— Добрый вечер, Марк, — произнес он, подойдя ближе. — Что бы вы думали, дружище? Я чуть было не подцепил Старушенцию!

— Не может быть! — воскликнул Марк с подобающим восторгом.

— Уверяю вас! Именно Старушенцию! Ниже моста, там, где она обычно прячется. Я даже видел ее…

И, тяжело дыша, по дороге к лужайке полковник довел до конца классический рассказ о том, как изумительно клевало, какая последовала титаническая борьба и как сорвалась блесна. Несмотря на озабоченность, Марк слушал его с интересом. Старушенция прославилась по всему Суивнингсу — то была гигантская и хитроумная рыбина, недостижимая приманка для каждого рыболова в округе.

— …так она и ушла, — закончил полковник, выпучив глаза и с улыбкой засматривая в глаза Марку в поисках сочувствия. — Ну и ну! Клянусь Богом, если бы я ее поймал, старина Финн меня бы прикончил.

— Вы все еще с ним воюете, сэр!

— Увы, воюю. Он, знаете ли, невыносим. Господи, да он все время обвиняет меня в том, что я захожу на его участок. Совсем рехнулся! Как ваш дедушка?

Марк ответил:

— Увы, ему все хуже и хуже. Мы ничего не можем сделать. Я пришел по его просьбе.

И он передал полковнику то, что было поручено.

— Я явлюсь без промедления, — сказал полковник. — Приеду на машине. Мне понадобится пара минут, чтобы привести себя в порядок. Поедем вместе?

Внезапно Марк почувствовал, что ему не под силу сегодня снова встречаться с Розой, и сказал, что отправится домой пешком и сообщит деду, что полковник вот-вот прибудет.

Минуту он постоял, вглядываясь в сумерках в сторону дома. Он увидел, как Роза, подобрав юбку, побежала через лужайку к отцу, который, бросив на землю корзину и удочку, снял шляпу и ждал ее, разведя в стороны руки, а лысая голова его поблескивала на солнце. Роза обняла его за шею и расцеловала. Рука об руку они направились к дому. Миссис Картаретт качалась в гамаке.

Марк повернулся и быстро пошел вниз, через Нижний мост.

Старушенция, с куском полковничьей блесны в зубах, мирно плескалась под мостом.

Сэр Гарольд Лакландер смотрел, как ходит по комнате сестра Кеттл. Марк дал ему какое-то лекарство, чтобы облегчить ужасные страдания, и в эту минуту старик, казалось, был полон ощущением собственной трагической значительности — бесспорным правом тяжелобольного. Сестра Кеттл нравилась ему больше дневной сиделки. Она ведь местная, из соседней деревни Чайнинг, и это ему было так же приятно, как и сознание того, что цветы, стоящие на столе, срезаны в нанспардонских теплицах.

Он понимал, что умирает. Внук ему этого не говорил, но он прочел весть о грядущей смерти в глазах мальчика и в том, как вели себя жена и сын. Семь лет назад сэр Гарольд впал в ярость, когда Марк решил стать врачом: еще бы — Лакландер, к тому же единственный внук! Он, как мог, мешал Марку. Но теперь он был рад, когда над ним склонялось лицо Лакландера и руки Лакландера делали то, что врачи считают необходимым. Он бы испытывал некоторое удовольствие от той значительности, которую придавала ему приближающаяся смерть, если бы его не мучила ужасная боль — боль ощущаемой им вины.

— Долго, — сказал сэр Гарольд.

Он старался говорить как можно меньше, словно, произнося каждое слово, растрачивал часть своего тающего капитала.

Сестра Кеттл подошла поближе, чтобы он мог видеть и слышать ее, и ответила:

— Доктор Марк сказал, что полковник вот-вот приедет. Он был на рыбалке.

— Доволен?

— Не знаю. Он сам вам расскажет.

— Старушенция?

— Ну, — ласково сказала сестра Кеттл, — Старушенцию так быстро не поймаешь.

С кровати раздался еле слышный старческий смешок, а за ним — озабоченный вздох. Сестра Кеттл пристально вгляделась в лицо, от которого за день, казалось, остались лишь кожа да кости.

— Все в порядке? — спросила она.

К ней повернулись лишенные блеска глаза.

— Бумаги! — произнес голос.

— Я нашла их там, где вы сказали. Они на столе.

— Сюда.

— Как вам будет угодно.

Сестра Кеттл скрылась в затененном углу спальни и вернулась с перевязанным и запечатанным пакетом, который и положила на ночной столик.

— Мемуары, — прошептал старик.

