– Я плохо одет.

– Неважно. Какая разница, никто и слова не скажет. Мы, ведь…

– Знаю, знаю. Мы, молдаване, добрый народ.

– Ну, согласен?

– Да вроде как.

– Тогда вставай, – толстячок неожиданно посуровел, – и сбегай в церковь за дорожками. Да побыстрее! Пошевеливайся.

– Эк ты поменялся, – крякнул Мунтяну, – шустрый какой.

– Еще бы, – приосанился толстячок, – я ведь теперь твой работодатель.

– Пошел к черту, – беззлобно сказал Мунтяну, и снова вытянулся на ступенях.

Вдалеке показался лейтенант Петреску, шедший на службу. Приветственно помахав ему, Мунтяну, не обращая внимания на ругательства толстяка, положил под голову руку, и приготовился спать.

– Ну, скотина наглая, – угрожающе сказал толстяк, закатывая рукава, – сейчас я тебя бить буду.

– Боюсь, не справишься, – сонно ответил Мунтяну.

– Справлюсь. Потом еще и полицию вызову.

– Вызывай, – спокойно ответил Мунтяну.

Толстячок задумался. Если бомж так спокоен и уверен в себе, дело нечисто. Толстячку и в голову не приходило, что человек может быть спокоен, и уверен в себе просто потому, что он спокоен и уверен в себе. Если человек такой, значит, тут дело нечисто. Задумавшись над этим, устроитель свадьбы сам побежал в церковь за дорожками.

– Встал бы ты все-таки, – сказал Мунтяну тощий мужчина в порванных спортивных штанах, – а то разозлятся, будут венчаться в другой церкви, и нам ничего не достанется.

– Вам, – спросил Мунтяну, – это кому?

– Нам, людям.

Мунтяну сел, и оглянулся. На территории Собора действительно копошились бомжи. Человек семь.

– А что, они вам много дают? – поинтересовался Мунтяну, протирая глаза.

– Денег нет, а еды – навалом. Мы за счет этого и живем, – пояснил бомж, с любопытством глядя на Мунтяну, и спросил, – ты кто, и откуда?

– Вообще-то, – решил вдруг быть откровенным Мунтяну, – я старший лейтенант Службы Информации и Безопасности.

– Это еще что за служба такая?

– Ну, наследница КГБ.

– А что, – удивился бомж, – КГБ уже нет?

– Ты с какого света явился? – поразился Мунтяну, – КГБ уже четырнадцать лет нет.

– То есть, как это нет? – тупо спросил бомж, – Ну, и кто теперь за порядок в стране отвечает?

– Ну, СИБ и отвечает.

– А почему КГБ нет?

– Так страны нет, вот КГБ не стало.

– Как страны нет? – засмеялся бомж, и понял. – Да ты меня разыгрываешь, добрый человек. Как это страны нет, если ты есть, я есть, город есть. Все, как было, так и осталось.

– Ну ты и темный, – присвистнул Мунтяну, – неужто ты не слышал, что СССР развалился? Это же четырнадцать лет назад было!

– Как развалился?!

– Ты что, по новым деньгам не понял?

– Откуда мне знать?! – разволновался бомж. – Деньги, как деньги. Думал, их просто так поменяли.

– А флаги? – иронически поинтересовался Мунтяну. – Их тоже просто так поменяли?

– Я на флаги не смотрю. Они обычно на стенах висят, а там ни пустой бутылки, ни пакета с едой, ничего не найдешь.

– Ну, а в небо-то ты смотришь? – патетически спросил Мунтяну.

В то же время старший лейтенант вынужден был, – пусть и про себя, – признать, что выглядит нелепо. Сам почти бомж, опустившийся, пьяница, издевается над несчастным человеком… Мунтяну вдруг даже прослезился, что было, без сомнения, одним из признаков катастрофически быстро надвигавшегося на него алкоголизма.

– Знаешь… Как тебя зовут?

– Григорий.

– Знаешь, Григорий, я, пожалуй, не сказал тебе всей правды.

– Да, я тоже так решил, – признался Григорий. – По-моему, ты не старший лейтенант государственной безопасности.

– А кто же? – удивился Мунтяну.

– Я думаю, ты – сержант государственной безопасности, – шепотом сказал бомж.

– Нет, Григорий, – покаянно вздохнул Мунтяну, – я действительно старший лейтенант государственной безопасности, просто спившийся и потерявший надежду добиться чего-то в этом мире.

