной.
– Ничего подобного…
– Увидев на вас эту куртку, я подумала, что вы собрались уходить.
– Мне просто стало холодно.
– Неужели?
Анна почувствовала на своей руке прикосновение влажных пальцев и вся содрогнулась.
– Не хотите ли выпить со мной рюмочку?
– Давайте.
Анна позволила увлечь себя к столу, за которым Урибе колдовал над своими смесями.
– Я бы с радостью подружилась с вами, – проговорила Лола. – Как вы на это смотрите?
– Как вам угодно.
Они чокнулись. Из своего угла Урибе разглядывал девушек и указывал на них пальцем. Его глаза блестели.
– А я все вижу.
Лола выпила рюмку.
– Заткнись. Что ты в этом понимаешь!
Урибе поднес указательный палец к губам.
– Пароль Тон-Кики. Не говорите ничего.
Анна снова почувствовала прикосновение влажных пальцев.
– Пойдемте, дорогая. Я хочу, чтобы вы поздоровались с Мендосой.
Они вошли в его комнату. Агустин лежал ничком на кровати, невозмутимо посапывая трубкой. Он был в пижаме. Когда девушки вошли, он только немного подвинулся, уступая им место.
– Уже поздно, – сказала Лола. – Тебе пора начать одеваться.
– Что-то лень.
– Всегда у тебя какая-нибудь блажь. Вот я привела Анну, а остальное меня не касается.
– Привет, Анна, – холодно сказал Мендоса.
Голос Лолы звучал плаксиво.
– Разве можно так вести себя?
– Сейчас выйду.
– Так неприлично.
– Я накину халат.
Лола глубоко вздохнула. Она наклонилась к Анне.
– Хоть вы скажите, может, он вас послушает. Что бы я ему ни говорила, он все делает наоборот.
– Я? А что, по-вашему, я должна ему сказать?
Жалкий, умоляющий вид Лолы вызывал у Анны неприязнь.
– Я все слышу, – буркнул Мендоса.
Он теперь лежал на спине и нахально потягивался.
– А я и не думаю скрывать, – возразила Лола. – Я только хочу, чтобы ты вел себя благоразумно. Раз наприглашал людей, так и развлекай их.
– Не понимаю, какое я к этому имею отношение, – воскликнула Анна.
От Лолы несло винным перегаром, и Анну замутило. Она чувствовала себя, словно в западне. Ей казалось, что ее заставляют участвовать в заранее подготовленном спектакле. Анна порывисто встала, но Лола усадила ее на место.
– Пожалуйста, – попросила она, – подождите минуточку.
Агустин расстегнул пижаму и, позевывая, начал чесать волосатую грудь.
– Лола слишком любит театральщину. Ей нужна публика. Перед одним человеком она теряется. Вдобавок, не знаю, заметила ли ты, она здорово напилась.
Анна снова почувствовала тошнотворный запах винного перегара.
– Ну, что я говорила? Только и делает, что меня оскорбляет. Мало того, что он тряпка и сволочь. Он еще врет.
Мендоса многозначительно повертел пальцем у виска.
– Тебе, дорогая, совсем не идет роль обвинителя. Она тебя старит.
Он привстал с постели и завернулся в халат.
– Да. Совсем забыл. Я пригласил на праздник мальчика галисийца, который тебе очень нравится. Ты зря теряешь со мной время.
– Гадкий лгун.
Лола тоже встала и привлекла к себе Анну.
– Не обращайте на него внимания, – захныкала она. – Это все ложь.
Анна высвободилась из ее липких рук. Она чувствовала, как все внутри у нее ощетинилось, точно кактус.
– Пустите меня. Мне нет до этого никакого дела.
Анна хотела выйти из комнаты, но Лола задержала ее о дверях.
– Вы должны меня выслушать.
Лола обняла ее за талию и повела с собой. Они прошли через мастерскую, где было полно парочек, и направились в комнатку в конце коридора.
– Вы непременно должны меня выслушать, – повторила Лола. – Я имею право на это.
Из своего угла Урибе показал им язык. Вино снова ударило ему в голову. Он опять все видел в призрачном свете, но чувствовал себя приподнято, возбужденно. Все окликали его и улыбались. Хлопали по спине. «Славный я парень, ох, и славный же! Прямо мировой!» Ему казалось, что гости утвердительно кивают. «Все нуждаются во мне». Голова его кружилась от удовольствия, он словно скользил по намыленному скату.
– Танжерец!
– Привет, забулдыга.
– Мне надо поговорить с тобой.
– Лучше выпей рюмочку!
– Потом. Сначала поговорим.
Когда являлся Луис, всегда так получалось: он приказывал, Урибе подчинялся. Паэс пользовался слабохарактерностью Урибе в своих интересах. Например, он заявлял:
– Мне надо тридцать дуро.
У Урибе всегда водились деньги, но лишних никогда не было. А если Паэсу дать взаймы, обратно ни за что не получишь. И тем не менее Урибе не отказывал. Паэс смотрел насмешливо и непреклонно. Он умел идти прямо к цели.
– Они мне нужны, и ты мне их дашь. Я вижу, ты прямо умираешь от желания дать мне деньги.
И Урибе давал. Сам не зная почему, но давал. Луис тратил их на свои капризы, на женщин. И даже не благодарил Урибе. Напротив, он скорее презирал того, кто угождал ему. Но стоило Луису потребовать снова, и Урибе не в силах был отказать.
– Успокойся, я тебя не разорю.
Урибе расхохотался и вывернул все карманы пальто.
– У меня – ни монеты.
Паэс принес стул и уселся напротив приятеля.
– Штука совсем нехитрая. Дельце специально для тебя. Маленькая шалость.
Глаза Урибе заблестели:
– Ты серьезно?
– Еще никогда я не говорил так серьезно, как сейчас.
– О!..
Лицо его расплылось от неописуемого удовольствия. Дрожащей рукой он схватил бутылку и жадно припал к горлышку.
– А это дельце злодейское?
– Разумеется.
– Тогда говори.
С жадным любопытством Урибе приблизил свое лицо. Ему ужо было море по колено, и он очертя голову ринулся в лапы судьбы. Предложение Луиса словно было навеяно этой тяжкой атмосферой наигранного веселья. Несомненно, это и был ожидаемый Урибе сюрприз. Нечто злодейское и мизерное, мелкое и вкрадчивое. «Как ящерка, – подумал он, – как неведомая пташка». Он не ошибся.