— Бог ты мой, Пако! — с непривычной эмоциональностью воскликнул отец своим глубоким голосом и покачал головой. — Она очень красива, я не спорю, но ты только взгляни на нее. Она похожа на переполошенного кролика. Разве это правильно, что ты привез ее сюда?

Пако густо покраснел, его глаза словно зажглись фиалковым цветом. Он знал, что его ждет выяснение отношений. И оказался прав — отец выказал свое неодобрение с первой же минуты.

— Папа, но что же тут удивительного? Она напугана, не знает языка и только что прошла экзамен, ведь все оценивали ее. Но я знаю, что главное — моя личная оценка. Я никому не позволю переубеждать меня.

Он решительно посмотрел на отца.

— Сынок, я знаю, что ты влюблен, но одной влюбленности для брака мало.

— Не надо так говорить, — с жаром сказал Пако. — Я женюсь на Анне, — добавил он тихо и твердо.

— Пако, она обычная провинциалка. Она никогда не бывала нигде, кроме Ирландии. Ты вырвал ее из привычного ей мира. Как ты думаешь, легко ей будет?

— Она справится, я помогу ей. Все помогут ей, и ты тоже, — горячо возразил Пако. — Ты прикажешь всем принять Анну.

— Этого мало. Мы живем в жестко регламентированном мире. Ее будут судить все кому не лень. Сколько красавиц есть в Аргентине, так почему тебе не выбрать одну из них? — Гектор поднял руки в волнении. — Твои братья сумели определиться, так почему же ты не захотел последовать их примеру?

— Я люблю Анну, потому что она отличается от всех остальных. Да, она неискушенная, она провинциальная, она не относится к нашему классу. Ну и что? Мне она нравится такой, какая есть. Ты тоже полюбишь ее, когда узнаешь ближе. Она немного расслабится, и все станет на свои места. Когда она избавится от страха, ты поймешь, что привлекло меня в ней.

Пако не отводил взгляда от отца. Когда он говорил об Анне, его голос смягчился. Гектор, упрямо выставив подбородок, медленно покачал головой, а потом шумно выдохнул. Он выдержал взгляд сына.

— Хорошо, — согласился он. — Я не могу стоять у тебя на пути. Но, надеюсь, этот брак не станет ошибкой, в чем я лично сомневаюсь.

— Давай дадим ей время, папа, — сказал Пако, благодарный отцу за то, что он отступил.

Ни разу до этого отец Пако не менял своего мнения.

— Ты мужчина, поэтому сам должен принимать решения, — отрезал Гектор. — Это твоя жизнь, и я надеюсь, что окажусь не прав.

— Так и будет. Я знаю, чего хочу, — произнес Пако.

Гектор кивнул и обнял сына, поцеловав его в щеку — так в их семье обычно завершался спор.

— Давай присоединимся к остальным, — сказал Гектор, и они направились к двери.

Анна немедленно прониклась симпатией к Чиките и Мигелю, которые тепло приняли ее как нового члена семьи.

— Не волнуйся о Валерии, — успокоила Анну Чикита, показывая ей поместье. — Она полюбит тебя, когда узнает получше. Все надеялись, что Пако женится на аргентинке. Понимаешь, никто не ожидал такого поворота событий. Пако объявляет о своем намерении жениться, а никто даже не знает его невесты. Все со временем устроится.

Чикита показала Анне ranchos — несколько стоящих рядом белых домиков, которые занимали гаучо, поле для игры в гольф. С приходом лета оно оживало, мальчики занимались исключительно игрой, а если не играли, то говорили об игре. Чикита привела ее на теннисный корт, устроенный посреди широких равнин в окружении эвкалиптовых деревьев. С искусственного холма открывался вид на большое поле, где, задумчиво жуя траву, паслись коричневые коровки.

С Чикитой Анна начала вскоре заниматься испанским. Чикита постаралась объяснить ей грамматическую разницу между испанским, который можно услышать в Европе (а именно этот вариант Анна изучала в Лондоне), и испанским, принятым в Аргентине. Она терпеливо слушала Анну и поправляла ее, когда та, запинаясь от волнения, допускала ошибки.