– Эка невидаль, – успокоил его Григорий, – а чего бы ты хотел добиться? Двухкомнатной квартиры в стареньком доме, подержанного автомобиля, и возможности венчать свою глупую беременную дочку в Кафедральном Соборе? Это, по-твоему, значит чего-то добиться в жизни?

– Да ты, я погляжу, – улыбнулся сквозь слезы Мунтяну, – философ.

– В общем, да. Даже преподавал в институте, – гордо признался Григорий, – но мне это надоело, и я стал асоциальной личностью.

– Трудно ей быть? – с надеждой спросил Мунтяну.

– Очень, – разочаровал его Григорий, – очень легко. Думаю, тебе понравится.

– Нет, – повесил голову Мунтяну, – я не могу. По крайней мере, до тех пор, пока не выполню свое последнее задание. Я должен следить за одним лейтенантом полиции. Петреску его фамилия.

– А тебе очень хочется за ним следить?

– Вообще-то нет. Человек он, кажется, симпатичный, да и сил гоняться за ним по городу у меня нет. Он ведь молодой. Сегодня дома, завтра в гостях у девушки, через час – гулять пошел, потом – работать. А у меня артрит, и, кажется, алкоголизм.

– Знаешь, практически все чекисты, которые к нам, бомжам попадают, – поделился секретом Григорий, – очень зависимы от алкоголя. Но это ничего. Мы поможем тебе справиться. И с лейтенантом твоим разберемся. А сейчас вставай со ступенек, и пошли поможем ребятам поцыганить на свадьбе.

Взявшись за руки, новоиспеченные друзья пошли к ограде Кафедрального Собора. Когда они приблизились к бомжам, Григорий остановил Мунтяну поодаль, подошел к собравшимся, и поднял руку.

– Важные вести, – взволнованно крикнул он.

Бомжи, привлеченные необычным поведением вожака, подошли к Григорию поближе. Когда собрались все, Григорий от волнения заговорил как герой «Одесских рассказов»:

– Люди. Бомжи! Я имею сказать вам новость, которая перевернет ваши сердца, и всю вашу жизнь.

Из толпы раздались голоса:

– Стеклянные бутылки отменяют?

– Теплотрассу у аэропорта наконец-то починят?

– У собак туберкулез, и их нельзя больше есть?

– Маринка с базара подцепила триппер?

Видно было, что люди волновались. Григорий переждал минуту, потом вновь поднял руку:

– Все, что вы сказали, это тьфу! – демонстративно плюнул он. – Бомжи, я имею сказать настоящую новость. Бомжи, мы живем вовсе не в Советском Союзе. Вы, оказывается – граждане независимого и суверенного государства Молдавия!

Несколько минут люди, ошеломленные, молчали. Наконец, один из мужчин сорвал с головы женскую соломенную панамку и завопил, что есть мочи:

– Виват!!!

– Ну, скажи. Скажи. Ну, пожалуйса! Давай!

Сергей, отдуваясь, лежал на диване, держа руку на лбу Натальи.

– Говори, давай!

– Ну, хорошо, – улыбнулся он. – Блядь.

– Нет, – капризно скривила губы она, – жестче. Ты – блядь. Давай.

– Ты – блядь.

– Петреску, – вздохнула она, – у тебя получается без души. Как будто, «ты – в форме». Или «ты – на туфлях с высоким каблуком».

– А что, – задумался Петреску, – ты и в самом деле в туфлях на высоком каблуке пришла?

– Бог мой, – застонала Наталья, – трахаешься ты хорошо, а вот с оформлением… Да еще и тугодум.

– Какой есть, – обиделся лейтенант.

– Так вот, – она освободилась от его объятий, – пришла я действительно в туфлях на высоком каблуке. Сейчас вот отдохнем, я их надену, а ты – свой несчастный – разнесчастный китель, и снова будем трахаться.

– Китель не надену, – смеялся лейтенант, – я в нем себя буду чувствовать, как на планерке у начальства.

– Ох, Петреску…

– Не называй меня по фамилии, ладно?

– Ладно, лейтенант. Убери с меня ногу. Тяжелая.

«Какая есть», чуть было не сказал Сергей, но вовремя сдержался. Беседуя с ней, он всегда чувствовал себя в проигрыше. Не так, как в постели. Отдавалась она умело и самозабвенно. Для лейтенанта, считавшего до сих пор самым извращенным моментом своей половой жизни тот день, когда одна из его подружек напялила перед сексом чулки в крупную сетку (ты понимаешь, зачем в крупную? – мурлыкала она) Наталья стала просто ошеломляющим открытием.