— Подумать только, — сказала сестра Кеттл, — сколько в них труда вложено! Приятно, наверное, быть писателем. Ну, а теперь отдохните немного.

Она склонилась над сэром Гарольдом. Он ответил ей тревожным взглядом. Она кивнула, улыбнулась и, отойдя в сторону, взяла иллюстрированную газету. Некоторое время в большой спальне слышалось только дыхание пациента да шорох переворачиваемых страниц.

Открылась дверь. Сложив руки за спиной, сестра Кеттл встала навстречу вошедшему Марку Лакландеру. За ним шел полковник Картаретт.

— Все в порядке, сестра? — негромко спросил Марк.

— Он плох, — прошептала она. — Беспокоен. Ждет полковника.

— Сначала я с ним поговорю.

Марк подошел к огромной кровати. Дед беспокойно смотрел на него, и Марк, взяв его за руку, сразу сказал:

— Вот и полковник, дедушка. Ты готов поговорить с ним?

— Да. Сейчас.

— Хорошо.

Марк держал руку на пульсе сэра Гарольда. Полковник Картаретт приосанился и подошел поближе.

— Здравствуйте, Картаретт, — сказал сэр Гарольд так звонко, что сестра Кеттл ахнула. — Хорошо, что пришли.

— Здравствуйте, сэр, — ответил полковник, который был на двадцать пять лет моложе старика. — Жаль, что вам так неможется. Марк передал, что вы хотите меня видеть.

— Да. — Сэр Гарольд перевел глаза на ночной столик. — Вот это. Возьмите сейчас.

— Это мемуары, — пояснил Марк.

— Вы хотите, чтобы я их прочел? — спросил, наклоняясь над кроватью, Картаретт.

— Если пожелаете.

Наступило молчание. Марк передал полковнику Картаретту пакет. Старик смотрел на него с мучительным интересом.

— Думаю, — сказал Марк, — дедушка хочет, что бы вы подготовили его мемуары к печати, сэр.

— Я… Ну, конечно, — произнес полковник чуть помешкав. — С радостью, если вы считаете, что я заслуживаю вашего доверия.

— Доверяю. Полностью. Полностью. И еще. Извини, Марк.

— Конечно, дедушка. Сестра, выйдем на минутку.

Сестра Кеттл вместе с Марком покинула комнату. Они остановились на темной площадке у подножия широкой лестницы.

— Не думаю, — проговорил Мерк, — что это продлится долго.

— Но как он взбодрился при виде полковника!

— Последнее усилие воли. А теперь, — сказал Марк, — он, я думаю, уйдет из жизни.

Сестра Кеттл кивнула:

— Странно, как люди цепляются за жизнь и как выпускают ее из рук…

Внизу в холле открылась дверь, и на лестнице стало светло. Марк глянул через перила и увидел тяжеловесную фигуру своей бабушки. Мелькнула ее рука, схватившаяся за перила. Леди Лакландер начала медленно подниматься по ступенькам. Он услышал ее тяжелое дыхание.

— Не спеши, не спеши! — сказал он.

Леди Лакландер остановилась и подняла голову.

— А! — молвила она. — Наш доктор!

Марк улыбкой ответил на насмешку.

Наконец бабушка поднялась по лестнице. За ее старым бархатным вечерним платьем волочился трен, а на обширной груди при каждом вздохе посверкивали нацепленные в беспорядке брильянты.

— Добрый вечер, Кеттл, — тяжело дыша, произнесла она. — Хорошо, что пришел помочь моему старику. Как он там, Марк? Морис Картаретт приехал? Что это вы здесь топчетесь?

— Полковник там, бабушка. Дедушка хотел поговорить с ним наедине, вот мы с сестрой и вышли.

— Небось опять какая-то история с этими чертовыми мемуарами! — раздраженно сказала леди Лакландер. — Коли так, мне там делать нечего.

— Надолго это не затянется.

На площадке стояло большое кресло в стиле Якова I. Марк подвинул его. Леди Лакландер уселась, вынула свои удивительно маленькие ножки из старых шлепанцев и критически их оглядела.

— Твой отец, — сказала она, — перед тем как заснуть в гостиной, пролепетал что-то в том духе, что хотел бы повидаться с Морисом. — Она грузно подвинулась к сестре Кеттл. — Так, а теперь, пока ваше дежурство не началось, голубушка, — сказала она, — не заставляйте меня утруждать мои распухшие ноги. Сбегайте в гостиную, растолкайте моего сонного сыночка, скажите ему, что полковник здесь. Да, и пусть вам дадут перекусить. Хорошо?