В течение недели Анна и Пако жили в Буэнос-Айресе с его родителями. Хотя поначалу совместные обеды проходили в напряженной обстановке, по мере того, как испанский Анны совершенствовался, налаживались и ее отношения с Гектором и Марией-Еленой. В первые месяцы после помолвки Анна держала все свои страхи при себе, чувствуя, что Пако хотел бы, чтобы она сама попыталась прижиться в новом для себя окружении. Он начал работать в компании отца, Анна же учила в течение дня язык и историю искусства. Она со страхом ждала наступления выходных, так как в эти дни вся семья собиралась вместе. Больше всего она боялась Валерию, которая вела себя открыто враждебно.

При Валерии Анна ощущала себя никчемной. В своих безупречных летних платьях, с длинными темными волосами и аристократичными чертами, Валерия выглядела рядом с Анной просто королевой. Анна всякий раз замирала, когда Валерия с подругами усаживалась у бассейна, так как знала, что они будут обсуждать ее. Они лениво курили и наблюдали за ней, как стая пантер, которые следят за несчастным олененком, скаля зубы каждый раз, когда жертва совершала очередной промах. Анна с горечью вспомнила, как относились к ней ее кузены в Ирландии. Но в Гленгариффе она хотя бы могла убежать в горы — здесь же все было чужим. Анна не могла пожаловаться Пако, потому что не хотела, чтобы он счел ее слабой и никудышной. Она не хотела перекладывать свои проблемы на Чикиту, которая стала для нее настоящей подругой и союзницей. Ей было не привыкать, потому что отец научил ее скрывать свои слабости от окружающих, чтобы не давать им в руки оружие против себя. В этом случае он точно оказался бы прав. Она ни при каких обстоятельствах не намерена была радовать их своими поражениями.

— Она не лучше Евы Перон! — сердито сказала Валерия, когда Нико обвинил ее в недружелюбии. — Выскочка, которая благодаря замужеству пытается вскарабкаться по социальной лестнице. Неужели ты не видишь этого?

— Я вижу, что она любит Пако, — возразил Нико, защищая выбор брата.

— Какими же глупцами оказываются мужчины, когда дело касается женщин! Вот Гектор и Мария-Елена понимают, в чем дело, я в этом уверена, — настаивала она.

В это время Перон был на вершине власти. Заручившись поддержкой военных, он контролировал прессу, радио и все социальные институты. Никто не смел отойти от линии партии. Перон полностью подчинил себе волю масс и был очень популярен у народа. Утверждая на словах необходимость демократии, он на деле правил железной рукой, опираясь исключительно на вооруженные силы. Для инакомыслящих не строили концентрационных лагерей, а иностранным журналистам не был закрыт въезд в страну, но в самом воздухе, казалось, витал страх, насаждаемый Пероном — новым властителем Аргентины. Ева, которую миллионы поддерживающих ее людей называли Эвитой, использовала свое влияние, чтобы прослыть этаким Робином Гудом. Ее приемную осаждали тысячи просителей, и она одним взмахом волшебной палочки одаривала их то работой, то домом, то хорошей пенсией. Она считала своей миссией избавлять людей от нищеты, о которой знала не понаслышке, и с превеликим удовольствием отнимала нажитое у богачей, чтобы отдать «безрубашечным» (слово, придуманное самим Пероном для обозначения самых обездоленных). Многие богатые семейства, боясь, что автократия Перона приведет к установлению в стране коммунистического режима, поспешно покидали родину.

— Да, — злобно произнесла Валерия, — Анна очень похожа на Еву Перон. Амбициозная, честолюбивая, она выбрала вашу семью, чтобы достичь своих целей, и вы, похоже, станете для нее отличным трамплином.

Нико почесал затылок: он считал этот спор настолько смешным, что не стал опускаться до обсуждения подобных нелепых обвинений.

— Надо дать девушке шанс, — сказал он. — Поставь себя на ее место, и тогда, уверен, ты отнесешься к ней с большей добротой.

Валерия прикусила губу, раздумывая, почему мужчины оказываются безнадежными простаками, как только дело касается красивой женщины. Совсем как Хуан Перон.

Поворотный момент наступил однажды днем, когда вся семья, нежась под солнечными лучами, расположилась у бассейна, попивая фруктовые соки, принесенные из дома Гектора горничными в голубых униформах. Анна сидела с Марией-Еленой и Чикитой в тени, а один из друзей Мигеля, Диего Браун, очарованный кельтской красотой Анны, флиртовал с ней на глазах у всех.